Земля которой нет - Клеванский Кирилл Сергеевич "Дрой". Страница 14

Тим Ройс

Выйдя на широкий проспект, ведущий в обход арены, я первым делом прикрыл глаза, словно пытаясь этим отрезать себя от всего, что произошло за последние дни. Не то чтобы у меня это получилось, но дышать сразу стало легче.

У меня не было четкого плана, куда идти и что делать, поэтому я поступил так, как и следовало поступить в данной ситуации, – просто пошел вниз по улице. В воздухе все так же, как и в мою первую прогулку по этому городу, висели запахи цветов и какие-то пряные ароматы. Солнце светило ярко, но не обжигало, а ласкало кожу, проходя по ней нежными касаниями жарких лучей.

Отовсюду слышались журчание ручьев, фырканье фонтанов и шепот бассейнов, что освежало ничуть не хуже легкого северо-восточного ветра. Странно, если учесть, что, судя по звездному небу, которое я наблюдал из своей каморки, Териал находится в северном полушарии. А там, насколько я знаю, сейчас должны дуть северо-западные сухие промозглые ветра. Они обещали принести на своих невидимых крыльях старую каргу – зиму.

Здесь же не то чтобы была весна, а царило какое-то промежуточное состояние, когда вроде весна закончилась, но лето еще не наступило. И что-то мне подсказывало, даже невзначай нашептывало, что данное состояние на Летающих Островах длится бесконечно долгое время. Но все это лирика. Вырвавшись из святой крепости, где никогда не утихает пламя войны, я намеревался отдохнуть.

Многие при первом посещении незнакомого города сразу же идут в музеи, желая найти там хоть малый осколочек новой культуры. Другие спешат посетить богемные мероприятия, чтобы посмотреть, как принято отдыхать в этой самой новой культуре. Иные жаждут раздобыть билет на спектакль, мюзикл, балет или оперу, полагая это лучшим способом «приобщения». У меня же была своя система.

Первым делам я всегда гулял по городу, бесцельно бродя по проспектам, теряясь среди узких улочек, заходя в самые маленькие и незаметные лавочки и придорожные кафе с уютными навесами. Там я находил людей самого разного калибра. От веселых и беззаботных студентов до озабоченных жизненными проблемами деловых китов. Несмотря на их социальную, а порой и «духовную» разобщенность, всех их объединяло одно – лица. Глупо, наверное, звучит, но все же это так. Порой достаточно вглядеться в физиономии людей, и ты уже все знаешь об этом городе. Ведь лица горожан – это как зеркало, в котором отражается суть. Например, лицо того, у кого есть свой домик на Ривьере, разительно отличается от лица того, кто живет в хрущевке где-нибудь на отшибе Санкт-Петербурга или Москвы. И эти отличия, порожденные самыми разными проблемами, создают общую атмосферу города.

Сейчас же, когда я бродил по улочкам Териала, петляя среди его уровней, переходов и сотен мостов, то видел всегда одно и то же. Здешние жители были… словно цветы. Да, пожалуй, это наиболее точное сравнение. Хотя все люди были разные, – разве что одежда казалась почти одинаковой, – они поголовно цвели. Эти теплые улыбки, нескончаемый поток смеха и шуток, сами собой возникающие кружки танцоров среди уличных музыкантов. Изобилием жизни и ощущением вечно пьяного праздника Териал напоминал вечно пестрящие красками Цветущие холмы.

Порой, переходя с уровня на уровень, я замечал служивых, но они здесь скорее являлись какой-то данью традиции или старому укладу, а не резонной необходимостью. Даже то, что я не снимал ладоней с рукоятей сабель, нисколько не напрягало ни гвардейцев, ни гражданских.

Дети бегали вокруг меня, разглядывая с широко распахнутыми глазами, время от времени дергая за рукав, прося поиграть с ними или сделать что-то еще, но неизменно детское и простое. Те, кто постарше, манерно указывали в мою сторону ладошкой и начинали шептаться. Был даже один художник, который все набивался зарисовать мой «мужественный профиль будущего воина Термуна». Его слова, между прочим. Тем не менее я шел, не останавливаясь, намереваясь отыскать здесь что-то особое. Впрочем, пока еще и сам не знал, что этим особенным должно стать.

В какой-то момент я вдруг остановился. Не то чтобы увидел нечто, что сразу привлекло внимание, но стало по-детски любопытно. Передо мной находилось пузатое здание. Что удивительно, у этого строения не было крыши. Только четыре стены, которые скорее напоминали открытый советский чайник, нежели какой-то бокс. Но даже отсюда я слышал характерные отзвуки, доносящиеся изнутри.

Открыв крепко сбитую деревянную дверь, я тут же очутился в мастерской. В воздухе легкой дымкой застыла каменная пыль. Временами она подрагивала, когда нерадивый подмастерье скалывал слишком большой кусок породы, которая с грохотом падала на пол. Затем следовал не менее гулкий и грозный крик мастера.

– Проклятый халасит! – кричал мужчина, более похожий на легионера. Его огромные руки, вздутые плечи и мощная грудь, словно у героя из древних легенд, резко выделялись на фоне слишком тонких пальцев. – Да тебе только нужники делать, а не скульптуры поганить! А ну пошел отсюда, пока я за отцом твоим не послал!

Парнишка лет тринадцати от роду под сожалеющими взглядами еще дюжины таких же, как он, взял свои небогатые пожитки и поспешил к выходу. Он комично переступал ногами, отмеряя маленькие шажки и пытаясь не выронить из рук ящичек с инструментами и свернутую рабочую робу.

Я утер выступивший пот: в мастерской, несмотря на полное отсутствие крыши как таковой, стояла невероятная жара. Словно кто-то распахнул адские створки и в просторное помещение выставили котлы с грешниками. Кстати, в роли грешников, если судить по внешнему виду, выступали мальчишки-подмастерья. Все как один взмылены, с признаками недосыпа на лице, а руки тряслись, как у девственника, решившегося снять с подруги один из предметов нижнего белья.

Изгнанный, так и не состоявшийся скульптор на выходе с восхищением взглянул на меня, а после поспешил выйти за дверь. В этот момент на мне скрестились взоры и остальных мальчишек. Подмастерья смотрели на меня так, будто со страниц книги сошел их любимый герой и явил себя в полной красе. Признаюсь, было весьма неловко, но это также невероятно льстило. Все же впервые в жизни на меня смотрели как на героя.

– Чуть не испоганил, бездна его полюби, – пробурчал мастер.

И тут произошло то, чего я никак не мог ожидать.

Здоровяк с бородой и волосами, скрученными в косы и оплетенными кожаными ремешками, подошел к глыбе. Это был метровой высоты кусок гранита, из которого на вершине стали проявляться черты женского лица. Весьма аккуратные, плавные и, надо признать, словно живые. Видимо, я все же ошибся, когда решил, что мальчик не станет мастером. Пожалуй, он еще явится сюда.

Но вернемся к уже состоявшимся мастерам.

Вытянув руку, скульптор приложил ее к сколу. Воздух в мастерской вдруг задрожал. Я мог бы поклясться всеми богами, как темными, так и светлыми, что отчетливо услышал скрип и скрежет, будто кто-то бьет камнем о камень. И в тот же миг пыль, до этого застывшая и играющаяся в лучах солнца, вытянулась жгутами и взвилась к ладони мастера. Через мгновение тот отнял ладонь, и вместо скола сиял цельный гранит.

– Если завтра не придет, – продолжил бубнить потирающий руки мастер, – заставлю нужники драить. Халасит клятый.

В ту секунду, когда я уже собирался покинуть столь неоднозначное место, мастер повернулся в сторону входа. Сперва он надулся, словно разъяренный зверь, недовольный тем, что посторонний зашел на его территорию, но потом успокоился. В светлых глазах промелькнул отблеск узнавания, и мастер приветственно кивнул. Я ответил тем же.

– Доброго дня, – произнес он.

– И вам, – ответил я, не зная, что еще можно сказать в данной ситуации.

– Решили прогуляться? Не знал, что старший малас теперь отпускает своих птенчиков полетать на свежем воздухе.

– Не то чтобы он так рвался отворить клетку, но сделка есть сделка.

Мастер завис, а потом расхохотался.

– Вот оно как, – протянул он, когда приступ веселья прошел. – Странный приз вы себе выбрали, юноша.