Это наш ребенок! - Феррарелла Мари. Страница 3

     — Танец?

     Шейла кивнула. Она ощущала неотвратимость грядущего, и кровь вскипела у нее в жилах.

     — Угу. И желательно в лунном свете.

     Он поднял глаза. Над ними возвышался черный, как бархат, небесный купол с россыпью серебряных звезд.

     — Я согласен. То, что доктор прописал.

     Их пальцы переплелись, и он притянул ее ближе к себе. Они начали легко покачиваться под доносившуюся до них музыку.

     — Да, — прошептала Шейла, ее голос звучал нежно. — Да.

     Она положила голову ему на плечо, и он вдыхал пьянящий аромат ее волос и удивлялся, как ему удалось попасть на небеса, не заметив собственной смерти.

     Этот вечер начался с улыбки и закончился гораздо большим в уединении среди скал, на частном пляже недалеко от больницы, ради которой устраивался благотворительный прием. Шейла была знакома с владельцами, очень удачно оказавшимися в отъезде.

     Слейд никогда не подозревал, что можно испытать такие чувства к женщине, получить столько наслаждения за такой маленький отрезок времени.

     Окутанная лунным светом, Шейла была в его объятиях всем, что он когда-либо желал в женщине. Он получил от нее все, на что мог надеяться. Больше.

     И меньше.

     Меньше, потому что она ничего не просила взамен, отдавая ему все: свое тело, свою душу. Он не мог вспомнить ничего подобного, будучи одновременно и властителем и рабом, любящим и любимым. Как будто их околдовали. Колдовство. Он был убежден, что невозможно подобрать другое слово.

     Колдовство.

     То, что произошло с ними, между ними, питало его сны все последующие месяцы. Не один раз воспоминание о том, как он прижимал ее к сердцу, было единственным утешением в обезумевшем мире.

     Они разговаривали и ласкали друг друга всю ночь и расстались на автостоянке отеля на заре следующего дня, понимая, что в эту ночь были друг для друга всем. Зная также, хотя и не облекли это в слова, что для каждого из них этот маленький островок времени был особенным по-своему.

     Итак, он здесь и собирается «навестить» ее после всех этих месяцев. Что, если она окажется не такой изумительной, как он ее помнит?

     И что, если окажется?

     А когда он увидит ее, что тогда? Пригласит ее пообедать? После того как они занимались любовью под звездным одеялом, обед покажется слишком обыкновенным, слишком земным.

     Однако интуиция подсказывала Слейду, что с Шейлой ничто не может быть обыкновенным.

     Он снова пошарил в кармане и снова смачно выругался, найдя его пустым. Черт побери, он ведет себя как безумно влюбленный юнец, а не тридцатитрехлетний закаленный журналист, обогнувший земной шар не один раз.

     Голос Джонни Мэтиса замер на лирической ноте. Говорливый диджей объявил конкурс и рассмеялся собственной бесконечной болтовне. Слейд выключил радиоприемник и потер голый подбородок. Подобная нерешительность совсем не в его духе.

     Чего именно он боится? Он же не собирается встретиться с судьбой. Судьба поджидает только на полях сражений.

     Самое время выяснить, не растворится ли его мечта, как дешевый порошок для мойки посуды при встрече с фаянсом.

     Разогнув свое длинное тело, он вылез из машины и хлопнул дверцей. Замок щелкнул автоматически.

     Ожидание, опасение, предвкушение заставили его сердце биться быстрее. Он чувствовал себя так, как шесть месяцев назад, когда ждал встречи с информатором на глухой улочке того, что осталось от центра Бейрута.

     Уступив дорогу пожилой паре, Слейд вошел в залитый солнцем вестибюль клиники. В окне аптеки справа были выставлены веселые мягкие игрушки, предназначенные отвлекать внимание малышей от предстоящего визита к врачу. Они явно помогали. Слева, рядом с лифтами, висели две больших черных доски под стеклом.

     Слейд просмотрел список и нашел ее имя: «Доктор Шейла Поллак, офис 812».

     Вероятно, с хорошим видом на остров Санта-Каталина, размышлял он, нажимая кнопку лифта.

     Он обнаружил, что его ладонь взмокла от пота, и нашел этот факт раздражающим и забавным.

     К тому времени, как прибыл лифт, Слейд уже был не один. К нему присоединились еще трое, и, когда двери начали закрываться, вбежала женщина, волоча за собой ребенка. Двери, вздрогнув, снова открылись и затем закрылись окончательно. Маленький мальчик, вертясь и дергаясь, терся о ногу Слейда. Мать его выглядела раздраженной и измученной. Хорошо, что у него нет собственных детей.

     Слейд наблюдал за мелькающими цифрами над дверью лифта, отмечающими этажи, и почти не дышал, сам того не замечая.

     Он просыпался в два часа ночи под разрывы бомб, бежал от снайпера по городской улице, превращенной в груду камней, жил с беженцами в горах, разделяя их скудную пищу и еще более скудные надежды на мир, только для того, чтобы получить материал для газеты, и не мог вспомнить, чтобы ему было не по себе в самых критических ситуациях.

     Тогда почему он чувствует себя так неловко сейчас, просто поднимаясь в лифте?

     Возможно, ответ в том, что ни одна из тех ситуаций в то время не казалась ему реальной. Как будто он читал о своей жизни вместе с остальными читателями «Таймс».

     Сейчас он чувствовал себя как в суде перед требовательным судьей.

     Можно уехать из провинциального городка, где провел детство, но провинциальная мораль тебя не отпустит.

     Он вышел из лифта на восьмом этаже. Последнем. И этажей больше не было. И не было больше возможности тянуть время. Когда двери лифта закрывались, Слейд чуть не решил спуститься вниз и забыть об этом деле. В конце концов, логично рассудил он, сон продолжается, пока реальность его не опровергнет, не разобьет в пух и прах.

     Путь труса, упрекнул он себя. А прошло уже много времени с тех пор, как он запретил себе трусить. В его жизни нет места трусости.

     Стрелки на стене указали ему дорогу. В конце длинного узкого коридора он повернул налево.

     Вход в ее офис был в центре холла. Офис 812. Доктор Шейла Поллак, акушер-гинеколог, как сообщила табличка.

     Изнутри доносилась тихая музыка.

     Интересно, удивится ли она ему. Видит Бог, он сам удивлен тем, что стоит здесь.

     Чувствуя себя оккупантом, вторгающимся в иностранное государство, Слейд повернул дверную ручку и вошел.

     Приемная оказалась просторной. Светлые голубые стены усиливали ощущение безмятежности. Около низкого столика с мраморной столешницей стояли обитые голубой тканью стулья с блестящими светло-серыми подлокотниками в форме изогнутых звериных лап. По пять стульев с каждой стороны. Приемная напоминала уютную старинную гостиную, напоминала Шейлу.

     Слейд подошел к регистрационному окну и постучал в матовое стекло. Окошко открылось, и медсестра с любопытством оглядела посетителя. Ее взгляд остановился на его руках. Возможно, она приняла его за коммивояжера фармацевтической фирмы.

     — Привет, доктор Поллак здесь?

     — Да, — ответила медсестра — Лайза, судя по табличке на накрахмаленном белом халате, — и терпеливо ждала продолжения.

     — Не могу ли я ее видеть? — спросил Слейд.

     Лайза подумала, что он не заметил табличку на двери.

     — Может быть, вы ищете доктора Теодора Поллака, — вежливо подсказала она. — Шестой этаж, кабинет номер...

     Теодор Поллак? Имя показалось смутно знакомым, но Слейд не вспомнил, где слышал его раньше. Неужели Теодор ее муж и он все это время ласкал замужнюю женщину в снах, а одну волшебную ночь — наяву.

     — Нет, я хочу видеть Шейлу Поллак. — Он оглянулся. В приемной сидели три женщины, все беременные. Его губы слегка скривились. — Не по записи.

     Странная фраза, подумала Лайза, затем поняла:

     — О, вы хотите сказать, по личному делу.

     — Да.

     Очень личному, подумал он, чувствуя, как его пронизывает желание. Господи, он ведет себя, как подросток, едва достигший половой зрелости.