Лютый зверь - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич. Страница 52

— Ты там не пальни сдуру.

— Кто таков?

— Меня Любим прислал к Ступе.

— А где сам?

— Ногу повредил, а дело не терпит отлагательства.

— Что велел передать?

— А ты что, атаманом заделался? – подпустив наглости в голос, ответил вопросом на вопрос Виктор. – Вот станешь ватагу водить, тогда и вопросы будешь задавать.

— Ты там не очень!

Ага, задело. А что ты хочешь? Сказано – к атаману, так и веди к атаману, а то возомнил себя не пойми кем.

— Оружие брось.

— У меня всего–то оружия, что нож на поясе да засапожник.

— Вот их и брось. Обратно пойдешь – подберешь.

Виктор выполнил требование, аккуратно сложив указанное на валун.

— Теперь сними кафтан. Давай, давай снимай. Руки подними и обернись.

— Ну все? Или еще и «барыню» сплясать?

— Поговори еще. Вот скажу, чтобы полз, так поползешь. А нет – так живо шкуру прострелю из мушкета.

— Ты попади сначала, Аника–воин. Понаберут в ватагу всяких дурней, а ты потом с ними мучайся.

Возмущенно бубня себе под нос, но так громко бубня, чтобы слышали архаровцы, Виктор направился к караульным.

— Эй, ты, куда?! А ну, стоять!

— Я тебе встану. Я тебе так встану, что задница огнем гореть будет. Меня уж палач потчевал каленым железом, когда ты еще у мамки титьку сосал, сопля стуженная!

Когда Виктор приблизился достаточно близко, двое появились из–за куста. Один из них и впрямь держал старенький мушкет, у другого в руках – лук–однодеревка. Если поддета кольчужка, так из него только в голову бить или по ногам, доспех никак не пробить.

— Чего смотришь? Нравится?

— Эка тебя расписали.

— Попадешься – распишут не хуже.

— Я что, дурной – палачу в руки даваться?

— Ты поговори еще, раскудрить твою в качель. Умник, курок–то спусти, не то и впрямь пальнешь, тудыть твою. Вот так. Глядите у меня, если ножи и кафтан приберете или решите поменять, так и Ступа не поможет, башки поотрываю.

— Да чего ты завелся–то? Не тронет никто твои пожитки.

— Вот и не трожьте. Фу-у, умаялся. Куда тут дальше–то идти?

— Дак вдоль речки, прямо до стана дойдешь.

— А что, никто не проводит?

— Не-е, нам нельзя. Хочешь, обожди с часок, скоро смена придет, тогда с нами пойдешь.

— Некогда. Не видишь – всю ночь шел?

— Тогда иди сам. Да там не заплутаешь, уж стежку набили.

— Набили они, – продолжал возмущаться Виктор, явно затягивая время.

Он уже увидел, что третий, успокоенный поведением товарищей, приближается к ним. Вот так, ребятки, давайте все в кучку, чтобы разом вас накрыть.

Ножи ушли в цель совершенно неожиданно для ватажников, буквально вслед за этим раздался сдвоенный хлопок пневматических ружей. Порядок. Всех троих взяли. Только промашка малая вышла. Одного из караульных Виктор намеренно ранил, угодив в плечо. Болезненно так, чтобы ничего не успел натворить, но не насмерть. Информации все же маловато. Но Соболь, как назло, взял на прицел именно этого парня. Так что вместо «языка» они получили три готовых трупа. Как говорил другой киногерой, когда не смог взять живым диверсанта: «Чего смотришь? Холодный, как судак».

— Ну и что теперь делать? Я ведь сказал: ваш – рубщик.

— Дак мы того… На всякий случай, – понурившись, оправдывался охотник. – Чего вдвоем по одному садить? Тут всего–то шагов сто пятьдесят.

— Охламоны. Времени и так всего–то ничего, а тут его еще и терять придется. Где–то через час должна смена подойти, еще трое архаровцев. Вы хоть одного оприходуйте живым.

— Сделаем, – уверенно проговорил приободрившийся охотник.

Сделали. Не подкачали. Одного спеленали, причем того, что поплюгавей, а стало быть, и поразговорчивее. По всему выходило, что в лагере только что прошел завтрак, все вылезли на солнышко погреться. Спать в пещере все же зябко, за ночь успели изрядно продрогнуть. Это только в байках разбойничий хлеб сладок да жизнь легкая, не обремененная тяготами. На деле все иначе. Место перед пещерой – открытое и ровное, как стол, шагах в двухстах по склону проходит густой кустарник. Двигаясь по нему, можно подобраться к лагерю. Но это и все, ближе никак не подойти. В ватаге три десятка человек. Сейчас, правда, уже меньше, около двух дюжин, но все равно изрядно. Если действовать с дальних подступов, то велика вероятность, что разбойнички успеют скрыться в пещере. Вооружены неслабо, больше половины имеют огненный бой. Как они с ним управляются, вопрос пятый, – может, и хорошо, а может, и плохо. У этого в руках был лук–однодеревка, поэтому ему каждый, кто с мушкетом или пистолем, казался страшно крутым воякой. Но несколько добрых стрелков наверняка должно быть.

Вот они, родимые. Все как рассказал плененный разбойник. Около двух дюжин распластались кто где, подстелив под себя что придется. Иные и просто лежат на травке. А что? Земля успела не только избавиться от росы, но и прогреться – не то что ночью. Кузнечики стрекочут, солнышко еще не жаркое, даже ласковое. Таковым пробудет до обеда, дальше уж лучше искать тень.

Вроде все, как и ожидалось, никаких дополнительных решений не требуется. Виктор внимательно посмотрел на обоих охотников, замерших неподалеку так же, как и он, с карабинами, на которые насажены гранаты. План действий был простым, как мычание. Если все расписать по нотам, то должно сработать с убийственной эффективностью. Взгляд в другую сторону. Парни сосредоточены и готовы. Ну раз больше ждать некого, тогда можно начинать.

Виктор зажал под мышкой приклад карабина и прицелился в двоих: те, сидя прямо на земле, вели неторопливую беседу, сопровождая ее ленивой жестикуляцией. Все–таки больше шансов поранить, впустую тратить гранату не хотелось. Мысленно произнеся короткую молитву – вот таким набожным стал! – он нажал на спуск, не забыв зажмуриться. Вообще–то он эту привычку местных стрелков сильно не одобрял. Но одно дело, когда затравочная полка расположена на отлете, и совсем иное, когда вот так – считай, у самого носа. Не зря зажмурился, веко резко обожгло отскочившей раскаленной гранулой. Он даже не дернулся. Карабин выстрелил как–то непривычно глухо и в то же время звонко. Приклад уже привычно лягнулся – чай, не по одному и не по два выстрела отрабатывали, с болванками, понятное дело.

Граната с полощущимся небольшим лоскутом ткани, описав пологую дугу, ударила в землю рядом с беседующими. Едва услышав выстрел, мужики обернулись на звук, но не успели рассмотреть даже дымок от выстрела. Не успели и те, что начали лениво подниматься: кому это, мол, там неймется? Кто балует с огненным боем? В следующее мгновение их внимание привлек резкий взрыв гранаты. Ничего голливудского, даже искры от взрыва не видно, только облачко густого белого дыма, которое быстро начало подниматься вверх, клубясь, ширясь и постепенно истаивая. Виктор сумел увидеть, как оба собеседника повалились в траву. Один с криком ухватился за грудь, второй резко мотнул головой, словно кувалдой его ударило, разом отвалился в сторону и остался лежать без движения.

Нет, ребятки, с вами даже не интересно. Бараны. Как есть бараны. То ли дело гульды, чтоб им в аду жарко жилось! Даже оглушенные, дезориентированные, они в первую очередь готовились к схватке. Как именно, с какими шансами на удачу – это разговор десятый, но уж как туристы на пикнике точно себя не вели. Разбойники с гомоном вскочили на ноги и побежали к месту происшествия. Что именно они кричали – не разобрать, но наверняка решили, что кто–то доигрался с пороховницей.

Виктор едва успел остановить охотников, уже приготовившихся пустить свои гранаты. Первым должен был стрелять Виктор, так сказать, поднять дичь. Затем по всполошившимся стреляют охотники, окончательно внося сумятицу. И только завершая бойню – остальные бойцы. Но зачем так–то, когда тати сами готовы облегчить им задачу? Вот–вот, давайте в кучу. А это что? Не всем, видать, по вкусу лежать на солнышке, нашлись и те, что прятались под сводами пещеры. Вон, четверо бегут. Нет, ну полная анархия и бедлам. Где ваше оружие, олухи царя небесного?!