Зеркала (СИ) - "Джиллиан". Страница 39
— Я не закрывала, — быстро сказала Кира. — Честно!
Больше всего сейчас она боялась, как бы они в запале не ударили её. Но даже светловолосый, завидя её, выдохнул с облегчением.
— Что случилось? — резко спросил он. — Ты цела?
«Заботливый какой!» — с сарказмом подумала Кира, но ответила спокойно:
— Цела.
Спустя секунды, пока они сами приходили в себя и осторожно заглядывали в комнату — наверное, убедиться, что зеркало на месте, светловолосый кивнул:
— Ответ?
— Мне не ответили, — не сразу ответила девушка. И почти без паузы объяснила: — Больше мне информацию давать не будут. Тот, кто давал, сказал, что будет отвечать на вопрос непосредственно спрашивающему. Если Анатолий Ильич этого хочет, я помогу ему связаться с информатором зазеркалья.
После недолгого молчания светловолосый заставил Киру всё повторить, как будто надеялся, что она наврала и теперь ошибётся, пересказывая. После чего смерил девушку пристальным взглядом с ног до головы, будто убеждаясь, что порезов на ней нет, а потому нет смысла снова заталкивать её в комнату с зеркалом, и ушёл в кухню, где и закрылся. Кажется, он решил дозвониться до хозяина. А Кира спокойно вошла в комнату с зеркалом и села на низкий, продавленный диван.
«Наверное, очень старый», — подумалось. Кира поймала себя на мысли: снова войти в эту комнату — она вошла легко, но глаз на зеркало поднять не может. Хочется думать о всяких глупостях, как про этот старенький диван, про то, как она вернётся. В общем, думать о чём угодно, но старательно обходя одну тему…
— Кира! — позвал светловолосый.
Она поднялась и зажато подошла к нему, сидящему за кухонным столом. Он держал трубку мобильного так, что девушка поняла: включена.
— А ты? Ты будешь продолжать гадать на себя?
— Платой за ответ всегда была кровь. Сейчас у меня её не взяли. — Она неуверенно пожала плечами. — Скорее всего, ответ — нет.
Светловолосый снова подозрительно оглядел её и кивком отослал из кухни.
Кира вернулась в комнату. Снова села и, ссутулившись, попыталась привести мысли в более или менее что-то организованное. Первое, что хотелось бы узнать: теперь опасности совсем нет? Вот она сидит рядом с опасным недавно для неё предметом, и с нею ничего не происходит. Значит ли, что теперь и зеркало будет для неё обычным предметом, и подсказок от него, узнавая о будущем, она получать не будет? А если её нынешний хозяин, из-за которого её заставляют гадать, не захочет получать информацию от зеркала? Вернётся ли её особенность?
Нет, лучше об этом не думать. В последние полгода Кира каждый день молилась о том, чтобы умение получать ответ на вопрос, глядя в зеркало, исчезло. И сейчас девушка понимала, что отсутствие этого умения — счастье… Нет, пожалуйста, пусть его не будет!..
Кира не заметила, как, оставленная в одиночестве, она постепенно, несмотря на беспокойные мысли, задремала, приткнувшись к диванному валику, на который положила плоскую подушку… Снилось что-то мимолётное, убегающее тенями и человеческими фигурами, плохо различимыми. А потом прямо во сне вспомнилось, что она дремлет в комнате с зеркалом. Сильно вздрогнула и проснулась.
Вовремя. Если уж сейчас чуть не подпрыгнула, проснувшаяся, на звонок домофона, то наверняка испугалась бы, услышь его во сне. Немного подумала и решила, что приехал тот самый Анатолий Ильич. Встала к двери из комнаты. На неё оглянулись, но не прогнали, как она боялась.
И впрямь явился Анатолий Ильич. Мельком глянул на Киру и быстро ушёл в кухню, куда его позвал светловолосый. Задержав тяжёлый вздох Кира вернулась в комнату и села, покорно ожидая вопросов. И опять оказалась права. Директор, бывший её работодатель, медленно вошёл в комнату, взглянул на зеркало и, не садясь, велел:
— Рассказывай. Что… — Он всё-таки споткнулся. — Что хочет то, что в зеркале?
— Крови, — ответила Кира, вынужденно исподлобья глядя на него.
Анатолий Ильич поморщился, и она усмехнулась. Не каждому понравится такая альтернатива: не чужая, а собственная кровь в обмен на драгоценнейшую информацию. И не просто кровь. А с личной физической болью. Удобней расплачиваться тем, что не имеет никакого отношения к собственному комфорту.
Подождав, не скажет ли она ещё чего, Анатолий Ильич подошёл к двери в комнату и плотно закрыл её. После чего взял стул и поднёс его к дивану.
— Итак, слушаю. Что надо для этого?
— Порез на пальце. Свежий, — бесстрастно сказала Кира. Кажется, он перешагнул свой порог жадности и хапужества: он готов платить за легкодоступное, на первый взгляд, богатство собственной кровью. Но надолго ли его хватит? Может, всё будет до первой боли? — Вы подходите вон к тому зеркалу и оставляете на нём немного крови. А потом спрашиваете о том, что хотите узнать.
— Так легко? — фыркнул он. Кажется, он хотел обернуться на зеркало, когда она кивнула на комод. С трудом заставил себя сидеть спокойно. — Почему же любой этого не сделает? Ну, почему…
— Я поняла, — непочтительно перебила она. — Нет, это сделать может не каждый. Тот, зазеркальный, сказал, что я могу передать вам свою особенность.
— Ты с ним говорила? — На этот раз он сразу оглянулся.
— Нет, это он говорил со мной. Я только запоминала.
— А что будет, если я откажусь?
Кира пожала плечами.
— У меня уже нет возможности узнавать ответы. Вы же видите — я сижу в комнате с зеркалом, и со мной ничего не происходит. Мне кажется, эта особенность просто пропадёт — и всё. Её не будет ни у вас, ни у меня.
— Он постоянно будет требовать от меня крови?
— Этого он не сказал. Но вполне возможно.
Он сидел и смотрел на неё. Но не в лицо. Когда она попробовала проследить направление его взгляда, сообразила, что он смотрит на её перевязанные бинтами руки. Поэтому она могла следить за его лицом, хотя и не хотела. Но её заворожило странное движение эмоций, которые она считывала с него легко. Он хотел — и панически боялся. И колебания этих эмоций сменялись на его лице так быстро, что становилось страшно. Кира впервые видела настолько сильные чувства, а ещё впервые видела, как быстро сменяют друг друга жадность и страх. И взгляд, который он так и не отрывал от её рук, был страшен и легко же считывался: богатство — вот оно! Но сделать шаг — так больно…
Уловив движение в пространстве, Кира покосилась в сторону.
Светловолосый открыл-таки двери и, не заходя в комнату, смотрел на директора. Он… слышал, что сказала она? Какое-то странное облегчение чуть скривило его лицо. Выбирать — не ему, поняла девушка. Вот что значит его облегчение. Он только исполнитель и сейчас несказанно рад этому. Но есть и кое-что другое: он уловил, какие именно чувства борются в хозяине. И теперь смотрит на него брезгливо. «Как будто сам не такой», — угрюмо подумала Кира.
Не сводя глаз с её рук, Анатолий Ильич охрипло и тяжело сказал:
— Дверь — закрой.
Светловолосый чуть оскалился в ухмылке и вышел.
— С чего начнём? — спросил директор, уже подняв глаза.
— Надо подойти к зеркалу.
Она поднялась. Помешкав немного, встал и Анатолий Ильич. К зеркалу она подошла первой. Он встал позади, словно боялся, что зазеркальный выскочит немедленно.
— А… написать вопрос?
— Вам — не надо. Вы же его помните.
— А чем палец…
— У меня есть булавка, — сказала Кира, недоверчиво следя за Анатолием Ильичом по отражению. Только сейчас она поняла, на что он решился.
— Дай.
Она расстегнула булавку, привычно висящую на груди вместо брошки — с тех пор как начала вязать. Вместо того чтобы взять, он ткнулся пальцами в булавку и чуть не выронил её. Обернувшись, Кира отчётливо увидела крупную дрожь его пальцев.
— То есть я сейчас уколю палец, потом приложу его к зеркалу — и буду знать всё, что мне нужно?
— Не всё. Ответ на конкретный вопрос, — напомнила Кира, уже с жалостью глядя, как дрожат его слегка вислые губы. Как ни странно, ненависти она уже к нему не чувствовала. И сочувствия тоже. Жалость… Не более. Как пожалела бы букашку, переползающую пешеходную дорожку, которую активно используют люди.