Сочинения - де Бальзак Оноре. Страница 167

С этими словами он вышел, оставив Бригитту в полной растерянности.

– О да, предпочитаю в этом сама убедиться! – пробормотала старуха. – Меня красивыми словами не прельстишь!.. Он славный малый, но прежде чем дать ему место в своем сердце, я должна изучить его лучше, чем до сих пор.

Пригласив к обеду Дютока, Тюилье нарядился в свой лучший костюм и отправился на улицу Масон-Сорбон, в особняк Минара, чтобы очаровать своей любезностью толстуху Зели и сгладить таким образом неприятное впечатление, которое могло возникнуть у Минаров из-за столь позднего приглашения.

Минар приобрел в собственность один из тех больших и роскошных домов, которые старые монашеские ордена построили вокруг Сорбонны. Поднимаясь по широкой каменной лестнице с чугунными перилами, свидетельствовавшими о том, что в царствование Людовика XIII процветало не самое утонченное искусство, Тюилье позавидовал и особняку господина мэра и положению, которое тот занимал в обществе.

Просторный дом, отделенный от улицы двором и садом, отличался красотой и пышностью, характерной для царствования Людовика XIII и занимающей своеобразное промежуточное место между дурным вкусом эпохи упадка Ренессанса и великолепием ранней поры царствования Людовика XIV. Это смешение стилей можно наблюдать во многих архитектурных памятниках. Для него характерны массивные завитки на фасадах Сорбонны и прямые линии колонн, выдержанных в духе греческой архитектуры.

Бывший бакалейщик, удачливый плут, занял особняк духовного руководителя некоего заведения, именовавшегося в свое время Управлением монастырским имуществом и находившегося в подчинении высших церковных властей Франции; учреждение это было основано благодаря прозорливому уму Ришелье.

Имя «Тюилье» отворило перед посетителем двери салона, где царила среди красного бархата и позолоты, в окружении великолепных китайских безделушек, несчастная женщина, чья тучность привлекала к себе внимание принцев и принцесс на открытых балах в королевском дворце.

– Надо признаться, что «Карикатура» во многом права, – сказала однажды с улыбкой некая разряженная дама некоей герцогине, которая не могла сдержать смех при виде Зели, увешанной бриллиантами, красной, как мак, и напоминавшей в своем расшитом золотом платье бочонок, каких немало было в прошлом в ее лавке…

– Прошу простить меня, прекрасная дама, – проговорил Тюилье, извиваясь всем телом и принимая, наконец, позу номер два из своего репертуара 1807 года, – что я только сейчас вручаю вам приглашение к обеду. Я полагал, оно давно отослано, но внезапно обнаружил его на своем письменном столе… Обед состоится сегодня, быть может, я пришел слишком поздно?..

Зели взглянула на мужа, который шел навстречу Тюилье, чтобы поздороваться с ним, и ответила:

– Мы собирались отправиться за город и пообедать кое-как , у ресторатора, но тем охотнее откажемся от своего намерения, что, по-моему, уезжать по воскресеньям из Парижа стало уже унылой модой.

– Молодые люди, если их соберется достаточно, немного потанцуют под звуки фортепьяно, в предвидении этого я послал письмецо Фельону, ведь его жена тесно связана с госпожой Прон, преемником…

– Вы хотите сказать, преёмницей, – поправила госпожа Минар.

– О нет, – возразил Тюилье, – тогда уж следует сказать преемницей, подобно тому, как мы говорим «мэр» и «мэрша», да, преемницей мадемуазель Лаграв, ведь она из семьи Барниоль.

– Приходить в парадных туалетах? – спросила мадемуазель Минар.

– Ах нет, что вы! – воскликнул Тюилье. – Мне бы крепко досталось от сестры… Нет, нет, мы собираемся запросто, по-семейному! В годы Империи, мадемуазель, люди знакомились во время танцев… В ту великую эпоху хорошего танцора уважали не меньше, чем славного воина… Но в наши дни слишком уж увлекаются всем положительным…

– Не стоит говорить о политике, – с улыбкой промолвил мэр. – Король велик, он умело управляет нами, я испытываю восхищение перед своей эпохой и перед институтами, которые мы создали для самих себя. К тому же король отлично знает, что делает, развивая промышленность: он сражается врукопашную с Англией, и мы причиняем ей бoльший вред в годы этого плодотворного мира, чем во время войн Империи…

– Каким великолепным депутатом будет Минар! – простодушно воскликнула Зели. – Он уже пробует свои силы, произнося речи дома. Вы, конечно, поможете нам добиться его избрания, Тюилье?

– Не стоит говорить о политике, – ответил Тюилье словами Минара. – Приходите же к пяти часам…

– А молодой Винэ тоже будет? – осведомился Минар. – Он является, без сомнения, из-за Селесты.

– Пусть забудет о ней думать, – отрезал Тюилье. – Бригитта и слышать о нем не хочет.

Зели и Минар переглянулись с довольной улыбкой.

– И с кем только не приходится иметь дело ради сына! – воскликнула Зели, когда Тюилье в сопровождении мэра вышел на лестницу.

– А, ты хочешь быть депутатом! – бормотал Тюилье, спускаясь вниз. – Все им мало, этим бакалейщикам! Господи, что сказал бы Наполеон, увидя, что власть перешла в руки таких вот людей!.. Я, по крайней мере, понаторел в делах управления!.. И он собирается тягаться со мною! Любопытно, что скажет ла Перад!..

Честолюбивый помощник правителя канцелярии самолично пригласил на вечер также и все семейство Лодижуа; затем он зашел к Кольвилю и попросил Селесту надеть свое самое нарядное платье. Тюилье застал Флавию в глубокой задумчивости, она не знала, идти ли ей на обед, и Жером помог ей принять решение.

– Моя старая и вечно юная подруга, – сказал он, обнимая г-жу Кольвиль за талию, ибо в комнате никого больше не было, – я не хочу иметь от вас никаких тайн. Речь идет о весьма важном для меня деле… Большего я сказать не могу, но прошу вас быть особенно любезной с одним молодым человеком…

– О ком вы говорите?

– О ла Пераде.

– А почему я должна быть с ним любезна, Жером?

– В его руках мое будущее, а кроме того, это человек необыкновенно одаренный. О, уж я-то в людях толк знаю… У него есть хватка! – сказал Тюилье, подражая жесту дантиста, вырывающего коренной зуб. – Надо сделать его нашим другом, Флавия… Но, главное, пусть он ничего не замечает, не то слишком возомнит о себе… Он из тех людей, которые ничего даром не делают.

– Как? Уж не хотите ли вы, чтобы я с ним кокетничала?..

– Самую малость, мой ангел, – ответил Тюилье фатовским тоном.

И он удалился, даже не заметив, в какой растерянности пребывала г-жа Кольвиль.

«Да, как видно, этот молодой человек – большая сила… Ну, что ж, посмотрим», – сказала себе Флавия.

Причесываясь, она воткнула в волосы перья марабу; она надела свое серое с розовым платье и накинула черную мантилью, позволявшую видеть ее изящные плечи; на Селесте было миленькое шелковое платье; поверх плиссированного воротника была наброшена косынка, прическа ее напоминала модную в то время прическу – «а-ля Берт».

В половине пятого Теодоз уже был на посту; напустив на себя обычный, чуть придурковатый и подобострастный вид, он прежде всего увлек Тюилье в сад.

– Дорогой друг, – сказал он сладким голосом, – я не сомневаюсь в вашей победе, но считаю необходимым еще раз порекомендовать вам полное молчание. Если вас станут о чем-нибудь спрашивать, особенно о Селесте, давайте уклончивые ответы, которые оставят вопрошающего в недоумении, словом, ведите себя так, как вы некогда вели себя, служа в канцелярии.

– Отлично! – проговорил Тюилье. – Но есть ли у вас уверенность в успехе?

– За обедом вы увидите, какой сюрприз я вам приготовил на десерт. Главное же, будьте скромны. Вот и Минары, я должен окончательно заманить их в сети… Приведите их сюда, а потом удалитесь.

После взаимных приветствий ла Перад ни на шаг не отходил от мэра; улучив подходящую минуту, он отвел его в сторонку и сказал:

– Господин мэр, человек, играющий такую роль в политической жизни, как вы, не стал бы убивать здесь свое время без веских соображений. Я не смею проникать в ваши замыслы, у меня нет на то никакого права, да я и вообще дал себе обет никогда не вмешиваться в дела сильных мира сего. Однако простите мне мою дерзость и соблаговолите выслушать совет, который я осмелюсь вам дать. Если я сегодня оказываю вам услугу, то завтра вы благодаря своему положению сумеете оказать мне две, так что, желая услужить вам, я действую в собственных интересах. Наш друг Тюилье просто в отчаянии, что ничего собою не представляет, вот он и воспылал жаждой стать кем-либо, занять какой-нибудь пост в своем округе…