Богиня любви - Каст Филис Кристина. Страница 49
От близости Гриффина дыхание богини любви участилось.
— Перед тем как мы приехали в галерею, ты говорила, что мужчина, который одновременно и художник, и воин, — исключителен... необычен... — Он сделал паузу, наматывая на палец локон Венеры. — И что еще ты сказала?
Венера слегка вскинула брови.
— Я сказала, что они необычные, отклоняющиеся от нормы или просто своеобразные.
— И каково твое решение для меня, моя богиня? — В голубых глазах Гриффина светилось мальчишеское озорство.
— Я склоняюсь в пользу необычности и своеобразия.
Гриффин придвинулся еще ближе к ней.
— Давай посмотрим, смогу ли я склонить тебя в пользу исключительности.
Он не дал ей возможности ответить. Он обхватил ее лицо ладонями и наклонился, чтобы завладеть ее губами. Венера позволила ему впиться в ее рот поцелуем, от которого вся кожа богини загорелась огнем. Богине невероятно нравилось, что этот мужчина берет ее без колебаний, не играя в поклонение и обожествление, которые закончились бы просьбой о даровании какой-нибудь милости. Она ведь слышала это так много раз, бесконечными веками: «Прими мое тело как подношение, о великая богиня любви, и молю, даруй мне ответ на мою просьбу: пусть девица, которую я желаю, полюбит меня!» Даже бессмертные не отказывались от того, чтобы попросить о какой-нибудь помощи. А Вулкан, как это ни забавно, женился на ней потому, что хотел спрятаться от любви. Венера была сыта всем этим по горло. И сегодня она не желала быть богиней Венерой. Сегодня она желала стать обычной смертной женщиной, которую любит смертный мужчина, а это значило, что ей незачем демонстрировать Свое знаменитое самообладание перед Гриффином.
А Гриффин, не говоря ни слова, забрал у нее бокал и поставил рядом со своим на низкий металлический кофейный столик. Потом он взял богиню любви за руку и повел по широкой лестнице на второй этаж, в похожу ю на обычный чердак спальню с аркой вместо двери. Кровать у него была широкой, с железными спинками, и на ней лежали толстое темное одеяло и подушки королевских размеров. Гриффин не стал включать люстру, поскольку в спальню проникал свет из нижней комнаты, создавая особый эффект, как будто где-то рядом горели свечи. Он сел на кровать и притянул к себе Венеру, так что она оказалась стоящей между его ногами. А потом запустил пальцы в ее волосы и быстро выдернул шпильки; локоны Венеры рассыпались по спине и плечам.
— Мне хотелось это сделать с того самого момента, как я увидел тебя сегодня вечером, — тихо сказал он.
Венера встряхнула головой, окончательно освобождая волосы. Руки Гриффина скользнули к ее шее, а потом медленно, очень медленно двинулись вниз, гладя ее тело так, словно он хотел запомнить каждый изгиб. Венера вздрогнула, подумав, что его руки обладают даром творить столь прекрасные, чувственные произведения искусства... и что они сумели создать ее безупречное изображение, хотя он и сам того не знал.
— Тебе холодно? — прошептал он.
Его ладони обхватили бедра богини, скользнули к нижней части живота, и вот уже его большие пальцы ласкали сердцевину ее женственности... Венера вздохнула и застонала от наслаждения.
— Я тебя согрею, — пообещал он, и его голос стал вдруг таким напряженным и хриплым, как будто ему было очень трудно говорить.
Венера качнулась вперед, навстречу его крепкому прикосновению, уже переполненная возбуждением, которое вызвали его руки, ласкавшие сквозь ткани брюк и трусиков.
— Я помню каждый миг того вечера... Я не в силах был выбросить тебя из головы. Ты как наркотик, наполнивший мою кровь... — Голос Гриффина был низким, дыхание участилось. — Я помню, какой горячей и влажной ты была, и как я скользнул в тебя, и как чувствовал твой отклик...
Венера посмотрела в его пылающие страстью глаза, и жар желания, который она увидела в них, заставил еще сильнее вспыхнуть ее разгоряченное тело.
— А ты думал обо мне, когда потом мастурбировал?
— Снова и снова. — Гриффин застонал. — Я ведь думал, что потерял тебя.
— А я думала, что ты попользовался мной, а потом бросил, — призналась Венера.
— Никогда! — Глаза Гриффина горели огненным желанием. — Я бы никогда и ни за что не поступил так с тобой. Иди ко мне, Венера...
Он потянулся к ней, поцеловал в губы. Венера приоткрыла губы и с готовностью приняла вторжение его языка, словно желая, чтобы Гриффин поглотил ее целиком. Продолжая целовать богиню любви, Гриффин повернулся и, приподняв Венеру, опустил ее на кровать. Его руки скользнули вниз, чтобы расстегнуть «молнию» ее брюк, а богиня выгнулась, чтобы Гриффину легче было снять с нее слаксы, одновременно сбрасывая туфельки на высоких каблуках; они упали на пол рядом с брюками. Пальцы Гриффина на несколько мгновений распластались на ее животе, потом не спеша, дразняще передвинулись вниз, к крошечным черным шелковым трусикам, забрались под них и погладили нежные волоски лобка, после чего принялись мягко, очень мягко гладить складки божественной вагины, и это все сильнее и сильнее возбуждало богиню любви...
— Ты такая влажная, у тебя даже трусики промокли, — сказал Гриффин.
Богиня любви застонала от разочарования, потому что рука Гриффина оставила ее тело; он несколькими быстрыми, нетерпеливыми движениями сорвал с себя одежду.
Гриффин был воистину прекрасно сложенным мужчиной. Он был смуглее и мускулистее, чем Адонис, выше и крепче, чем Ахиллес. Венере так отчаянно хотелось, чтобы он наконец овладел ею, что от захлестнувшего желания у нее даже слегка закружилась голова. Когда Гриффин снова лег на кровать рядом с ней, богиня любви сразу нащупала его твердое копье и стала поглаживать его, отдав при этом губы во власть дразнящего языка Гриффина. Пожарный хихикнул и схватил богиню любви за запястье.
— Нет, я не хочу, чтобы все кончилось слишком быстро. Этой ночью мы не должны спешить, наслаждаясь друг другом.
— Не знаю, смогу ли я еще ждать, — пробормотала Венера, дыша судорожно, неровно.
Гриффин улыбнулся.
— Я — смогу. Я могу ждать. И ты тоже можешь. На этот раз я буду твоим наставником.
И он начал расстегивать кофточку на ее груди, и каждое неторопливое движение его пальцев сопровождалось прикосновением губ и языка к коже Венеры. Когда же наконец Гриффин добрался до черного шелкового бюстгальтера, он сначала очертил языком круг по ее пышной груди и лишь потом добрался до твердого бутона напрягшегося соска. Он щекотал его языком и посасывал сквозь тончайший шелк, а богиня любви дышала все быстрее и прерывистее. Его рука талантливого художника при этом ласкала живот и бедра богини, осторожно снимая с нее трусики. А потом Гриффин крепко обхватил ее ягодицы и прижал Венеру к своему восставшему естеству. Но вместо того, чтобы погрузиться в ее влажные глубины, он прижал конец своего естества к таинственной щели так, чтобы он скользил от клитора вниз, тут же возвращаясь обратно. При этом Гриффин крепко прижимал к себе богиню любви, а она, задыхаясь, хотела быть еще, еще ближе к нему...
— Ты моего петушка совсем намочила, — прошептал Гриффин, не отрывая губ от соска, который он продолжал дразнить языком и зубами.
— Войди в меня! — простонала богиня любви. — Прошу...
— Не сейчас, моя богиня, я хочу, чтобы ты первой дошла до финала.
— Ох да, — воскликнула она. — Ох, Гриффин, да!
Она потерлась своей мягкой влажной щелью о его твердое копье, двигаясь все быстрее и быстрее, пока не ощутила, как между ее ногами назревает восхитительный взрыв, тут же захвативший все ее тело.
Но Гриффин, вместо того чтобы остановиться после ее оргазма, снял с богини бюстгальтер и, обхватив ладонями ее груди, начал крепко ласкать их, одновременно снова прижав свое мужское естество к ее влажному жару. На этот раз он держал конец пениса ниже, скользя над бархатным входом, но по-прежнему не проникая в него.
— Я помню, чему ты учила нас сегодня в классе... — Голос Гриффина звучал хрипло от страсти. — И как говорила, что если мужчина действительно заботится о том, чтобы доставить женщине наслаждение, он может вызвать у нее один оргазм за другим. Он просто должен поддерживать в ней возбуждение, и тогда он доведет ее до взрыва несколько раз подряд...