Фэнтези 2007 [сб.] - Пехов Алексей Юрьевич. Страница 82

— А если он понадеялся, что ты ошибешься?

— Он придет, — убежденно сказал ведьмарь. — И прихватит с собой того, кто помогал прятать тело на дне озера.

— Может, ты еще утром его имя знал?

— Может, и знал.

— Что ж промолчал?

«А кто бы мне поверил? — подумал он. — Хорош обвинитель — чужаком в деревню заявился, не прошло и часу — на своих поклеп возводит. Чем докажешь? Там, где бабе горло резали, уже и пятна не видать, только зверю почуять... Убийца его листьями присыпал, валежником забросал, а намитку слетевшую не поленился — закопал под кустом, яму выше колена вырыл. И теперь терзается сомнениями — на него ведьмарь укажет? Иного виновником выставит, лишь бы самому брехлом не прослыть? Он придет. Это первого убивать тяжело — страшно, ночами снится, голос чудится, кровь руки жжет. Со вторым проще. А там и в привычку войдет».

Не успел додумать — треснул невдалеке сучок под неловкой ногой. Шишка хрупнула. Услышала Жалена — рука словно невзначай черен меча приласкала, примерилась.

«Спящими порешить хотят» — догадался Ивор. Иначе не крались бы, как коты лесные. Не разделялись, обходя костер с двух сторон. Так сподручней резать глотки — обоим сразу, чтобы даже пикнуть не успели.

Встали, пригнувшись, у самой черты, как упыри. С духом собираются.

«Ошибся чуток ведьмарь: не двое их — четверо. Вчетвером-то на двоих спящих все смелые, — зло подумала Жалена. — Пусть только руку который протянет. Валяться ей на земле, как сохлой ветке. Оно и к лучшему, что не ожидают никакого подвоха. Пусть только руку протянет...»

Сдала их... кошка. Не объяснил ей никто, что не хозяина врасплох застать пытаются, а сами лиходеи в силок лезут. Зашипела на смыкающиеся тени, заурчала противно, шерсть вздыбила. В темноте и на кошку не похожа — бестия косматая у ведьмаря под боком желтыми глазами светит.

Тут уж притворяйся не притворяйся, что спишь, — не поверят.

— И тебе не спится, староста? — сочувственно спросил ведьмарь.

* * *

Жалена подняла голову. Тучи чуть разошлись, явив растущий серп месяца, узенькую щелочку в небосводе. Шуточный навет балагура-мельника по немыслимой прихоти судьбы обернулся страшной правдой — из мрака выступили Старостины сыновья, угрюмо сжимавшие черены мечей.

— Предупреждал ведь тебя, девка, — досадливо сказал староста. — Дважды предупреждал. Зря ты к ведьмарю ходила. И вернулась зря. Стрелы не послушалась, так мечом вразумлять придется...

— Воеводе-то что скажешь, когда на тризну по мне с дружиной заявится, ответчика требовать? — ухмыльнулась-ощерилась кметка, как обложенная в логове волчица, выжидающая — сунется в лаз самый брехливый пес из гончей своры или поскребет землю для виду и отступит?

— Тебе нашел, что сказать, и его уважу, — безмятежно пообещал староста. — Мол, не поделили что-то с ведьмарем.

Ивор не выдержал — рассмеялся. Если бы самого воеводу спросили, что он думает об Иворе, Мечислав Кречет помолчал бы, словно вопрос ему неприятен, а потом нехотя ответил, что иметь ведьмаря во врагах слишком накладно, а в друзьях — невозможно. А если бы ему предложили раз и навсегда покончить с докучливой остью в глазу, молчание воеводы затянулось бы вдвое против прежнего, а затем последовал бы мрачный и веский совет не лезть не в свои дела.

Мало кто знал, где и как Мечислав обзавелся длинным застарелым шрамом поперек всей груди. И воевода никогда бы не поверил, что Жалена сумеет одолеть ведьмаря, пусть даже падет вместе с ним.

— Да как у вас руки поднялись, на беременную-то?! — не удержалась Жалена.

Младший Старостин сын залился мертвенной бледностью, заметной даже в темноте, старшие дрогнули, переглянулись растерянно. Староста досадливо передернул плечами. Выходит, не знали...

— Сам к водяницам пойдешь ответ держать, — спросил Ивор, и ясно было, что не ждет он от старосты повинного согласия, — или отвести тебя?

— Я прежде тебя к ним выкину, — посулился тот, качнув острием меча, — и девку твою следом. Думает — со всей дружиной переспала, так кметом заделалась?

Ивор хотел упредить Жалену, чтобы не вела обидных разговоров, нарочно затеянных бывалым бойцом, не распалялась понапрасну, но та и не собиралась оправдываться, отругиваться, да и вообще говорить с ненавистным ей человеком. Вот только подумала, что ей уже вовсе не хочется везти убийцу к воеводе, а правильней будет положить его на месте. Окинула наметанным глазом жилистое, чуть подавшееся вперед тело, готовое сей же час нанести или отразить удар, спокойную и вместе с тем железную хватку на черене, и поняла — туго придется.

Только спросила:

— За что ты их?

Ответа они с Ивором не дождались. Ни к чему им уносить в могилы чужую тайну, не из тех она, что стоит хвастаться. Да ведьмарь и так все знал.

... приглянулась младшему заезжая молодуха. Весь вечер около нее увивался, байки травил, орехами калеными угощал, пока скупщик со старостой дела торговые вели. Помстилось — и она не прочь. Намекнул — отшутилась, а тут и муж подоспел, увел.

Ночью не утерпел — пошел на вдовий двор. А ну как выйдет? Вышла, лошадей проведать. Увидала его — испугалась не на шутку. Сначала шепотом уговаривала уйти, а как не послушался, схватил крепко, к губам потянулся — забилась, заголосила, давай мужа звать. Выскочил купец, затрещину охальнику отвесил, тот было в драку полез, да вовремя одумался. Не стал чужой двор кровью марать, хозяев будить, соседей полошить — не к чему им знать, что Старостин сынок до чужих жен охочий, а купцу со старостой из-за дурня молодого ругаться и уж совсем негоже, сам проучить сумеет. Пошли к озеру. У воды светлее, да и берег ровный, а в лесу поди еще найди полянку. Схватились на кулаках, пока один пощады не запросит. Долго друг другу бока мяли, начал купец одолевать, ан тут парень не утерпел — нож выхватил...

Не спалось и старосте. Приметил он, как сын вокруг Вальжины гоголем выхаживал, посередь ночи уходил, дверь за собой притворял осторожно. Поворочался староста, побранился под нос — не утерпел, пошел беспутное дитятко вразумлять, пока в беду не угодило. Прихватил топор на всякий случай — места глухие, волки с голодухи, бывает, во дворы заходят, ежели другой поживы не найдут — из собачьих мисок кости выбирают. Перепутаешь в темноте ненароком, окликнешь Верного, глядь — а у того хвост палкой висит, сивая морда к земле опущена, глаза вражьей зеленью полыхают.

Опоздал малость староста, видел только из схорона, как сын с купцом толковал. Пошли куда-то вместе. Староста, не сказываясь — за ними, авось сами разберутся, а сынка и поутру выбранить можно.

... Изловчился купец, заломил парню руку, отобрал нож. Кто его знает, может, и впрямь полоснул бы в сердцах, чтобы неповадно было на чужих жен заглядываться, да увидал староста лезвие блеснувшее, раздумывать не стал. Так купец и не понял, откуда смерть пришла...