Свадебные колокола - Брокуэй Конни. Страница 9
— У меня не дворецкий, а какой-то проказливый домовой. Никогда не знаешь, что он может выкинуть в следующий раз.
— Мне он не показался таким уж завзятым шутником. Напротив, похоже, он совсем лишен чувства юмора, — проговорила Эвелина. — Он выглядит, как положено стопроцентному дворецкому. Или очень строгому церковному дьякону.
— Я знаю. В том-то и проблема. Вы слышали его: бессовестный, дерзкий. Откровенно говоря, я и сам не знаю, почему терплю его. Наверное, я слишком сентиментален: ведь Беверли достался мне в наследство от моего предка.
— От того, который вас не любил?
— О нет! — удивленно воскликнул Джастин. — От того, который любил.
— Понятно, — пробормотала сбитая с толку Эвелина.
— А теперь, когда вы выполнили свою миссию, вам, наверное, хочется поскорее добраться до дома и сбросить с себя спортивные брюки.
Эвелина взглянула вниз. Она совсем забыла о том, что на ней все еще надеты брюки с одной штаниной.
— Пожалуй.
— У вас есть на чем добраться до дома или мне приказать заложить экипаж?
— Нет, благодарю вас. За углом меня ждет наемный экипаж.
— Глупо было спрашивать. Следовало бы знать, что вы предусмотрели все возможные случайности. Ну, в таком случае…
Не дав ей опомниться, он легко поднял ее со стула и, миновав кухонную дверь, направился к парадному входу. Не может быть, чтобы он… Не будет же он… А она-то думала, что на его благоразумие можно положиться…
— Не можете же вы вынести меня на руках из парадного средь бела дня и посадить на обочине дороги?
— Я и не собирался этого делать, — оскорбился он. — Я хотел отнести вас в экипаж.
— Пожалуйста, не надо! — воскликнула она. Силы небесные! Можно подумать, что он и понятия не имеет, как отделаться от гостьи, не привлекая посторонних взглядов! — Я не могу предстать перед взорами прохожих в таком виде, мистер Пауэлл. В брюках без одной штанины… к тому же ни одна респектабельная женщина вообще не надела бы спортивные брюки…
— Вы отлично в них смотритесь, — оценил он. Услышав его комплимент, она приободрилась. Ей тоже показалось, что она неплохо выглядит в брюках.
— Спасибо, — поблагодарила она. — В них так удобно и… — О чем она думает? Они уже находились в опасной близости от парадного входа, а он, судя по всему, не собирался отпускать ее. — Но я не должна была надевать их, и никто не должен видеть, как вы выносите меня на руках из дома.
— Но вы ранены, — заупрямился Джастин и стиснул ее покрепче, словно кто-то намеревался отобрать у него его ношу. Такое предположение, хотя и было немыслимым и совершенно нереальным, вызывало радостный трепет. — Наверняка довольно веская причина для моего поступка.
Ну как заставить его понять? Если бы она его не знала, то его поведение могло бы даже показаться наивным.
— Нет, не надо.
Он обиженно выпятил челюсть, которая оказалась как раз на уровне ее глаз.
— Ну и глупо, — заключил он. Ей стало жаль его.
— Не ругайте себя. Я уверена, что вы хотели сделать как лучше.
— Я не себя ругаю, — ответил он. — Общество.
Ей следовало бы знать, что, несмотря на непринужденные и спокойные манеры, мистер Джастин Пауэлл недостатка в гордости не испытывал.
— Как бы то ни было, но правила есть правила, как говаривал мой дедушка. Пусть даже из самых добрых побуждений, но вы можете сильно навредить мне, если не позволите незаметно прокрасться за угол вашего дома и добежать до экипажа. Одной.
Он нахмурился.
— Но позвольте…
— Пожалуйста, поставьте меня на пол, — строго прервала она.
Он неохотно опустил ее ноги на пол. Она стояла в нерешительности: следует ли еще раз обменяться с ним рукопожатием? Да, решила она. Так будет правильно. И протянула ему руку.
— Ну что ж, — произнесла она бодрым тоном. — Значит, до следующего месяца. Благодарю вас.
Он взглянул на ее протянутую руку и улыбнулся. Взяв ее руку, он не пожал ее, а перевернул, поднес к губам и поцеловал в ладонь. У нее по спине пробежали мурашки, которые, достигнув ног, перешли в дрожь.
Он выпустил ее руку. И она на три секунды повисла между ними в воздухе, пока Эвелина не пришла в себя и не спрятала ее за спиной. Он, казалось, был очень доволен собой.
— Извините. Я, конечно, перевоспитался, но старые привычки очень живучи.
Он снова протянул к ней руку, и она отскочила назад. Он усмехнулся и распахнул протянутой рукой дверь у нее за спиной. Потом отступил в сторону, пропуская ее.
— До скорой встречи!
Когда Джастин вернулся в библиотеку, Беверли уже ползал на коленях, убирая осколки разбитого стекла.
— Надо было заставить девчонку сделать это, — мрачно бурчал он.
Будучи убежденным женоненавистником, он считал своим долгом указать на несметное число разного рода неприятностей, доставляемых представительницами прекрасного пола, причем делал указания не спеша и не скупясь на подробности. Единственной женщиной, которую он когда-либо любил, хотя слово «любил» не очень-то подходило для определения его глубочайшего уважения к ее памяти, была бабушка Джастина по материнской линии.
— Это не девчонка, — поправил его Джастин, — это женщина.
— Оно и видно. Неудивительно, что она сумела натворить столько бед за такое короткое время. Успела напрактиковаться. — Беверли замолк на некоторое время, извлекая осколки из восточного ковра. — Но почему, позвольте спросить, вы не выгнали ее сразу же, а, кажется, были рады задержать ее как можно дольше?
Взгляд Джастина, обычно открытый и правдивый, скользнул в сторону с несколько нарочитым безразличием. Беверли, на которого почти пятнадцать лет тому назад бабушка Джастина, любившая внука так же сильно, как его презирал ее супруг, возложила обязанность стоять на страже его благополучия, сразу же насторожился.
Все годы он чрезвычайно серьезно относился к своей обязанности. Он даже ненадолго оказался в армии в качестве денщика Джастина, а потом получил нынешнюю весьма почтенную должность.
— Сэр?
Джастин как-то занервничал, засуетился, и настороженность Беверли переросла в тревогу.
— Пропади все пропадом, Беверли, кому приятно признаваться в том, что он возбуждается оттого лишь, что держит на руках молоденькую девчонку? Прямо какое-то из вращение! Поэтому можешь себе представить, с каким облегчением я убедился в том, что мои… гм-м… чувства реагируют самым естественным образом на самый обычный…
Нет-нет, в ней нет ничего обычного. Привычный? Пожалуй, так будет правильнее. Да, на самый привычный комплекс стимулов. — Он улыбнулся.
Физиономия Беверли побелела от ужаса.
— Сэр, надеюсь, вы не…
Он понятия не имел, каким образом Джастин узнал, что он хотел сказать, но тот беззаботно отмахнулся:
— Полно тебе, Беверли, не тревожься раньше времени. Долог путь от желания до его исполнения. А кроме всего прочего, у меня нет ни времени, ни намерения и ни малейшей надежды добиться расположения такой колючей особы. Вот так-то. — Он улыбнулся. — Меня не будет до конца дня. И спасибо тебе, Беверли. Разговор с тобой привел в порядок мои мысли, — уточнил он и ушел.
Беверли долго смотрел ему вслед. В течение пятнадцати лет он наблюдал, как самые разные женщины из самых Разных социальных и экономических кругов и возрастных категорий правдами и неправдами пытались добиться расположения Джастина. И ни одной из них ничего не удлось. Нет, этого парня никак нельзя назвать святым, но влюблен он никогда не был, и Беверли вполне устраивало такое положение.
Однако за последнее время Беверли начал задумываться, не должна ли его забота о Джастине охватывать и другие стороны его бытия, не ограничиваясь физическим благосостоянием. Хотя Джастин был общителен, любезен и жизнерадостен, хотя он пользовался успехом в обществе, Беверли все чаще и чаще замечал, что он страдает от одиночества.
Для того чтобы излечиться от мужского одиночества, нужно было одно — жениться и произвести на свет сына.