Золотой плен - Грэм Хизер. Страница 60

Эрик засмеялся и ласково посмотрел на нее.

— Ах, моя ирландочка, я думаю, что мужчине нужно совсем другое, чтобы выпить за твою красоту.

— Но, конечно, остроумие и обаяние очень кстати, — начала Эрин, но в их разговор бесцеремонно вмешался Олаф. Она снова задрожала, когда повернулась и встретилась с его синими глазами.

— Я искал тебя, жена.

Она не могла понять, подозревает ли он, что она нарушила его приказ. Как бывало и раньше, он заманивал ее словами в ловушку.

— Я была занята по дому, мой лорд, — прошептала она, проскальзывая позади него.

Он поймал ее за руку и остановил. На мгновение сковывающий холод его нордических глаз, казалось, пронзит ее; потом он улыбнулся Эрику..

— Ты уж извини нас, брат. Мою леди ожидает посланник ее отца.

— Я на вас не в обиде, — сказал добродушно Эрик. Эрин показалось, будто что-то дьявольское мелькнуло в глазах Эрика, когда он низко наклонился, чтобы поцеловать ей руку. — Я с нетерпением предвкушаю вечер, сестра. Я буду наслаждаться обществом восхитительнейшей женщины.

Олаф проворчал что-то и увлек Эрин за собой. Они шли молча в покои Олафа, и она снова задрожала, к ее страху теперь примешалось ощущение восторга. Неужели возможно, чтобы Олаф ревновал ее? Но этот вопрос вскоре перестал ее мучить, и она начала беспокоиться, узнал ли он, что она не повиновалась ему.

Грегори и Брайс уже ожидали их вместе с невысокого роста мужчиной, посланником из Тары. Олаф пригласил всех в залу, подошел к окну и выглянул во внутренний двор. Посланник с тревогой проследил за его взглядом, прочистил горло и начал.

— Аэд Финнлайт, Ард-Риг Ирландии, просит, чтобы его сын, Брайс и его племянник Грегори из Клоннтайрта вернулись в Тару на рассвете. Приглашены монахи, чтобы служить обедню по душе Лейта Мак-Аэда, и необходимо присутствие всей семьи. — Посланник опять прочистил горло, взглянув на спину Олафа. — Аэд Финнлайт, Ард-Риг Ирландии также просит, чтобы его дочь, Эрин, жена и королева Дублина, тоже присоединилась к ним. Он просит также, чтобы его союзник и его зять из Дублина посетил Тару на досуге, чтобы присоединиться к ежегодному Фаису, законодательному собранию.

Посланник продолжал, но Эрин больше не слышала его. Домой! Ее мать-как она хотела увидеть ее. И Аэд! Казалось, с их последней встречи прошла вечность. Их расставание было таким горьким. Она так страшно хотела повидаться с отцом, броситься к нему в объятия, ощутить его любовь, позволить ему себя успокоить. Дом. Это место сможет придать ей сил, там она найдет приют и покой… Она снова вернулась к действительности, когда услышала голос Олафа.

— Боюсь, что я и моя жена не сможем сейчас покинуть Дублин. Я слишком много сражался последнее время, обстановка в городе требует моего присутствия. Я, однако, приложу все усилия, чтобы прибыть к Фаису, и я бы просил передать мою признательность Ард-Ригу за его приглашение присоединиться к ирландским лордам.

Эрин почувствовала себя так, будто ей нанесли удар ножом в живот. Он не разрешил ей поехать.

— Олаф, — начал Грегори в ее защиту, спокойно и с достоинством, — Аэд просит, чтобы вся его семья собралась помолиться за ушедшего брата. Мы с Брайсом обязуемся хорошо следить за твоей женой…

— Олаф… — сказала Эрин. — Я так хочу повидаться с моим отцом.

Он холодно посмотрел на нее.

— Мы не будем сейчас больше обсуждать это.

Он просверлил глазами Грегори и Брайса, и новая волна дрожи пробежала по позвоночнику Эрин, когда она увидела этот взгляд. Олаф знал. Он знал, что ее брат и кузен привели ее спешно в город, но он ничего не сказал, только отпустил гонца. Он прошел за ним к двери, потом обернулся:

— Нас ждет трапеза. — Он поклонился вежливо, но холодно.

Эрин заставила себя проглотить обиду, которая нарастала внутри нее и причиняла боль, и кивнула. Она не взглянула на Брайса и Грегори и заспешила из комнаты в большую залу, где заняла свое место за столом. Она не могла смотреть на Олафа. Слезы жгли ей глаза. Викинги и ирландцы заняли свои места, на удивление весело и добродушно перешучиваясь, но Эрин мало что замечала. О Боже милостивый, как она хотела поехать домой, к матери, в Тару, в старинный, величественный и красивый уголок. Как она скучала по Ирландии!

Ее оторвал от размышлений Эрик, который выбрал место справа от нее; он склонил низко к ней голову и произнес:

— Интересно, не так ли, моя леди, смотреть на эту залу. Люди стали друзьями здесь. Мы были рождены, чтобы разорвать друг другу глотки, не зная, что мы можем быть такими, как сейчас. Сегодня я провел много времени с твоим братом, обсуждая успехи, которых мы достигли в выведении лошадей; он — ирландец, я — норвежец. Кажется, у нас много общего, у Брайса Мак-Аэда и у меня. А если бы он не был твоим братом, а я братом Олафа, вероятно, мы бы встретились не рядом с лошадьми, а с боевыми топорами в руках.

— Да, это любопытно, Эрик, и хорошо, когда мужчины не стремятся сразить друг друга, — сказала Эрин, ловя на себе приветливый взгляд Эрика. Он наклонился еще ниже.

— Все же подумай об этом, Эрин из Тары: мудрейшие люди зачастую бывают глупыми слепцами, потому что действуют напрямик, не от сердца.

Эрин посмотрела на него с любопытством, удивляясь, почему он так открыто говорит с ней об этом.

Он слегка улыбнулся, его серо-голубые глаза озорно сверкнули.

— Но все же, может, брат Волка-единственный, кто схватит его за хвост и заставит подчиниться. — Он подмигнул ей, бросив взгляд на стул своего брата, и принялся есть. Эрин склонила голову и осторожно, вслед за Эриком посмотрела на Олафа.

Его гранитное лицо было непроницаемым, брови вздернуты, и он мрачно смотрел перед собой. Она еле заметно улыбнулась. Неужели Эрик и в самом деле собирался схватить Волка за хвост? Испытывал ли муж ревность, когда видел ее улыбающейся и непринужденно болтающей с его родным братом?

Улыбка слетела с губ Эрин, когда Олаф наклонился к ней и тихо сказал:

— Осторожнее, ирландка, ты считаешь меня за дурака, это уж слишком. Мне хорошо известно, что ты посмела не подчиниться мне, и что твои родственники сделали неверный шаг, пытаясь спасти тебя от моего гнева.

У Эрин перехватило дыхание, она больше не смогла притронуться к еде. Она откинулась на спинку стула, потом обернулась к нему и тихо попросила:

— Умоляю тебя, не считай брата и Грегори ответственными за мой поступок.

Олаф испытующе посмотрел на нее, взгляд его синих глаз по-прежнему был мрачным и даже предостерегающим, как будто он заманивал ее в ловушку и внимательно наблюдал за происходящим.

— Я ничего не предприму в отношении них, они смелые и решительные юноши, доблестные преданные воины. Они твои родственники, и естественно, что они слепо хотят защитить тебя.

Эрин пыталась отпить из серебряной чаши, которую она разделяла с Олафом.

— Возможно, это не слепая любовь, мой лорд, а простое доверие.

— Доверие, ирландка? — переспросил он вежливо. — Стоило мне отвернуться, и ты тотчас же нарушила мой приказ. Но не в этом дело. Ты невольно помогла мне решить одну проблему. Я, возможно, разрешил бы тебе поехать к отцу в сопровождении братьев. Сегодня благодаря тебе я для себя все окончательно решил.

Его слова поразили ее, как нож, который воткнули и резко повернули в ране. Она с трудом держала чашу, пальцы дрожали, и мед чуть не выплеснулся через край. Эрин отставила чашу и сцепила руки на коленях, решив заговорить, пока слезы, подступавшие к ее глазам, не вылились в бесполезное рыдание.

— Это твое последнее слово? — спросила она мрачно. У него на шее бешено бился пульс, но она не видела этого.

— Вероятно, — ответил он резко, даже раздраженно. — Но это, ирландка, будет зависеть только от того, насколько сильно ты желаешь увидеть свою семью.

Пораженная его ответом, Эрин быстро взглянула на него, в ее глазах светилась надежда, зарожденная им.

— Что ты имеешь в виду? — Ее голос прозвучал хрипло.

Он не ответил. Его взор был прикован к центру залы, где начиналось представление. Эрин посмотрела туда же и сжала зубы от ярости и возмущения.