Беатриса - де Бальзак Оноре. Страница 79

Каллист тем временем не постеснялся распахнуть окошко и заметил своего соперника.

— Кто это приезжал? — спросил он.

— Не знаю, Антуан еще внизу.

— Это Ла Пальферин...

— Возможно, что и он.

— Ты в него влюблена, вот почему я тебе прискучил... Я его видел!

— Каким образом?

— В окно...

Беатриса как подкошенная упала на диван. Чтобы развязать себе руки, она пошла на уступки и объявила, что откладывает отъезд только на неделю для окончания неотложных дел, но себе поклялась не принимать больше Каллиста, если ей удастся успокоить Ла Пальферина. Страшна эта жгучая тоска, эти темные расчеты, являющиеся уделом людей, сбившихся с пути, по которому движется социальная жизнь.

Когда Беатриса осталась одна, она почувствовала себя такой несчастной, такой униженной, что слегла в постель, — она и в самом деле заболела; противоречивые чувства рвали на части ее сердце, ей показалось, что она умирает, и она велела позвать врача, но в то же время послала Ла Пальферину следующее письмо, в котором с какой-то яростью мстила Каллисту:

«Друг мой, приезжайте ко мне, я в отчаянии. Антуан отказал Вам в тот момент, когда Ваше появление могло положить конец самому страшному кошмару моей жизни; Вы могли освободить меня от человека, которого я ненавижу и с которым, надеюсь, никогда больше не встречусь. Я люблю и буду любить только Вас одного, хотя и знаю, что, к несчастью, не нравлюсь Вам так, как мне того бы хотелось...»

Засим следовало еще четыре страницы. Письмо заканчивалось восторженными излияниями, слишком поэтическими, чтобы их можно было привести здесь, а последние строчки бесповоротно скомпрометировали обезумевшую женщину: «Я вся в твоей власти! Ах, я не остановлюсь ни перед чем, лишь бы доказать тебе, как ты любим». И она подписалась полным именем, чего никогда еще не делала ни для Каллиста, ни для Конти.

На следующий день, когда юный граф явился к маркизе, она принимала ванну. Антуан попросил гостя подождать. Теперь уже Ла Пальферин распорядился отказать Каллисту, который с сердцем, жаждавшим любви, примчался пораньше к Беатрисе, и Шарль-Эдуард смотрел из окна, как несчастный дю Геник в отчаянии садится в карету.

— Ах, Шарль, — воскликнула маркиза, входя в гостиную, — вы погубили меня!

— Я это знаю, сударыня, — спокойно ответил Ла Пальферин. — Вы клялись, что любите только меня, вы даже выразили желание вручить мне письмо, где вы изложили бы причины, побудившие вас к самоубийству, дабы в случае неверности я мог вас отравить, не боясь людского правосудия, как будто людям незаурядным требуется яд, чтобы отомстить. Вы написали мне: «Я не остановлюсь ни перед чем, лишь бы доказать тебе, как ты любим!..» Не находите ли вы, что эти слова противоречат вашему восклицанию: «Вы погубили меня!» Теперь я узнаю, хватит ли у вас мужества порвать с Каллистом...

— Ну что ж, ты отомстил ему заранее, — воскликнула Беатриса, бросаясь графу на шею. — И отныне мы с тобой связаны навек...

— Сударыня, — холодно ответил принц богемы, — если вы желаете принимать меня в качестве друга, я к вашим услугам, но при условии...

— Условии?

— Да, и вот при каком. Вы помиритесь с господином де Рошфидом, вы вернете себе прежнее положение, вы переедете в ваш прекрасный особняк на улице д'Анжу, вы будете там одной из королев Парижа; и вам это удастся, если вы заставите Рошфида заняться политикой и если вы сумеете повести свои дела так же искусно и настойчиво, как госпожа д'Эспар. Вот положение, какого я желаю для женщины, удостоенной моего внимания...

— Но вы забываете, что для этого необходимо согласие господина де Рошфида.

— Дорогое дитя мое, — ответил Ла Пальферин, — он подготовлен, я дал ему честное слово, что вы стоите в тысячу раз больше, чем все Орели из квартала Сен-Жорж, и теперь моя честь в ваших руках.

В течение недели Каллист каждый день являлся к Беатрисе и всякий раз выслушивал отказ Антуана, который с печальной миной сообщал: «Маркиза опасно больны». Тогда Каллист мчался к Ла Пальферину, но его лакей заявлял: «Граф уехали на охоту». И каждый раз бретонец оставлял Ла Пальферину письмо.

На девятый день Каллист получил от Ла Пальферина приглашение явиться для переговоров и застал у него Максима де Трай, — очевидно, юный авантюрист решил сделать своего наставника свидетелем этой сцены с целью показать, каких успехов он достиг.

— Послушайте, барон, — спокойно начал Шарль-Эдуард, — вот шесть писем, которые я имел честь от вас получить; они целы и даже не распечатаны, я и так знал их содержание, знал, что вы повсюду ищете меня с того самого дня, как я из окна увидел вас у дверей известного вам дома, у которого накануне вы из того же окна видели меня стоящим у дверей. Я решил, что моя обязанность игнорировать ваше непристойное и вызывающее поведение. Между нами говоря, вы человек слишком хорошего вкуса, чтобы таить злобу против женщины, которая разлюбила вас. Смею вас заверить, что вы становитесь на ложный путь, — никогда не пытайтесь вернуть себе расположение женщины, затеяв ссору с более счастливым соперником. Но в нынешних обстоятельствах ваши письма ко мне страдают одним коренным пороком, — они «недействительны», как говорят адвокаты. Вы человек здравомыслящий и не можете пенять на мужа, который решил вернуть себе жену. Господин де Рошфид понял, что маркиза очутилась в положении, ее недостойном. Вы не застанете больше госпожу де Рошфид на улице Шартр; через полгода, следующей зимой, можете посетить ее в особняке Рошфидов. Вы слишком опрометчиво вторглись в отношения супругов в тот момент, когда они пошли на примирение, которому вы сами же способствовали, допустив унизительную сцену в Итальянской опере. При выходе из театра Беатриса, которой я еще до того передавал дружественные предложения ее мужа, усадила меня в свою карету, и первые слова ее были: «Разыщите поскорее Артура».

— О, боже мой!.. — воскликнул Каллист. — Она права, я не проявил достаточно преданности...

— К сожалению, сударь, несчастный Артур жил с одной из этих ужасных женщин, с некоей Шонтц, которая уже давно понимала, что он вот-вот ее покинет. Надеясь на болезненное состояние Беатрисы, госпожа Шонтц рассчитывала стать в один прекрасный день маркизой де Рошфид. Вообразите же ее ярость, когда она увидела, что эти мечты рухнули; понятно, она захотела отомстить и мужу и жене! Подобные женщины, сударь, способны выколоть себе глаз, лишь бы выколоть оба глаза своему врагу, а Шонтц, которая сейчас, должно быть, уже за пределами Парижа, выколола бы целых три пары глаз!.. А если бы я имел неосторожность полюбить Беатрису, эта женщина выколола бы четыре пары глаз. Вам следовало бы своевременно понять, что вы нуждаетесь в окулисте...

Максим не мог удержать улыбки, следя за переменами в лице Каллиста: уразумев свое положение, он весь залился краской, а потом вдруг побледнел как мертвец.

— А знаете ли вы, барон, что эта гнусная женщина вышла замуж за человека, который обещался помочь ей в ее мстительных замыслах?.. О, женщины!.. Теперь, надеюсь, вы поймете, почему Беатриса удалилась с Артуром на несколько месяцев в Ножан-Сюр-Марн; там у них очаровательный домик, и там они окончательно прозреют. Тем временем особняк Рошфидов отделают заново, и Беатриса будет жить в княжеской роскоши. Когда искренне любишь такую благородную, такую незаурядную, такую очаровательную женщину, жертву супружеской любви, — обязанность тех, кто ее обожает, подобно вам, и уважает, подобно мне, остаться ее другом, и только другом, в тот решительный час, когда она нашла в себе мужество вернуться к своим священным обязанностям... Надеюсь, вы извините меня, что я попросил графа де Трай быть свидетелем нашего объяснения, но для меня крайне важно внести полную ясность в эту историю. Кстати, хочу сообщить вам, что я восхищаюсь незаурядным умом госпожи де Рошфид, но как женщина она мне решительно не нравится.

— Вот как кончаются самые прекрасные наши мечты, наша небесная любовь! — воскликнул Каллист, которого ошеломил этот поток разочаровывающих открытий.