Энциклопедический словарь (Г-Д) - Брокгауз Ф. А.. Страница 20
Гаршин (Всеволод Михайлович)
Гаршин (Всеволод Михайлович) — один из наиболее выдающихся писателей литературного поколения семидесятых годов. Род. 2 февр. 1856 г. в Бахмутском уезде, в старой дворянской семье. Детство его было не богато отрадными впечатлениями; в его восприимчивой душе, на почве наследственности, очень рано стал развиваться безнадежно мрачный взгляд на жизнь. Немало этому содействовало и необыкновенно раннее умственное развитие. Семи лет он прочел «Собор Париж. Богоматери» Виктора Гюго, и перечитав его 20 лет спустя, не нашел в нем ничего для себя нового. 8 и 9 лет он зачитывался «Современником». В 1864 г. Г. поступил в 7 спб. гимназию (теперь первое реальное учил.) и по окончании в ней курса, в 1874 г., поступил в горный институт. В 1876 г., он совсем уже собрался отправиться добровольцем в Сербию, но его не пустили, потому что он был призывного возраста. 12 апреля 1877 г. Г. сидел с товарищем и готовился к экзамену из химии, когда принесли манифест о войне. В ту же минуту записки были брошены, Г. побежал в институт подавать просьбу об увольнении, а чрез несколько недель он уже был в Кишиневе, вольноопределяющимся Волховского полка. В сражении 11 августа под Аясларом, как гласила официальная реляция, «рядовой из вольноопределяющихся В. Гаршин примером личной храбрости увлек вперед товарищей в атаку, во время чего и ранен в ногу». Рана была неопасная, но в дальнейших военных действиях Г. уже участия не принимал. Произведенный в офицеры, он вскоре вышел в отставку, с полгода пробыл вольнослушателем филологического факультета петербургского университета, а затем всецело отдался литературной деятельности, которую, незадолго до того, начал с блестящим успехом. Еще до своей раны, он написал военный рассказ «Четыре дня», напечатанный в октябрьской книжке «Отечественных Записок» 1877 г. и сразу обративший на себя всеобщее внимание. Последовавшие за «Четырьмя днями» небольшие рассказы:"Происшествие", «Трус», «Встреча», «Художники» (также в «Отеч. Зап.») укрепили известность молодого писателя и сулили ему светлую будущность. Душа его, однако, все более и более омрачалась и в начале 1880 г. появились серьезные признаки психического расстройства, которому он подвергался еще до окончания гимназического курса.
Сперва оно выражалось в таких проявлениях, что трудно было определить, где кончается высокий строй души и где начинается безумие. Так, тотчас после назначения гр. Лорис-Меликова начальником верховной распорядительной комиссии, Гаршин отправился к нему поздно вечером и не без труда добился свидания с ним. Во время разговора, продолжавшегося более часу, Гаршин делал весьма опасные признания и давал весьма смелые советы всех помиловать и простить. Лорис-Меликов отнеся к нему чрезвычайно ласково, с такими же проектами всепрощения Г. поехал в Москву к обер-полициймейстеру Козлову, затем отправился в Тулу и пешком пошел в Ясную Поляну к Льву Толстому, с которым провел целую ночь в восторженных мечтаниях о том, как устроить счастье всего человечества. Но затем душевное его расстройство приняло такие формы, что родным пришлось поместить его в харьковскую психиатр. клинику. Пробыв в ней некоторое время, Г. поехал в херсонскую деревню дяди по матери, оставался там 1,5 года и, совершенно выздоровевши, в конце 1882 г. приехал в Петербург. Чтобы иметь определенный нелитературный заработок, он поступил в контору Аноловской бумажной фабрики, а затем получил место в общем съезде русских железных дорог. Тогда же он женился и чувствовал себя вообще хорошо, хотя по временам у него и бывали периоды глубокой, беспричинной тоски. В начале 1887 г. показались угрожающие симптомы, болезнь развилась быстро, и 19 марта 1888 г. Г. бросился с площадки 4 этажа в просвет лестницы и 24 марта умер. Выражением глубокой горести, вызванной безвременною кончиною Г., явились два сборника, посвященных его памяти: «Красный Цветок» (СПб., 1889, под ред. М. Н. Альбова, К. С. Баранцевича и В. С. Лихачева) и «Памяти В. М. Гаршина» (СПб., 1889, под ред. Я. В. Абрамова, П. О. Морозова и А. Н. Плещеева), в составлении и иллюстрировании которых приняли участие наши лучшие литературные и художественные силы.
В чрезвычайно-субъективном творчестве Г. с необыкновенною яркостью отразился тот глубокий душевный разлад, который составляет самую характерную черту литературного поколения 70-х годов и отличает его как от прямолинейного поколения 60-х годов, так в от поколения новейшего, мало заботящегося об идеалах и руководящих принципах жизни. По основному складу своей души Гаршин был натура необыкновенно гуманная и первое же его художественное создание — «Четыре дня» — отразило именно эту сторону его духовного существа. Если он сам пошел на войну, то исключительно потому, что ему казалось постыдным не принять участия в освобождении братьев, изнывавших под турецким игом. Но для него достаточно было первого же знакомства с действительной обстановкой войны, чтобы понять весь ужас истребления человеком человека. К «Четырем дням» примыкает «Трус» — такой же глубоко-прочувствованный протест против войны. Что в этом протесте не было ничего общего с шаблонною гуманностью, что это был крик души, а не тенденция в угоду тому лагерю, к которому примкнул Г., можно видеть из самой крупной «военной» вещи Г. — «Из записок рядового Иванова» (превосходная сцена смотра). Все, что писал Г., было как бы отрывками из его собственного дневника: он не хотел пожертвовать в угоду чему бы то ни было ни одним чувством, которое свободно возникло в его душе. Искренняя гуманность сказалась и в рассказе. «Происшествие», где, без всякой сентиментальности, он сумел отыскать человеческую душу на крайней ступени нравственного падения.
Рядом с все проникающим чувством гуманности, в творчество Гаршина, как и в нем самом, жила и глубокая потребность в деятельной борьбе со злом. На этом фоне создался один из наиболее известных его рассказов: «Художники». Сам изящный художник слова и тонкий ценитель искусства, Г. в лице художника Рябинина показал, что нравственно-чуткий человек не может спокойно предаваться эстетическому восторгу творчества, когда кругом так много страданий. Всего поэтичнее жажда истребить неправду мира сказалась в удивительно гармоничной сказке «Красный цветок», сказке полубиографической, потому что и Г., в припадке безумия, мечтал сразу уничтожить все зло, существующее на земле. Но безнадежный меланхолик по всему складу своего духовного и физического существа, Г. не верил ни в торжество добра, ни в то, что победа над злом может доставить душевное равновесие, а тем более счастье. Даже в почти юмористической сказке «То чего не было» рассуждения веселой компании насекомых, собравшихся на лужайки потолковать о целях и стремлениях жизни, кончаются тем, что приходить кучер и сапогом раздавливает всех участников беседы. Рябинин из «Художников», бросивших искусство, «не процвел» и пошедши в народные учителя. И это не из-за так называемых «независящих обстоятельств», а потому, что интересы личности в конце концов тоже священны. В чарующе-поэтической сказке «Attalea princeps» пальма, достигнув цели стремлений в выбившись на «свободу», со скорбным удивлением спрашивает: «и только-то»?
Художественные силы Г., его уменье живописать ярко в выразительно, очень значительны. Немного он написал — около десятка небольших рассказов, но они дают ему место в ряду мастеров русской прозы. Лучшие его страницы в одно в то же время полны щемящей поэзии и такого глубокого реализма, что напр. в психиатрии «Красный Цветок» считается клиническою картиною, до мельчайших подробностей соответствующей действительности. Написанное Г. собрано в трех небольших «книжках» (СПб., 1882 и позже). Все они выдержали по несколько изданий. Большим успехом пользуются повести Г. и в многочисленных переводах на нем" франц., англ. и др языки.
С. Венгеров.
Гассенди
Гассенди или Гассенд (Pierre Gassendi) — французский философ (1592 — 1655): был преподавателем риторики в Дине, потом профессором философии в Э (Aix, в Провансе). Курс свой он располагал таким образом, что сначала излагал учение Аристотеля, а потом показывал его ошибочность. Открытия Коперника и сочинения Джордано Бруно, а также чтение сочинений Петра Рамуса и Людовика Вивеса окончательно убедили Г. в непригодности аристотелевской физики и астрономии. Плодом его занятий было скептическое сочинение: «Exercitationes paradoxicae adversus Aristoteleos» (Гренобль, 1627). От окончания этого сочинения он должен был отказаться: нападать на Аристотеля и защищать Коперника было в то время небезопасно, как это доказала участь Этьена Долэ, Бруно и др. Еще раньше издания своей книги Гассенди оставил кафедру и жил то в Дине, где был каноником кафедрального собора, то в Париже, откуда совершил поездку в Бельгию и Голландию. Во время этой поездки он познакомился с Гоббесом и издал (1631) разбор мистического учения розенкрейцера Роберта Флудда («Epistolica dissertatio in qua praecipua principia philosophiae R. Fluddi deteguntur»). Позже он написал критически разбор Декартовских размышлений («Disquisitio adversus Cartesium»), поведший к оживленной полемики между обоими философами. Г. был одним из немногих ученых XVII века, интересовавшихся историей науки. Благодаря изучению Эпикура окончательно сложилось мировоззрение Г., которое он изложил в «Syntagma philosophicum», вышедшем уже после смерти автора. В 1645 г. Г. занял кафедру математики в College royal de France. В последние годы жизни он издал две работы об Эпикуре «De vita, moribus et doctrina Epicuri libri octo» (1647) и «Syntagma philosophiae Epicuri» (1649), биографии Коперника и Тихо де-Браге, историю церкви в Дине. Г. обладал большим полемическим дарованием: он умел отдать должное противнику, ясно и точно излагал его теорию, наконец делал весьма тонкие и веские замечания. Полемика его с Декартом считается образцовой. Философская система Г., изложенная в его «Syntagma philosophicum», есть результат его исторических исследований. Эти исследования привели его (как позднее Лейбница) к тому выводу, что мнения различных философов, считающиеся совершенно несходными, часто различаются только по форме. Чаще всего Г. склоняется на сторону Эпикура, расходясь с ним только в вопросах теологических. Относительно возможности познать истину он держится середины между скептиками и догматиками. Посредством разума мы можем познать не только видимости, но и самую сущность вещей; нельзя отрицать, однако, что есть тайны, недоступные уму человеческому. Г. подразделяет философию на физику, предмет которой — исследовать истинное значение вещей, и этику — науку быть счастливым и поступать согласно с добродетелью. Введением к ним служит логика, которая есть искусство правильно представлять (идея), правильно судить (предложение), правильно умозаключать (силлогизм) и правильно располагать выводы (метод). В физике своей Г. стоит близко к динамистическому атомизму современных ученых. Все явления природы совершаются в пространстве и времени. Это суть «вещей в своем роде», характеризующиеся отсутствием положительных атрибутов. Как пространство, так и время могут быть измерены только в связи с телами: первое измеряется объемом, второе — движением тел. Материю Г. представляет состоящею из множества мельчайших компактных эластичных атомов; разделенных друг от друга пустым пространством, не заключающих в себе пустоты и потому неделимых физически, но измеримых. Число атомов и их форм конечно и постоянно (поэтому количество материи постоянно), но число форм меньше числа атомов. Г. не признает за атомами вторичных свойств, как-то запаха, вкуса и друг. Различие атомов (кроме формы) заключается в различии их главного свойства — веса или прирожденного им стремления к движению. Группируясь, они образуют все тела вселенной в являются, следовательно, причиной не только качеств тел, но я их движения; ими обусловливаются все силы природы. Так как атомы не рождаются и не исчезают, то и количество живой силы в природе остается неизменным. Когда тело в покое, сила не исчезает, а только пребывает связанною, а когда оно приходить в движение, сила не рождается, а только освобождается. Действия на расстоянии не существует, и если одно тело притягивает другое, не соприкасаясь с ним, то это можно объяснить так, что от первого исходят потоки атомов, которые соприкасаются с атомами второго. Это одинаково применимо к телам одушевленным и неодушевленным. Все предметы обладают душой чувствующей и хотя бы смутно рассуждающей. Атомы вечны, поскольку вечна вселенная, но они, как и вселенная, сотворены Богом; по Его же воле они сгруппировались в тело, ибо как из простого смешения букв не может возникнуть поэмы, так и из случайной группировки атомов не могли, при сотворения мира, произойти тела без содействия Бога. В этих последних положениях заключается отличие Г. от материалистов и атомистов. Произвольное самозарождение даже в царстве минеральном Г. отрицает: всякое тело (не родившееся от себе подобного) обязано своим происхождением семени, предсуществовавшему с сотворения мира — семени, в котором оно заключалось потенциально, окружающие же условия способствовали его появлению. Тело, душа чувствующая и душа разумная составляют единое не вследствие физического единства, но потому что они предназначены для взаимного дополнения. Чувствующая душа, область которой есть все тело, воспринимает образы внешних предметов (с помощью органов чувств) и познает их посредством памяти, сравнения или суждения и выводов или рассуждения. Э. Р.