Сафари для победителей - Каменистый Артем. Страница 38

— Не удивлен, — буркнул омр, не открывая глаз. — Если бы хомяки не умели быстро рыть норы, — вот тогда бы я удивился.

— Человек! Не называй раттаков хомяками! Мы — высшая форма грызунов, никогда не путай нас с низшими, а то познаешь мой гнев и всеобщее раздражение моего народа!

— Ххот, ты не спишь? — удивился мальчик.

— Давно уже не сплю. Как тут поспишь, если эта мокрая крыса вспоминает меня через слово, обзывая почем зря. Да и понравилось вас слушать — разговор у вас умный. Интересный. В казарме друзья так не говорили, а на родине у нас вообще все молчаливые — будто свои языки за завтраком с голодухи слопали. Молчат все, только косятся друг на друга и облизываются при этом, рукояти ножей поглаживая…

— Тибби не удивлен! Исходя из наблюдений за тобой, Тибби сделал вывод, что все твои родственники и друзья — такие же примитивные существа, как и ты. При их образе жизнедеятельности умный разговор невозможен. И вообще умное невозможно!

— Молчал бы, раз не знаешь. Умников у меня в друзьях немало было. Пацан, помнишь Унниса? Когда я с вами встретился, твой весельчак-дедок его прирезал, а я тело не стал в пропасть бросать. Так его и засыпало снегом на тропе. Так вот что я вам расскажу: Уннис легко мог задницей сыграть «Марш сорока палачей». Честное слово, мог! Это было просто гениальнейше! Бывало, тоска на душе, домой хочется или пожрать чего-нибудь повкуснее похлебки из старых носков, а он как выдаст до звона в ушах! И на душе сразу теплеет, и настроение у народа поднимается. Умник был еще тот — умел ударить по скуке в нужный момент. Так что, хомяк, неправ ты.

Мальчик, не выдержав, рассмеялся, тут же закашлявшись, а раттак, убирая котелок с огня, прошипел:

— Мои предположения полностью подтвердились. Если этот Уннис был самым умным из твоих друзей, про остальных Тибби получать информацию не хочет.

— А зря: там были личности и поинтереснее.

— Ребенок, открывай рот и поглощай лекарство. Не надо его нюхать — от этого оно не станет более привлекательным.

— Плесенью пахнет.

— Плесени в лекарстве нет. Здесь сорок трав, двадцать корней кустов, десять корней деревьев. И еще здесь два гриба. Тибби не знает, относятся ли они к растениям. Пусть будут просто грибы. Плесени в лекарство никто не помещал — не надо пытаться ввести меня в заблуждение.

Омр, с хрустом потянувшись, поинтересовался:

— Слышь, дите крысы, а вашим хомякам слабо вот такую нору вырыть? Смогли бы?

— Человек, ты глупее тех крыс, о которых регулярно вспоминаешь. Обрати свое внимание на стены — они каменные. Разве можно вырыть нору в камне?!

— Вот видишь, люди вырыли! А ты говоришь, что невозможно это! Мы умнее вас — запомни!

— Глупый человек, мне искренне жаль твое скудное содержимое черепной коробки. Память твоя такая незначительная, что ты не запоминаешь событий вечера. Вечером здесь было авторитетно сказано, что нору изготовили големы. Тибби сейчас подробно объяснит специально для слушателей с ограниченными умственными возможностями. Голем — не человек, это магическое создание. В голема помещают дух костей от жертвы — животного или человека. И после этого скрепляют камни и глину многими нитями магии элементалей. Эту нору делали не люди. Радуйся, глупый человек: ты познал истину из уст раттака!

— Сам дурак. Даже глупее дурака. Дураки ведь знают, что големом управляет маг. А маг — человек. Ты же не говоришь, что яму вырыла лопата? Нет, ее вырыл человек с лопатой в руках. Вот так и здесь — туннель сделали люди, используя големов. Понял? Так что не спорь с умными людьми, хомячок.

— Голем и без человека может работать, — выдал мальчик. — Если бы в этом туннеле при проходке оказался человек, он бы не выжил. Вентиляции не было, пыльно очень, и дыма хватало. Голему давали приказ, и он его выполнял. В местах, богатых первородной силой, голем может существовать вечно, без мага. Если не будет вести себя активно. При этом он будет помнить приказ. Например, прикажи ему убивать всех, кто проходит по тропе рядом с ним, — он будет делать это веками. Кстати, големов-проходчиков зачастую оставляли на священных тропах после окончания работ. Иногда просто украшениями стояли, иногда… Некоторые паломники любили риск — для таких на тропах размещали големов с особым приказом. Обычно приказ был прост: пропускать, допустим, сорок человек, а сорок первого убивать. Такой вот жребий — все ради острых ощущений.

— Не хочу в туннеле наткнуться на такую жестокую шутку — с моим везением я обязательно окажусь сорок первым, — вздохнул омр. — Амидис, просыпайся! Пора закинуть чего-нибудь в желудок и топать сквозь гору. И так засиделись — дождемся, что драгуны найдут вход в туннель и начнут нас выкуривать, будто семейку лис.

Трудно придумать более скучное занятие, чем ходьба по заброшенному жреческому туннелю. Здесь вообще не было ничего интересного — просто отверстие, прорезанное големами в камне. Магическим истуканам не требовалось воздуха или помещений для отдыха, так что никаких боковых ходов не было. Камень и пыль под ногами — ничего более. Поначалу путников развлекали взбудораженные вторжением летучие мыши, но вскоре и они исчезли: далеко от входа не залетали.

Големов, терпеливо поджидающих «сорок первую жертву», тоже не встретили. Не было здесь и костей невезучих паломников. Здесь вообще не было никаких ориентиров — однообразие пути лишь изредка нарушали кучки камней, обрушившихся со свода. Сквозняков тоже не было, но, тем не менее, воздух был чист — древние строители знали толк в налаживании естественной вентиляции.

Ххот, несмотря на поврежденную ногу, возглавляя шествие, поначалу пытался ориентироваться по состоянию мальчика — ждал, что у того начнут заплетаться ноги и пора будет делать привал. Но неугомонный мальчишка шагал как заведенный, хоть и явно через силу. Лицо его нездорово побледнело, щеки заметно ввалились, глаза, и без того немаленькие, стали еще больше и готовы были засветиться от внутреннего жара, а нехороший кашель не прекращался. Многоопытный омр понимал, что ребенок серьезно болен, и никак не мог понять — почему он не падает. Пришлось определять интервал привалов самостоятельно — ни на кого не равняясь.

Путники начали теряться во времени — Амидис даже заподозрил, что уже наступила ночь и пора устраивать ночлег.

До северного конца туннеля солдаты Коалиции еще не добрались: опровергая выводы Амидиса, он показался издали, выдав себя яркой точкой дневного следа. Беглецы приободрились, но, как оказалось, рановато: шагать пришлось еще долго. Ход был идеально прямым — неудивительно, что выход разглядели издали.

Уже на последних шагах наткнулись на очаг и груды трухи у стен — в давние времена сюда кто-то набросал несколько охапок веток. Или бродяги останавливались, или последние, самые фанатичные паломники пережидали непогоду. Неизвестно. Ххот, оценивающе посмотрев в сторону выхода, предложил:

— Там, похоже, темнеть начинает. Думаю, надо притащить сюда дров и устроить ночлег. Здесь нас дождь не достанет.

— Зато дым, выходящий из туннеля, могут заметить, — заявил мальчишка. — Там, на входе, должен быть маленький заброшенный храм. Никого в нем давно уже нет. Если кто-то увидит, что над ним поднимается дым, то удивится. А если это будут солдаты Коалиции, то обязательно проверят: они подумают, что там прячутся жрецы или враги.

— Сильно много ты умничаешь! Разведем маленький костерок, когда станет совсем темно, — никто дыма и не заметит, а вот нам не помешает согреться после ходьбы по этому погребу. Так что нечего спорить! Амидис, пойдем со мной. Разведаем, что там снаружи, и прихватим хворосту.

— Чтоб я сдох! Малец, если я останусь жив, то хоть иногда буду слушать, что ты говоришь!

Это было первое, что заявил Ххот после пробуждения. Пробуждение, надо признаться, было не самым позитивным в его жизни: пинок в бок и дуло мушкета в лицо. Остальных поднимали аналогичным образом — подземный привал беглецов оккупировало не менее десятка вооруженных личностей. Им темнота не мешала — действовали четко. Сразу видно мастеров своего дела: сумели бесшумно подкрасться к далеко не беспечным жертвам, привыкшим спать вполуха. Сонные люди не успели оказать сопротивления, но кое-чего нападавшие не учли: не ждали, что среди жертв окажется раттак с его феноменальным чутьем, проворством, ночным зрением и раздражительным характером.