Лондон. Прогулки по столице мира - Мортон Генри Воллам. Страница 70
Я нанес печальный визит в свой любимый уголок в монастырской ограде. Малые, или Фермерские, кельи подверглись во время войны сильной бомбардировке. Некогда внутренний дворик келий был удивительно милым и спокойным местом — с моей точки зрения намного более красивым, чем дворики Темпла. В центре четырехугольного двора бил фонтан, а вокруг него располагались замечательные домики с арками, построенные из красного кирпича в XVII веке. Они были прекрасны внутри, с чудесными старинными лестницами, обшитыми сосновыми панелями комнатами и лепными потолками. Для восстановления душевных сил в моменты тревоги и неудач достаточно было просто прийти туда, постоять у ворот, полюбоваться бьющими фонтанами и солнечными бликами на старых красных кирпичах.
Одна из самых красивых церквей, построенных в Англии со времен собора Святого Павла Кристофера Рена, — это римско-католический собор в Вестминстере. Его красные кирпичные стены и высокая колокольня видны из-за крыш Виктория-стрит. Эта превосходная византийская базилика с самым широким во всей Англии нефом все еще не закончена, но однажды ее стены и своды словно засветятся, украшенные лучшим мрамором и мозаиками.
Трудно представить, но Джон Фрэнсис Бентли, архитектор, никогда не видел Святую Софию в Константинополе. Когда кардинал Воэн в 1894 году попросил его спроектировать собор, Бентли исполнилось пятьдесят пять лет и здоровье его уже было неважным, поэтому он отправился изучать византийскую архитектуру на континент. Единственной великой церковью, которую архитектор счел сопоставимой по масштабу с той, которую взялся проектировать, был собор Святого Марка в Венеции. До Константинополя Бентли так и не добрался из-за вспышки холеры.
Бентли подарил Лондону одну из наиболее знаменитых в мире церквей в византийском стиле. Это триумф величественной простоты и оригинальности архитектурного решения. Здание ничем не напоминает английские католические храмы, а походит на древние римские церкви. Собор представляет собой грандиозную базилику времен раннего христианства, современный вариант Святого Марка и Святой Софии.
В одном из боковых приделов можно увидеть гробницу с телом священника Джона Саутуорта, который родился в Сэлмсбери, в Ланкашире, в 1592 году. В период преследования католических священнослужителей он искал убежища во Франции, но вернулся в Англию при Якове I, хотя гонения еще не прекратились. Он каким-то образом умудрялся оказывать помощь бедным католикам Вестминстера на протяжении долгих двадцати пяти лет. Разумеется, был разыскан и арестован, и понес наказание в Тайберне в 1654 году, где его повесили, изрезали, выпотрошили и четвертовали.
История останков несчастного Саутуорта полна странностей. Говард Норфолк выкупил тело, его набальзамировали и секретно переправили через Канал в Дуэ, в то время — центр английских католиков в изгнании. Останки хранились в часовне церковной общины до Французской революции, потом были тайно закопаны в саду. Прошло сто тридцать четыре года до момента, когда прах доставили в Англию и поместили в церкви Святого Эдмунда в Уэре, графство Хартфордшир. Это случилось в 1927 году. Через два года Джон Саутуорт был торжественно причислен к лику святых и его мощи перенесли в Вестминстерский собор. В определенные дни во время религиозных праздников гробницу открывают, и тогда можно увидеть блаженного Джона Саутуорта в красном одеянии, возлежащего в гробу из бронзы и стекла.
Посетители Вестминстерского собора не пожалеют, если в ясный день поднимутся на самый верх колокольни, где будут вознаграждены одной из самых великолепных панорам Сити и Вест-Энда, которую только можно увидеть.
Глава восьмая
Парламент, Букингемский дворец и галерея Тейт
Я посещаю палаты парламента и осматриваю новое помещение палаты общин. Затем разглядываю здание Вестминстерского дворца, наблюдаю за сменой гвардейцев у Букингемского дворца, вспоминаю историю этого здания и становлюсь свидетелем выноса знамени во время парадного построения конной гвардии. Я иду в Челси, осматриваю Королевский госпиталь, посещаю дом-музей Карлейля и галерею Тейт.
В ходе воздушного налета в ночь на 10 мая 1941 года здание нижней палаты парламента, в которое угодило сразу несколько бомб, выгорело дотла. Той ночью в парламенте погибли четверо — дежурный суперинтендант, двое полицейских и смотритель; утром стало очевидно, что «мать всех парламентов» подлежит эвакуации.
Впервые за столетия своего существования палата общин английского парламента покинула старый Вестминстерский дворец и вернулась, так сказать, к истокам — на территорию аббатства, где и собиралась четыре последующих месяца — в Черч-хаусе во Дворе декана. К концу этого срока был организован обратный переезд, причем члены палаты общин разместились в палате лордов, а пэры стали собираться в Королевской гардеробной. Такой порядок вещей сохранялся на всем протяжении войны и вплоть до 26 октября 1950 года, когда король торжественно открыл восстановленное здание палаты общин.
Следует признать, что едва пожар уничтожил палату общин, как начались дебаты об ее восстановлении. В 1948 году спикер палаты заложил первый камень в основание здания, причем он позировал фотографам, держа в руках деревянный молоток — тот самый, которым пользовались при строительстве парламента сто лет назад, — и мастерок из дубовой древесины, вырезанный из уцелевшей балки старого здания палаты общин.
Помню, я заходил в здание парламента в самом начале войны, еще до того, как Лондон принялись бомбить. Мне бросилось в глаза, что парламент, подобно Вестминстерскому аббатству, представляет собой самодостаточную единицу гражданской обороны, и я записал в дневнике:
«Вряд ли в Англии найдется здание, способное соперничать с парламентом за титул главной топографической загадки страны. Один из смотрителей, проработавший здесь четырнадцать лет, признавался мне:
«Я до сих пор не уверен, что изучил все закоулки парламента. Знаете, чуть ли не каждый день набредаю на что-нибудь новенькое».
Прогуливаясь по огромному зданию, я заметил, что во всех помещениях, выходящих на террасу и на реку, окна заложены мешками с песком, поэтому парламентариям, как и рабочим на заводах, приходится трудиться при искусственном освещении. В коридоре, ведущем к Библиотеке пэров, через равные промежутки были установлены стойки с ведрами, лопатами и прочими средствами борьбы с зажигательными бомбами; эти орудия ручного труда выглядели довольно странно среди фолиантов с отчетами о заседаниях парламента, переплетенных в телячью кожу.
— В случае налета, — пояснили мне, — лорды спустятся сюда, а члены палаты общин укроются в схожим образом оборудованных помещениях на их стороне здания. В нескольких комнатах мы разместили передвижные пункты Красного Креста, чтобы оказывать раненым помощь на месте. Мы готовы ко всему, разве что дегазировать не сможем.
— Простите мое любопытство, — не сдержался я, — но где дегазируют членов парламента?
— На Кинг-Чарльз-стрит. Там находится дезактиваторная станция министерства общественных работ.
Мне также рассказали, что тридцать бойцов отряда гражданской обороны, охраняющего здание парламента по ночам, — это клерки и другие сотрудники аппарата парламента. Есть и пожарная бригада, составленная из смотрителей, а в здании имеются девяносто восемь пожарных гидрантов и соответствующее количество шлангов. Все понимают, что главную угрозу зданию представляет именно огонь. Как не помянуть недобрым словом архитектора, который проектировал лабиринт покатых крыш словно для того, чтобы в нем могли спрятаться зажигательные бомбы?
Продолжая обход здания, я столкнулся с комендантом пункта Красного Креста. Он сообщил, что медсестры дежурят в здании парламента круглосуточно с самого начала войны. Это добровольцы, работают бесплатно и, несмотря на естественное утомление от долгого и нудного ожидания, по-прежнему крепки духом. Когда проходят заседания палат, в шести санитарных пунктах постоянно присутствуют восемь медсестер. Лорд-обер-гофмейстер уступил Красному Кресту свой кабинет, его примеру последовали и другие высокопоставленные чиновники, предложившие свои покои в качестве спален и комнат отдыха для медсестер. А девушки, по словам коменданта, подобрались просто замечательные. Многие из них продолжают работать и приходят в парламент вечерами сразу после работы, даже не заходя домой. Например, две девушки работают в магазине мануфактурных товаров на набережной Виктории. Они приносят с собой ужин и разогревают еду на газовой горелке в палате лордов. Утром они завтракают — и отправляются на работу.
Парламентские приставы, сочувствуя тяжкому бремени, придавившему хрупкие плечики, балуют девушек и регулярно выдают им пропуска на заседания парламента. Девушки мало-помалу становятся знатоками парламентских процедур. Так что, если даже романтическим фантазиям о том, как они перевязывают чело лорда-канцлера или уводят в безопасное место окровавленного спикера, и не суждено сбыться, время, проведенное девушками в парламенте, вряд ли окажется потраченным впустую. В конце концов, разве ужин, разогретый на скорую руку в палате лордов, — сам по себе не приключение?
Вступив в палату общин, я убедился, что меры безопасности, принятые здесь, ничуть не уступают тем мерам, которые поразили меня в палате лордов. Если авианалет начнется во время заседания палаты и будет принято решение прервать дебаты, парламентариям надлежит спуститься в библиотеку и в другие обозначенные на схемах эвакуации помещения. Мне показали бомбоубежище премьер-министра — звучит, кстати сказать, весьма изысканно. Это одна из министерских комнат, выходящих на Дворик спикера. Окна заложены мешками с песком — все, кроме окна над дверью; признаться, не хотел бы я оказаться в этом помещении во время бомбежки. Из обстановки в комнате два низеньких столика, несколько стульев и цветная репродукция фрески Джорджа Клаусена «Тайное чтение Библии Уиклиффа».
Экскурсия, как и подобает, завершилась осмотром тех подземелий, в которых лейб-гвардейцы каждый ноябрь разыскивают Гая Фокса. Как ни удивительно, никому не приходит в голову использовать эти идеальные бомбоубежища — возможно, потому, что они находятся ниже уровня Темзы.
Некоторые пожилые члены парламента помнят суматоху, вызванную первым налетом «цеппелинов» на Лондон во время войны 1914–1918 годов. Около половины десятого вечера в октябре 1915 года обсуждение во втором чтении финансового законопроекта было прервано двумя взрывами. Помещение палаты, битком набитое людьми, опустело в мгновение ока; парламентарии выбегали на Новый дворцовый дворик в надежде разглядеть дирижабли. В палате остались трое — спикер, канцлер казначейства и тот парламентарий, речь которого прервала бомбардировка.
Вернувшись на свои места, разгоряченные парламентарии (они воочию наблюдали в небе «сигарообразный» объект — обычное для тех дней образное описание «цеппелина») услышали:
— Как я говорил, господин спикер, когда наши дебаты прервал этот налет…
В первую войну несколько бомб разорвалось достаточно близко к зданию парламента, но единственный ущерб ему причинил осколок шрапнели, влетевший в окно Королевской галереи и вонзившийся в полотно «Смерть Нельсона». Дыру в оконном стекле и шрам на картине сохранили как напоминание о войне, которая должна была покончить со всеми на свете войнами».