Свадебные колокола - Брокуэй Конни. Страница 8
— Какой бубо? — переспросила Эвелина. Похоже, что он произнес название по-латыни, а из латыни она помнила только амо, амас, амат.
— Как, вы не знаете бубо формоза Плюримус? — строго спросил он. — Должен признаться, вы меня не удивляете. Это очень редкая, необычная маленькая птичка, которую я имел честь и удовольствие обнаружить, когда она залетела ко мне в окно.
— Так вы орнитолог? — пробормотала Эвелина.
— Страстный любитель, — скромно признался он, — хотя у меня есть кое-какие познания, и в некоторых кругах мое мнение считается, возможно, авторитетным. — Он чуть откинул руку, рассматривая свои ногти.
Эвелина недоверчиво взглянула на него, ожидая подвоха. Ей и в голову не приходило, что распутники могут заниматься чем-то еще, кроме распутства. Но конечно, ничто не мешает им иметь побочные интересы. Кто бы мог подумать? Век живи — век учись.
— Поэтому, — заглянул он в ее глаза, — боюсь, что я должен настаивать на соблюдении моего условия.
Эвелина заколебалась. Если уж на то пошло, он умеет хранить тайну: его интрижка с миссис Андерхилл не вызвала в обществе абсолютно никаких слухов. А его присутствие в доме может оказаться весьма кстати, если, скажем, возникнут какие-нибудь проблемы с водопроводной системой. С другой стороны, среди гостей будет десяток красивых, изысканных женщин, а какая-то стайка птиц не сможет все время отвлекать его внимание.
— Мистер Пауэлл, не могли бы вы обещать мне… — Она замолчала, не зная, как бы выразиться поделикатнее.
— Уверяю вас, я не буду путаться под ногами. Она поежилась:
— Я совсем не то имела в виду. Вы не должны…
— Что я не должен? Она глубоко вздохнула:
— Вы не должны вступать ни в какие связи в период моего владения монастырем на правах аренды.
Он непонимающе смотрел на нее. Видимо, она недостаточно доходчиво объяснила.
— Я хочу сказать, что вы не должны использовать монастырь для каких-либо нечестивых целей в период действия нашего соглашения.
Он, казалось, был окончательно сбит с толку.
— Прошу прощения?
Черт возьми! Она уставилась на него в полном отчаянии.
— Я имею в виду тайные свидания, предосудительные контакты, любовные интрижки! Прошу вас воздержаться от них, пока я нахожусь в монастыре «Северный крест»! — выпалила она. — Я хочу сказать, пока здесь находится миссис Вандервурт, вернее, любая из нас!
Он остолбенел от неожиданности, вытаращив глаза. И, как ни странно, покраснел. Тем не менее его чувственные губы дрогнули в улыбочке заправского сердцееда, а в зеленовато-голубых глазах заиграли озорные искорки.
— Но такие приключения скрашивают жизнь, вы не находите? — спросил он.
Она почувствовала, что краснеет.
— Вы должны обещать.
— Клянусь! — с насмешливо-торжественным видом обещал он. — К тому же я ведь перевоспитался. Единственное существо женского пола, которое привлекает меня теперь, — моя маленькая бубо.
Эвелина не могла бы объяснить, почему его слова доставили ей удовольствие, но так оно и было. Если он действительно перевоспитался… Она, вовремя спохватившись, постаралась направить мысли в другое, менее опасное русло. Если он перевоспитался, то у нее просто будет одной заботой меньше.
— Значит, мы договорились?
— Договорились.
Сейчас Джастин Пауэлл ей нравился. Даже очень, если говорить откровенно. Что удивительно. Обычно сердцееды ей не нравились. Но он не казался ей таким уж отъявленным Распутником. Он часто улыбался, не показывал свой цинизм и, судя по всему, совсем не кипел разными темными страстями, то есть не обладал теми качествами, которые, если верить дешевым романам, женщины находили неотразимыми.
По правде говоря, он привлекал ее своей открытостью. И напоминал ей скорее несколько неловкого, но самоуверенного Стэнли, сынишку Верити, чем лорда Байрона.
Но возможно, печально подумала она, он просто не считает нужным понапрасну растрачивать на нее огонь своих чувств. Возможно, он бережет его для изысканных леди. Для замужних леди. Для красавиц.
Подобная мысль почему-то привела ее в уныние. Она вздрогнула от неожиданности, когда он накрыл рукой ее руку, и сразу же остро ощутила его присутствие в опасной близости от себя. Ее взгляд впитывал каждую деталь: белизну закатанных рукавов сорочки на фоне загорелой кожи, царапину на горле, оставленную при бритье, благородные очертания носа, упрямый изгиб губ и небольшую ямочку на подбородке.
А какой он высокий! Значительно выше, чем она.
— Значит, мы партнеры, — одобрил он. По его лицу было трудно что-либо прочесть. Он сжал ее руку, и она вдруг почувствовала, как что-то робко шевельнулось в душе…
— Мистер Пауэлл! Сэр! — сквозь вращающуюся кухонную дверь ворвался худощавый щеголеватый мужчина в брюках из ткани «в елочку» и визитке. — Кто-то разбил…
Мужчина остановился как вкопанный. Пристально взглянув на нее, он прошипел: «Вы!» Он шагнул к ней и Эвелина съежилась на стуле. Джастин выпустил ее руку и повернулся к разгневанному дворецкому.
— Беверли, — спокойно произнес он, — мисс Уайт утверждает, что ты распространяешь слух, будто меня нет дома. Это правда?
Беверли побагровел от возмущения, даже кожа под его великолепно уложенной прической приобрела пурпурный оттенок. Он пробормотал что-то нечленораздельное.
— Неужели то, что ты выплевываешь сквозь зубы, ты считаешь человеческой речью, смутьян ты этакий? — выговаривал ему Джастин. — Потому что если это так, то тебе необходимо как следует поработать над произношением. Я не понял ни слова. А вы, Эви? — обратился он к ней.
Эви, наблюдавшая, вытаращив глаза, за разыгравшимся спектаклем, лишь молча покачала головой. Жестом указав на нее, Джастин с торжествующей улыбкой обратился к дворецкому:
— Вот видишь, Беверли? Не только я не могу понять твоего бормотания. А теперь скажи, говорил ли ты или не говорил окружающим, что меня нет дома?
Беверли зажмурился, набрал в легкие побольше воздуха и медленно выдохнул его. Потом открыл глаза.
— Да, сэр. Боюсь, что я это делал, сэр.
— Ну наконец-то! — радостно воскликнул Джастин, потирая ладони и поглядывая на Эвелину. — А почему ты так делал, Беверли?
Беверли решительно уставился в какую-то точку, расположенную над головой Эвелины.
— Черт попутал, сэр.
Джастин едва не расхохотался, но сдержал себя и обратился к Эвелине:
— Ведь я говорил вам, что он у меня с причудами? — Он повернулся к дворецкому: — Прекрати свои выходки.
Беверли. Нельзя запрещать людям входить в дом через дверь и заставлять их вламываться сквозь окна. Подумай, из-за твоего шутовства бедняжка Эви получила серьезную рану…
— Рана не такая уж страшная, — робко вмешалась Эвелина. — Даже не саднит больше.
Джастин ласково улыбнулся ей и продолжал распекать дворецкого:
— Считай, что тебе повезло. У мисс Эви доброе сердце, Беверли. На сей раз мы тебя простим. Но в будущем не допускай никаких мерзких выходок. Надеюсь, мы поняли друг друга?
— Я все понял, сэр.
— Вот и хорошо. В таком случае иди и займись своим обычным делом. Да! Чуть не забыл! Ты не будешь заниматься своим обычным делом — чему ты, хулиган этакий, несомненно, очень рад, — а должен приготовиться к нашему отъезду в монастырь «Северный крест».
Дворецкий удивленно взглянул на него и переспросил:
— В монастырь «Северный крест»? Джастин вздохнул.
— Да, да. И почему ты уставился на меня, словно у меня неожиданно выросли рога и хвост? Разве мы не ездим ежегодно в монастырь «Северный крест»?
— Да, сэр. Я забыл, сэр.
— Просто мы едем туда чуточку раньше, чем обычно. И, Беверли, позаботься о том, чтобы у меня там было достаточно белых сорочек и вечерних костюмов. Нам предстоят обеды с никербокерами. А также с мисс Эви.
Дворецкий уже полностью восстановил свой апломб и отвечал без всяких эмоций:
— С никербокерами. Понятно, сэр. Что-нибудь еще?
— Пока все.
— Хорошо, сэр. — Беверли поклонился и ушел. Джастин и Эвелина смотрели ему вслед.