Китайская мифология. Энциклопедия - Королев Кирилл Михайлович. Страница 15

«Рожденный» даровал счастливое зерно.
Вот — черное просо, вот — двухплодное просо.
Вот клейкое просо, вот — лучшее просо.
Рядами стоит просо черное, просо двухплодное,
Убираем его, на меже оставляем его.
Рядами стоит просо клейкое, лучшее просо,
Взвалим на плечи его, на спине понесем его,
Чтоб, вернувшись, Великие жертвы начать.
Как же жертвы «Рожденному» мы принесем?
Обдираем зерно, извлекаем его,
Веем его, топчем его,
Промываем его — шелестит-шелестит,
Жертвы пар поднимается ввысь.
Да, подумаем мы, поразмыслим.
Артемизию в жертвенный дар мы положим.
Барана в жертву Духу дороги несем.
Жертву зажарим, жертву сожжем,
Чтобы в новом году снова быть с урожаем!
Зерном наполняем мы чаши,
Чаши деревянные, чаши глиняные.
Запах жертвы возносится ввысь,
Предок Верховный услаждается им.
Как же запах жертвы мы в срок принесли?
Проса Владыка первым те жертвы принес.
Народ от обычая не отступил
И поныне как должно приносит! [40]

Согласно поздней традиции, Хоуцзи — один из культурных героев, который «первым начал сеять и жать», после чего мудрый правитель Яо (или Шунь) пригласил его к своему двору на должность «министра» земледелия. Однако в традиции архаической, как показала реконструкция Э. М. Яншиной, Хоуцзи являлся женским божеством, имя которого следует переводить как Владычествующая над просом: «Как показатель женского божества термин „хоу“ вполне согласуется с образом Хоуцзи, который, как дух зерна, хлеба, мог (или, вернее, должен был) на определенной стадии развития воплощаться в образе женского духа. Многочисленные параллели из истории мифологии и верований других народов позволяют видеть, что олицетворения зерна и хлеба в образах женских богов — матери хлеба, матери зерна, старухи зерна или хлеба, житной бабы и т. д. — были почти универсальны» (Яншина).

В исторический период, подобно многим другим архаическим божествам, Хоуцзи «преобразился» в предка, к которому возводило свой род племя чжоу. Аналогичная трансформация произошла не только с главными божествами древнекитайского пантеона, но и с теми богами, которых принято считать «стихийными», — богами различных явлений природы. Так, громовник Лэйгун, из кости которого Хуанди сделал палочку для военного барабана, позднее стал почитаться как отец первопредка Фуси и утратил зооморфный облик («Каталог гор и морей» говорит, что у него голова человека и тело дракона). Помощник Лэйгуна, одноногий бык Куй, с которого Хуанди содрал шкуру для того же военного барабана, «превратился» благодаря конфуцианцам в чиновника, ведавшего музыкой при дворе Шуня, и т. д. Однако целый класс стихийных божеств (или тотемов) эта трансформация практически не затронула (хотя они и стали считаться прародителями великих героев и правителей); речь, конечно же, о драконах (лун).

Китайская мифология. Энциклопедия - i_032.jpg

Одноногий пепельный бык Куй. Иллюстрация из «Каталога гор и морей».

По справедливому замечанию Э. М. Яншиной, «драконы занимают настолько большое место в мифологических воззрениях древних китайцев, а связанные с ними представления настолько важны, что необходимо остановиться на их культе особо».

Вероятно, первоначально тотемами древних племен служили ящерицы или змеи, которые постепенно преобразились в драконов — животных с длинным телом и головой, увенчанной рогами, как свидетельствует изображение на гадательной кости эпохи Инь. Драконы почитались как олицетворения и покровители водной стихии — рек, источников, озер, дождя и прочего, то есть как «хозяева природы». Дракон Инлун, победитель Чию и Куафу, олицетворял дождь; дракон Цзяо приносил «небесную влагу»; дракон Лун-ван (поздняя архаика) повелевал морями и реками.

В образе драконов представлялись божества рек. Так, бог реки Хуанхэ Хэбо, побежденный Лучником И, имел, как утверждается в «Каталоге гор и морей», змеиные тело и хвост и человеческую голову. Поздняя традиция (комментарии к «Вопросам небу» Цюй Юаня) называет драконов в числе атрибутов Хэбо. Причем драконов — речных богов, как следует из мифов и преданий, изрядно опасались — ведь их гнев вызывал разливы и наводнения; в одном трактате говорится, что виновником потопа, который сумел усмирить Юй, был именно дракон, да и всемирный потоп, который обуздывала Нюйва, был вызван драконоподобным богом Гунгуном (или Черным Драконом).

Кроме того, драконы и змеи выступали как хтонические животные, связанные с землей и ее силами. Так, имя одного из богов земли, Гоулуна, переводится как Кривой Дракон, а атрибутами многих богов плодородия, по «Каталогу гор и морей», выступали змеи и драконы: у Куафу в руках две змеи, Гоуман (Вьющийся Терновник) ездит на двух драконах; по Ван Чуну, в обряде вызывания дождя обращались к земляному дракону. Словарь «Шовэнь» сообщает, что весной драконы поднимаются в небо, а осенью опускаются в пучину.

Китайская мифология. Энциклопедия - i_033.jpg

Дракон. Бронза (IV в. до н. э.).

Со временем представления о «стихийной злобности» драконов изживались, и дракон-лун стал восприниматься исключительно как благое, даже благостное существо, приносящее не только живительную влагу, но и успех, богатство, удачу.

Прежде чем закончить этот очерк древнекитайской мифологии, необходимо упомянуть о такой ее составляющей, как мифы и предания о чудесных животных, которыми, к примеру, пестрит «Каталог гор и морей». Эти животные, вполне вероятно, обладали божественной сущностью, многие из них так или иначе принимали участие в создании и устроении мира, а впоследствии становились духами местностей. Так, например, животное чжанъю, «похожее на обезьяну, но с четырьмя ушами», возможно, являлось локальным божеством воды, поскольку о нем говорится: «Где его увидят, в той области или уезде быть большому наводнению». С водой очевидно связана и рыба чжуань, «похожая на лягушку, но со щетиной»: «Когда ее увидят, быть в Поднебесной большой засухе». Птица Циньпэй, похожая «на орла с черными разводами, белой головой, красным клювом и когтями, как у тигра», напоминает ирландских богинь войны Маху, Бадб и Морриган: появление этих богинь в облике воронов, как и появление птицы Циньпэй, предвещало войну. Следует также сказать о таких животных, как шижоу и байцзе. Шижоу — это «зрячая плоть». Юань Кэ описывает его так: «Это живое существо, совершенно лишенное костей и конечностей, представлявшее собой только ком мяса, несколько напоминавший печень быка, но с парой маленьких глаз. Это странное существо люди считали самой прекрасной пищей, так как его мясо нельзя было съесть без остатка: съешь кусок, а на этом месте вырастает такой же. И шижоу вновь обретает прежнюю форму. Для великих предков, покоившихся в земле, оно служило никогда не истощающейся пищей, и если это чудище было под рукой, то не приходилось задумываться, чем наполнить желудок». Что касается байцзе, это был говорящий зверь, наделенный всеведением; последнее обстоятельство заставляет предполагать в нем духа знания. Как сказано у Юань Кэ, зверю байцзе «были ведомы все духи небесные и бесы земные. Он знал наперечет всех оборотней (в которых превратились неприкаянные бродячие души), [41] живущих среди гор, лесов, рек и озер. Он мог, не перепутав, назвать, какие оборотни, духи и чудовища живут на такой-то горе, какие оборотни и драконы водятся в такой-то реке, какие шутки творит нечистая сила на дорогах и что за оборотни и духи-волки бродят по могилам». По мифу, правитель Хуанди, изловив зверя, позавидовал мудрости байцзе и приказал изобразить на карте всех духов, которых упомянул зверь, и снабдить рисунки подписями. Рисунков оказалось одиннадцать тысяч пятьсот двадцать. И с тех пор Хуанди «стало очень удобно управлять нечистой силой».

вернуться

40

Перевод Э. М. Яншиной. В переводе А. А. Штукина, в котором точность принесена в жертву «лиричности» и ритмике, этот гимн называется «Ода о Государе-Зерно».

вернуться

41

Древние китайцы различали души по (она появлялась в человеке в момент зачатия) и хунь (входила в человека с его первым вдохом). Душа по после смерти человека уходила вместе с ним в могилу и превращалась в душу гуй, для которой в могилу и клались все предметы, необходимые для «адекватного» посмертного существования. Если предметов было достаточно, а родственники покойного регулярно совершали жертвоприношения, душа гуй оставалась спокойной. В противном случае, как считалось, она могла озлобиться и причинить вред как родственникам, так и посторонним людям. Душа хунь после смерти человека возносилась на небо и превращалась в духа шэнь. Впоследствии из этого «разделения» душ сформировалось деление духов на злых (гуй) и добрых (шэнь). По замечанию Л. С. Васильева, «особое внимание к духу шэнь было уже в древности, причем считалось, что именно эта душа, попадая на небо, становится там чем-то вроде посредника между людьми и сверхъестественными силами. Соответственно с приписанными этой душе важными функциями сфера ее распространения оказалась достаточно ограниченной. Простые люди вообще не имели души шэнь. Знатные после своей смерти имели душу шэнь, действовавшую на небе в зависимости от ранга ее обладателя на протяжении жизни одного или нескольких поколений. И только сам великий правитель, прямой потомок Шанди, имел право едва ли не на вечное пребывание на небе в качестве духа шэнь. Впоследствии эти правила несколько видоизменились, и духами шэнь подчас оказывались обычные люди, но далеко не все, а, как правило, незаурядные, проявившие себя в чем-либо и обожествленные после смерти».