Я стану твоим врагом (СИ) - Погожева Ольга Олеговна. Страница 67

— У тебя сильный жар, — левая рука сжала её запястье, отсчитывая пульс. — Марион… ты слышишь меня? Понимаешь меня?

Голос Ликонта донёсся до неё неожиданно глухо, как сквозь вату, лицо, уже такое знакомое, с глубоким шрамом на правой щеке — отметиной, оставленной её рукой — дрогнуло и расплылось, теряясь в мареве догоравшего за его спиной костра, а прикосновение искуственной руки вдруг стало давящим и невыносимым. Нет, Ликонт тоже не выбрался из их войны невредимым…

— Марион… Марион…

Костёр погас неожиданно, будто задули свечу — но падение оказалось внезапно безболезненным и приятным. Чьи-то руки подхватили её, чей-то голос продолжал звать, не позволяя сознанию рухнуть в тяжёлый, вязкий и болезненный сон.

— Уйди, — едва слышно, с трудом проталкивая слова через пересохшее горло, попросила она, — это… усталость…

— Никуда я не уйду, — резко ответил Нестор, прижимая Марион к себе. — Довольно с меня ошибок…

— Приступайте.

Ренольд с Топором молча развернулись, направляясь к двери. Лица обоих были обмотаны защитными масками, оставлявшими открытыми лишь глаза. Повязки по приказу Феодора были надеты на всех, кого обошла стороной лесная хворь — идея доктора Гордея пришлась Большому Питону по душе. Рисковать своими людьми Феодор не хотел. Более того, маску одел сам Питон, вызывая к себе приближенных. Волшебное лекарство Януша помогло ему справиться с самым опасным проявлением болезни — лихорадкой и подкосившей его слабостью, и постепенно отвоёвывало остаток его жизни, каплю за каплей, заставляя молодой организм сражаться с болезнью.

Флорика нерешительно переступила с ноги на ногу, переглядываясь с Бенедиктом.

— Ты… уверен, что хочешь… участвовать в этом? Это опасно не только для тебя…

— Риска для остальных не больше, чем при прогулке по улицам города.

— Но ты ещё слаб, — снова попыталась возразить Фло. — Тебе непременно станет хуже…

— Для этого у меня есть ты, сестрёнка. Ты поставишь меня на ноги.

Флорика бросила ещё один беспомощный взгляд на Бенедикта, но сутенёр не собирался ей помогать. Мужчина расслабленно сидел в дальнем от кровати больного кресле, молча разглядывая очнувшегося Питона. Определённо, Феодор выглядел гораздо лучше. Молодой главарь очнулся этим утром, и, хотя печать болезни уже попортила смуглое лицо открывшимися язвами, новых, красных карбункулов не появлялось, а те, что остались, рубцевались чёрными точками. Питон спросил только, сколько времени он потерял, находясь без сознания, и тотчас вызвал Ренольда с Топором — узнать, как идут приготовления к самому важному событию в истории правящей королевской династии. После визита доктора Гордея Питон отдал указания касально защитных повязок, и вновь вызвал подчинённых — окончить разговор. Вопросов он пока не задавал, но Бенедикт прекрасно понимал: то, что тяжёлой глыбой лежало на душе у Флорики и заставляло Ренольда с Топором прятать глаза, очень скоро всплывёт на поверхность.

— Иди, Фло, — велел Большой Питон, усаживаясь на подушках поудобней. — Тебе надо забрать новые порции лекарства у мессира Януша. Передавай ему моё почтение.

Девушка переглянулась с Бенедиктом, рывком поднялась и вышла из комнаты. Со вчерашнего дня, когда она и помощники Ренольда помогли выбраться леди Марион с камеристкой из города, минуя посты стражи и выставленной у ворот дополнительной охраны, она не покидала покоев брата. Выполнив свой долг по отношению к миледи — Синяя баронесса вряд ли выбралась бы из Галагата, если бы не её помощь — Флорика посвятила себя выздоровлению Феодора. Лекарство Януша помогло, и уход доктора Гордея дал удивительно быстрые и чудесные результаты. Вот только его пробуждение означало то, что им придётся ему рассказать…

Феодор подождал, пока за сестрой закроется дверь, и перевёл взгляд на Бенедикта. Сутенёр сидел, натянув защитную повязку до самых глаз, голубых и чистых, как утреннее небо. Распущенные, по обыкновению, длинные волнистые пряди мужчина отбросил за спину. Теперь, когда не видно было светлой бороды и вечной ухмылки на губах глумливого сутенёра, Бенедикт вновь стал похож на прежнего себя — того, кого Фео не знал, но кого хорошо представлял. Тот Бенедикт был воплощением рыцарского долга и чести, отважным капитаном и блестящим воином, но отсутствие твёрдых убеждений превратили перспективного и обаятельного офицера в человека пресытившегося и равнодушного — и именно это равнодушие и было тем необходимым для Феодора качеством, которое, как он надеялся, вынудит сутенёра заговорить.

— Бенедикт.

— М-м-м?

— Скажи мне то, о чём боятся говорить все остальные.

Мужчина всё же опустил глаза, и Фео проклял просыпавшуюся время от времени в сутенёре совесть. Бенедикт оказался сволочью, который ещё не растерял остатки сострадания. И, Клеветник его раздери, именно сейчас Фео нуждался в этом меньше всего.

Бенедикт поднял глаза, рассматривая главаря сумрачно и без всякого удовольствия.

— Таира мертва.

Он не добавил ничего больше, и Фео наконец выдохнул, опуская уставшие веки. Крепко сцепил зубы, не решившись заговорить сразу. Судорожно перевёл дыхание, вновь открывая глаза. Он догадывался об этом и сам, даже до того, как заговорил Ренольд, тщательно обходивший причину столь необычного выбора места убийства. Мастерски избегал имени королевы в тщательно спланированном покушении — но невысказанное витало в воздухе, и никто, даже сестрёнка Фло, не решился рассказать ему.

Он позволил себе помолчать ещё минуту, пытаясь зацепиться мыслью хоть за что-то, что не позволит нахлынувшим эмоциям взять верх. Не здесь, не перед Бенедиктом.

— Герцогу Ликонту уже сообщили о времени и месте? — сглотнув, спросил он, сам поражаясь тому, как спокойно прозвучал его голос. — Его светлость заслужил право в первом ряду. Я бы даже сказал, его присутствие там необходимо. Наши грязные руки сделают за него паскудную работу, но он должен знать, что и его… рука… по локоть в крови.

— О, зная нрав дражайшего герцога, — включился Бенедикт, с облегчением осознав, что тема смерти Таиры закрыта навсегда, — уверен, он с удовольствием подключится к нашему маленькому представлению! Даже попросит для себя карнавальный костюм!

— Желание заказчика — закон, — выдавил мёртвую улыбку Феодор. — Но он должен там присутствовать. Отправляйся с Флорикой, Бенедикт. Лично передашь его светлости все детали.

Сутенёр разом скис, с неудовольствием поёрзав в кресле.

— У меня не лучшие отношения с Ликонтом, — признался бывший капитан валлийской армии. — Я дезертировал из вверенной ему части. Это было много лет назад, но проблем с памятью у проклятого герцога никогда не наблюдалось. Если я тебе ещё дорог, Большой Питон… уверен, Флорика справится и сама.

Феодор покачал головой.

— Ты трус и подлец, Бенедикт. Тебе уже говорили об этом?

— О, и не раз, — заверил сутенёр, поднимаясь с кресла. — Его светлость когда-то накрыл меня столь же лестными выражениями, прибавив к ним несколько красочных словечек из обихода черни. Фео, я действительно не хотел бы пересекаться с ним, тем более на его территории. Пойду догоню Ящерку, — сутенёр ужом скользнул к дверям, когда его остановил негромкий оклик Феодора.

— Ведь это королева Таира захоронена в фамильном королевском склепе? «Родственники», чью память собрался почтить его величество?..

Бенедикт замер от неожиданности, затем кивнул.

— Да.

Феодор промолчал, и сутенёр, не глядя на молодого главаря, выскользнул за дверь.

В загородном герцогском имении царила суматоха. Флорика спешилась у ворот и медленно прошла за ограду, оглядываясь в поисках привратника. Тот обнаружился у конюшен, где уже стояли готовая к отправлению карета и запряженная крытая повозка, рядом с которыми шёл оживлённый спор. Пока возницы проверяли лошадей, герцог Ликонт, его сестра и личный лекарь вели бурную беседу, и, приблизившись ещё немного, Флорика даже сумела разобрать часть разговора: