Земля которой нет - Клеванский Кирилл Сергеевич "Дрой". Страница 29

Константин немного подумал, а потом все же нашел второе дно:

– Эта тактика ударит по горожанам. У них не будет больших запасов. В маленьких городах, а также в бедных районах крупных центров может начаться голод.

– Что прибавит казне лишний процент дохода, а с улиц уберет всякую погань, отребье и босоту.

– Которая мигом рванет на широкую дорогу искать счастья, – подытожил Константин.

– Плюсы со всех сторон, – развел руками советник. – Крестьянам – зерно и мука, казне – золото, наемникам – лишняя отрада погоняться за разбойным людом.

– Ты мне про наемников не заливай, – прищурился Константин.

Советник передернулся. Его всегда нервировали это панибратство и простецкий говор императора. Хотя, надо признать, за это его не любил весь двор, но просто обожал челобитный люд, разносящий весть о том, какой простой и понимающий сейчас правитель на троне.

– Какая радость гонять косых бродяжек с дрекольем да ржавчиной на руках? – усмехнулся император.

Гийом внимательно вгляделся в задумавшегося правителя, а потом недовольно вздохнул. Сейчас будет вынесено решение, идущее вразрез с политикой казначейства и совета, но устраивающее люд в целом и Константина в частности.

– Поднимем стоимость скупки, но дадим ограничение – по три центнера с амбара. В городе на два сезона понизим общую цену до семи медных за полкило муки и до двух серебрушек за кило зерна.

– Но ваше величество! Это пагубно отразится на казне! Мы можем потерять до трех процентов ежегодной выручки!

– Три процента – это лишь двенадцать тысяч золотых, – отмахнулся император.

– Вы готовы заплатить эти деньги за жизни нищих и бродяг?

– Которые, если ты не забыл, старший советник, тоже являются подданными этой страны.

– Скорее ее паразитами.

– К тому же, – Константин, словно не заметив язвительного комментария, продолжал смотреть в окно, – я собираюсь ужесточить прием в Академию.

Маг поперхнулся воздухом и во все глаза уставился на абсолютно спокойного правителя, немного устало смотрящего на мелькающий за окном пейзаж.

– Что вы собираетесь сделать?

– Перестань, – скривился император. – Ты прекрасно знаешь, о чем я. Из-за этой самой Академии в высшем аппарате власти процветают взяточничество и распил. Пять тысяч золота за год могут позволить себе не все чинуши, у которых детки имеют дар. Но при этом все хотят, чтобы в семье был маг. Отсюда вечный кошмар на границе, разница в отчетах мэрий о реальном положение дел и прочая требуха, которая опостылела не только народу, но и мне.

– Вот уже триста лет в Академии все идет своим чередом…

– Ты сам говорил, что пришла эпоха перемен. Вот я и собираюсь ей немного помочь.

Гийом понял, что императора не переубедить, и поник. Спорить в последние часы жизни фактически с племянником ему не с руки. Пусть делает то, что считает нужным. Когда материк утонет в крови врагов Империи, всем будет не до реформы магического образования.

– Со следующего года стоимость обучения для знати вырастет с пяти тысяч до девяти, а любой одаренный из низшего сословия будет учиться бесплатно.

– Девять тысяч?! Бесплатно?!

– Да, – все так же спокойно кивнул Константин. – И я не стану заставлять их служить стране. Отучатся – и пускай делают то, что сердце подскажет.

– Вы угробите весь магический баланс! Страны наводнятся отрепьем с даром!

– И к демону, – пожал плечами император. – Разве ты не видишь – магия умирает! Не хочу, чтобы те, которые способны ее творить, были лишены этого из-за клятого металла.

Гийом посмотрел на императора и понял, что тот проверяет его. Старший советник так и не рассказал своему правителю всей правды. Когда откроются Врата и Империя получит величайшую армию в истории Ангадора, произойдет еще кое-что. Кое-что, что спасет магию и всех волшебников этого мира. Да, старый маг собирался стать спасителем, имя которого не забудут даже спустя века и тысячелетия.

Константин же все смотрел в окно. Они уже проехали предместья и теперь катили по дороге, некогда принадлежащей графам Гайнесам. Правда, сам род прервался почти девять лет назад, а их земли отошли казне. В том числе и золотой рудник, в сторону которого столь неспешно катила карета.

Вскоре император вновь задремал, а советник, потерев вспотевшую и затекшую шею, скрестил руки на груди. Не так он представлял себе последние часы жизни. В отрочестве будущий великий маг наивно полагал, что помрет с мечом в руках у ворот вражеской крепости. В юношестве мечтал о смерти от перепоя и воистину демонического блуда. В пору студенчества молил о любой смерти, лишь бы не сдавать экзамены тогдашнему ректору, чокнутому боевому магу. Но ни в одних своих грезах он не видел себя в богатой карете, причем настолько седым, что невозможно вспомнить, когда волосы блестели привычной чернотой. Впрочем, у богов, видно, были свои планы на пастушьего сына, который забрался так высоко, как не мог представить даже в своих самых смелых грезах…

К первым звездам карета замерла на небольшой площадке. Там среди многочисленных, явно сбитых на скорую руку домиков и будки находился подъемник, ведущий в шахту. Константин, поморщившись, резко распрямился, хрустя позвонками. В бытность наемником он мечтал об удобствах кареты, разминая затекшие ноги и натертый зад. Теперь же он желал получить седло из плотной кожи и стремена под каблуки ботфортов.

– Мы прибыли, ваше величество, – с предвкушением в голосе возвестил Гийом.

Правитель страны не стал ехидничать и указывать, что это и без подсказок ясный факт, он просто смело пошел к подъемнику.

Вокруг стояла тишина. Не та, которая наступает, когда в горнице гаснет свет и все отходят ко сну, и не та, которую хранит разбойный люд, сидя в темной засаде, а особая тишина. Вязкая, немного затягивающая и одновременно с этим отпугивающая. Такую тишину вы всегда найдете на кладбище или на недавнем поле брани. Это была мертвенная тишина.

– Что здесь произошло? – спросил Константин, закрывая дверь подъемника за другом своего отца.

– Увольнение рабочих, – немного жестко ответил Гийом.

Еле слышно скрипел механизм ворота, стравливающего тяжелые канаты, на которых еле ощутимо покачивался подъемник. На разумных опускалась темнота, разгоняемая двумя факелами. Будь здесь один из приближенных, он мигом заметил бы, что Константину не подобает держать факел. Впрочем, ни один из них не знал, что мог сделать их император, когда на то была необходимость. А если честно, этого не знал и сам император, он просто делал то, что нужно и когда нужно.

– Сколько их было?

– Двести семь человек.

– Двести семь подданных, – повторил бывший принц, понуро качая головой. – Двести семь моих подданных.

– Я бы предложил вам казнить меня, – спокойно произнес волшебник. – Но, боюсь, палач не успеет к действу.

Император промолчал. Когда-то он полагал, что многое на свете можно решить словом, сейчас, повзрослев, он осознал, что куда больше может сделать молчание. Да и вообще, будучи правителем, очень удобно молчать. Приходят к тебе дворовые – ты молчишь. Они дрожат, думая, что правитель гневается или размышляет. Приходит дворянин с просьбой – молчишь, а он думает, что его раскусили, и вот уже вскоре казна получает дарственную. Да, в последнее время Константин так много молчал, что разговаривать ему стало уже неудобно. Он даже начал понимать Молчуна.

Спустя примерно четверть часа спутники наконец оказались в рукаве шахты. По стенам опытный горняк мигом различил бы следы выработанной подчистую золотой жилы. А вот опытный следопыт нашел бы признаки недавней бойни, в которой, словно свиней, зарезали чуть больше, нежели две сотни людей.

В последний раз скрипнули канаты, и подъемник замер. Император дрогнувшей рукой открыл хлипкую дверцу и пропустил вперед советника. Волшебник, ответив кивком головы, потушил факел и в ожидании уставился на своего повелителя. Тот же, положив правую руку на гарду бастарда, затушил факел, чиркнув им по стене, оставляя на ней широкую подпалину. К тишине добавился еще и вязкий, смоляной мрак.