Преступники и преступления. Законы преступного мира. 100 дней в СИЗО - Маруга Валерий Михайлович. Страница 14

Такова цена тюремной чести. Кстати, в данном случае — весьма незначительна.

ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ СИТУАЦИЯ

Трагические инциденты захвата и освобождения заложников пронеслись ураганом, сеющим смерть и разрушения в длинной, замкнутой цепи учреждений пенитенциарной системы. Почти все колонии, тюрьмы и следственные изоляторы оказались напрочь лишенными иммунитета против вируса дикого насилия и вымогательства.

Несколько месяцев вынашивали план побега из СИЗО четыре рецидивиста из 66-й камеры пятого поста. Все строгачи, как на подбор, худые, жилистые и злобные с прозвищами «Штырь», «Крот», «Дьяк» и «Валет». Действовали нагло и решительно. В четыре часа утра «Штырь» замигал сигнальной лампочкой и забарабанил в дверь.

— Какого хрена ты стучишь? — сладко зевнул старший контролер прапорщик внутренней службы Митько Александр Степанович, нехотя отрывая спину от горячей батареи водяного отопления.

Поднялся с длинного коридорного коврика, свернутого в рулон, подошел к камере, открыл дверную форточку.

— Ну, чего тебе?

— Да вот, смотри, командир, человек кончается, — заголосил «Дьяк», указывая на «Штыря», который, скрючившись, катался по полу, — давай «скорую»! У него язва прорвалась!

Митько не поддался:

— Какая там язва под утро? Чего дуришь, «Штырь»?

— Ой, не могу, — хрипел тот, — дай таблетку, а то сконаюсь.

Митько порылся в аптечке, нашел две таблетки разного цвета и размера.

— Держи, — протянул кулак «Дьяку».

Однако злоумышленник вместо таблеток схватил контролера за кисть и дернул на себя. Митько от неожиданности сильно стукнулся лбом и прилип к камерной двери. К «кормушке» подскочил «Крот» и, не мешкая, вогнал заточку под ребра контролера на три пальца.

— Открывай дверь, а то загоню всю!

Прапорщик ойкнул и, извиваясь от боли, полез в карман за ключом.

— Выйми, гад, тогда открою, — еле выдавил из себя.

— Хорошо, открывай, — согласился «Крот» и выдернул окровавленную заточку, а «Дьяк» и «Валет» еще сильнее припечатали его к «кормушке».

Митько на ощупь вставил ключ и провернул два раза. Заключенные втащили контролера в камеру, залепили ему рану носовым платком и поставили новое условие:

— Вызывай начальника смены, а то тебе хана, крышка! — угрожал «Штырь», размахивая перед носом прапорщика самодельным ножом.

На самом деле им нужен был не дежурный помощник начальника следственного изолятора, а ключ электрокодового замка, так называемая «фишка», для выхода из корпуса. Митько позвонил на пульт дежурной части и дрожащим голосом попросил позвать к телефону капитана Ледяного.

— А что случилось? — спросила оператор Сербская Галя.

— Что-то я приболел, морозит, голова раскалывается. У него анальгин был.

— Это у тебя грипп, — поставила диагноз Сербская и передала его просьбу дежурному.

Капитан Ледяной не спеша подошел к корпусу, поднялся на пятый пост и остановился перед металлической решеткой. Коридор был пуст. Капитан насторожился.

— Митько, ты где?

— Здесь я, — прохрипел контролер из полуоткрытых дверей туалета, — живот свело.

— Этого еще не хватало, — поморщился дежурный, но в туалет вошел.

Тут он с ходу получил несколько мощных ударов по голове и по шее. Теряя сознание, Ледяной грохнулся на каменный пол. «Крот» и «Валет» с остервенением пинали его ногами, пока не увидели струйку крови, сочащуюся из рассеченной брови.

— Хватит, — остановил их «Дьяк», — он нам нужен живым. Облейте водой и поднимите на ноги. Теперь делаем, как условились: я со «Штырем» веду капитана в штаб, выламываем двери в кабинет начальника, звоним председателю облисполкома и требуем вертолет, оружие, деньги и водку. А ты, «Крот», открывай камеры, подымай тюрьму. Чуть что, мента — в расход.

Поставили Ледяного на ноги, отряхнули, вытерли кровь с лица и повели в административный корпус, оставляя за собой открытыми все решетки. Но на этом их удачливость оборвалась, фортуна обернулась задом. У «Крота» на первом же камерном замке заклинило ключ. Он исступленно вертел ним, пока не согнул. А решетка защелкнулась сама собой, когда из корпуса вышла первая тройка. Потянуло сквозняком, и ветер сделал свое доброе дело, толкнув глухую деревянную дверь. «Кроту» с «Валетом» ничего не оставалось, как затянуть полуживого Митька в камеру, забаррикадироваться и ждать.

А тем временем «Дьяк» и «Штырь» вели пошатывающегося дежурного по режимному двору. Каждый из конвоиров держал по заточке, приставленной к его подреберью. Зашли в штаб. Дремлющая у пульта Сербская, увидев бледное, перекошенное лицо своего командира, испугалась как ребенок.

— Молчи, сучка, — зашипел «Дьяк», — а то заколю капитана.

Двадцатишестилетняя рядовая внутренней службы находилась в полной безопасности, обеспеченной решетчатыми окнами, металлическими дверями и табельным оружием, которое могла и применить. Отстегнула кобуру, вынула пистолет, передернула затвор, однако пальцы не слушались, ладони стали липкими и скользкими от холодного пота, ноги ватными, рука, утяжеленная заряженным пистолетом, повисла как плеть. Галина сразу почувствовала, что помочь Ледяному не сможет, стрелять в людей ей не по силам. Страх сковал ее мышцы и сознание.

И все же выход нашелся. Как только заключенные с заложником миновали дежурную часть, Сербская позвонила на третью вышку, где мирно похрапывал ее супруг, афганец Иван Сербский. Разболтанный и несдержанный в быту, он в этой ситуации проявил себя наилучшим образом. Услышав заикающееся: «Ваня, Ледяного зеки повели в штаб, у них заточки…», сбросил тулуп, схватил автомат и через десять секунд был у входа. Снял сапоги, щелкнул затвором и рванул по коридору. Широкие лестничные пролеты позволили вести охоту без особых помех.

Двуногие звери с опаской втащили свою добычу на второй этаж. Сербский, не раздумывая, вскинул автомат и одиночным выстрелом продырявил «Дьяка» от ягодицы до шеи. Тот, как мешок, без единого звука упал на пол. Обессиленный Ледяной, лишившись поддержки, тоже опрокинулся и вместе с «Дьяком» покатился по лестнице. Ошарашенный «Штырь» решил, что стреляют сверху, с третьего этажа, и, перепрыгнув через тела, устремился вниз, пока не увидел перед собой ствол автомата.

— Не стреляй! — завопил он, закрывая лицо руками.

Но Сербский уже не мог сдержаться и, стиснув зубы, трижды нажал на курок.

Далее события разворачивались по заранее отработанному сценарию на случай подобных происшествий. По тревоге собрался личный состав, группа захвата, прибыли начальник отдела исполнения наказаний и заместитель начальника УВД.

Офицеры и контролеры дежурной смены уже обдумывали содержание своих объяснительных о случившемся, а первые руководители с постными, заспанными лицами решали, кого наказать, кого миловать, а кого представить к награде. Правда, оставалось решить еще одну, не менее сложную задачу: в 66-й камере держали оборону «Валет» с «Кротом» и на все уговоры отвечали отборным матом и нецензурной клятвой о решимости заколоть контролера.

Старшие командиры, утомившись длительными переговорами, решили действовать на свой страх и риск. Всю ответственность на себя взял начальник ОИН полковник Бурбенко, человек грубый и самонадеянный в работе с подчиненными, но здесь его качества оказались вполне подходящими.

В одну руку взял бутылку водки, в другую — палку колбасы, в карманы кителя позапихивал рыбные консервы, под мышкой держал буханку хлеба, а в правый карман брюк сунул снятый с предохранителя табельный пистолет. В такой своеобразной экипировке подошел к дверям камеры и постучал:

— Граждане захватчики, я к вам один, с выпивкой и закуской, согласно вашим требованиям.

«Валет» приоткрыл «кормушку», прихваченную изнутри проволокой, увидел полковника с вполне мирной, располагающей к беседе амуницией, глотнул слюну, однако засомневался:

— Давай все через «кормушку».

— Да как же мы договоримся без стакана? Чего боишься, вас же двое.