200 знаменитых отравлений - Анцышкин Игорь. Страница 36

Скоро раздался и долгожданный крик: «Земля!» Но то был не остров Бимини. Корабли подошли к южной оконечности Багамских островов, и дальнейший их путь пролегал через архипелаг. Экспедиция двигалась медленно, моряки приставали к каждому острову, пробовали воду. Но увы, их морщины не исчезали и седина оставалась.

Уныние воцарилось на кораблях. Пришел первый день Пасхи. Впередсмотрящие увидели берега, утопающие в зелени. Это была нынешняя Флорида. Пышная растительность, огромное количество птиц и зверей наталкивало на мысль – а не рай ли это земной? Со вспыхнувшим энтузиазмом дегустировалась вода бесчисленных источников. Корабли шли быстрее – мимоходом де Леон открыл Гольфстрим. Но главная цель ускользала из рук. Не помогали и пытки индейцев, которые молчали о чудесной воде, даже когда сжигали их селения вместе с женщинами и детьми. Команда была разочарована, тем более, что не нашли даже золота, и, опасаясь бунта, адмирал отдал приказ повернуть назад.

Хуан Понсе де Леон вернулся к исполнению своих служебных обязанностей. Горечь поражения не мог подсластить даже указ испанского короля о назначении его губернатором острова Бимини, Флориды и Пуэрто-Рико. Бимини в руки не дался!

А годы продолжали лететь, и страх смерти становился все сильней и сильней. Еще раз выпросив у испанских подданных необходимые ему суммы, де Леон организует новую экспедицию. Шел 1521 год от Рождества Христова, а озабоченному губернатору исполнился 61 год. По тем временам это была уже глубокая старость.

Губернатор мифического Бимини нанял два корабля и 200 солдат. Не задерживаясь на Багамах, экспедиция двинулась к берегам Флориды. Но ситуация изменилась. Индейцы помнили пришельцев, которые на предложения мира отвечали выстрелами из аркебуз. Поэтому поиски чудесного источника превратились в череду постоянных сражений и мелких стычек. Индейцы Флориды были значительно примитивнее, чем цивилизованные ацтеки, и поэтому испанцев не боялись. Тем более, что панцири из прессованного хлопка не могли защитить солдат от удара копья или стрелы. К тому же наконечники индейских копий были смазаны ядом. Безнадежное предприятие продолжалось до тех пор, пока во время боя де Леон сам не заполучил отравленную стрелу в левую ногу.

Впавшего в бред командира поместили в адмиральской каюте, а экспедиция повернула на юг. Ирония судьбы – у тех, кто искал воду жизни, не было воды для поддержания жизни собственной. Моряки и уцелевшие солдаты слизывали росу с топоров и ружей. А в каюте, покинутый всеми, мучился от жажды Хуан Понсе де Леон. Его нога распухла, покрылась багровыми пятнами и издавала зловоние, которое отпугивало подчиненных. Но губернатор Бимини не ощущал боли. В бреду ему казалось, что он стоит на своем острове, молодой, сильный, вкушающий сладостную воду из источника бессмертия. Таким счастливым он оставался до последнего своего вздоха. Тело жаждущего бессмертия адмирала было зашито в парусину и выброшено за борт.

МОСКОВСКИЕ ТАЙНЫ ГЛИНСКИХ

Князь Михаил Львович Глинский был известен и популярен не только в Великом княжестве Литовском или Московии, но и далеко за их пределами. Современник так описывал эту личность: «Князь Глинский, человек смелый, великолепных способностей, телом крепок и в опасности отважный». Род Глинских происходил от татарского князя, прибывшего в Литву при Витовте.

Глинский служил при дворах императора Максимилиана, курфюрста саксонского Альбрехта, с его войском ходил во Фризию, был в Испании и Италии. Стал любимцем великого князя Литовского Александра. Глинский был при нем «маршалком дворным» – министром двора и начальником дворцовой гвардии. Брат, Иван Львович, в 1505 году стал киевским воеводой, брат Василий – старостой Берестейским. В то время говорили, что Глинские держат «чуть ли не половину Литвы».

Но все проходит в этом лучшем из миров. Великий князь Александр заболел. Пошли слухи, что сам Глинский метит на его место. Подозрение литовской шляхты вызывало и то, что князь лично наблюдает за ходом болезни и никого к больному не пускает. Когда же врачи не помогли, Глинский прислал знахаря – «пророка балинского» – из-под Олькуша. Это подлило масла в огонь, и общее мнение стало однозначным – Александра отравили по наущению Глинского.

Перед смертью великого князя в 1506 году Глинский получил под свое командование литовское войско, собранное для похода на татар. Пока он был в походе, в Вильно паны после смерти Александра быстро избрали великим князем Жигмонта. Первым же указом он лишил Глинских всех их должностей. Будучи не робкого десятка, Михаил Львович летом 1507 года организует восстание всех недовольных новым князем Литвы. Моральную и финансовую поддержку ему оказывает Московия, так как великий князь Василий из-за того, что Александр умер бездетным, а женой его была сестра великого князя, сам пожелал сесть на престол в Вильно. А осенью 1507 года Москва присылает на подмогу небольшое войско. Это был сигнал участникам восстания для начала военных действий. Первым делом ударили на Гродно, где сидел враг Глинских, пан Заберезский. Гродно взяли, пану отрубили голову. Но попытки взять Вильно (где была казна княжества) и Ковно не удались. Не удались и другие планы. Последней ставкой для восставших была осада Минска, которая продолжалась две недели, но литовское войско подоспело на выручку, и в июле 1508 года Глинский с единомышленниками бежал в Москву. «На приезд» великий князь пожаловал Глинским города Малоярославец и Медынь, да сёла под Москвой. А с Литвой Москва 19 сентября заключила один из многочисленных «вечных миров».

Результатом неудачного восстания стала московская война 1511 года, начатая по инициативе Глинского. Целью ее было взятие Смоленска, который великий князь Московский Василий пообещал отдать Глинскому. Великий князь ходил на Смоленск и в 1512 году, и в 1513 году, но лишь с третьего раза, в 1514 году, с помощью агентов Глинского, Смоленск был взят. Но Глинский его не получил. Разочарованный, он начал переписку с Жигмонтом, зондируя почву для возвращения и собираясь бежать в Литву из-под Смоленска, однако в Москве об этом узнали, и князя за измену приговорили к смерти. Его спас только переход в православную веру. Казнь заменили на заточение, и Глинский надолго засел в тюрьме, не помогло даже заступничество посольства императора Максимилиана во главе с Герберштейном в 1517 году.

Тем временем в Литве печально закончила свои дни Елена, вдова великого князя Александра, сестра Василия III. Отец ее не любил и выдал замуж без приданого, считая, что оказал честь литовскому князю, дав тому возможность породниться с Великим князем Московским. Бедной Елене пришлось писать письма и упрашивать отца выделить ей хоть что-нибудь. Неохотно Иван III выслал после долгих уговоров 500 горностаевых шкурок, кречетов и изумрудный перстень, который Елена за верную службу подарила Василию Тимофеевичу Пушкину. На перстне были изображены бармы и шапка Мономаха. Говорят, этот перстень потом остался в роду Пушкиных и был на пальце у Александра Сергеевича на Черной речке. Побуждаемая братом, Елена, получившая приданое и воспрявшая духом, все время пыталась упрочить московское влияние в Вильно. В конце концов Жигмонт, чтобы не шпионила, сослал ее в 1517 году в Бирштаны и там расправился с нею чужими руками. Виленский воевода Радзивилл и другие паны направили к Елене королевского посланника, волынца Гитовта, дали ему зелье и письма к слугам Дмитрию Федорову и ключнику Дмитрию Иванову. Слуги, прочитав в письме обещания наградить за злодеяния, приготовили зелье, добавив в напиток меду, и дали испить великой княгине. В тот же день ее не стало. Сообщивший эту трагическую весть в Вильно Дмитрий Иванов получил в награду поместье.

А тем временем великий князь Василий влюбился в племянницу Глинского Елену (дочка Василия Львовича Глинского). Причем настолько сильно полюбил литовскую девицу, что даже бороду сбрил на польский манер, чтобы только угодить любимой. Елена не устояла перед такой самоотверженностью, а старые бояре плевались тайком: «Голомозый!» Великий князь женился на ней в январе 1526 года. Счастье опять улыбнулось Глинскому, и двери темницы перед ними отворились. В 1530 году дядю молодой великой княгини выпустили. Правда, за Глинского поручилось три вельможи, которые собрали 5000 рублей отступного, а за этих вельмож поручилось еще 47 человек. Но как бы там ни было, вскоре князь уже командовал войсками в походе на Казань.