Край забытых богов (СИ) - Борисова Алина Александровна. Страница 81

«Бывают такие дни…», — говорил он мне когда-то. Действительно, бывают такие дни… Проблемы никуда не уйдут, но для них остается завтра, а сейчас… А сейчас мы входили в парк. В десятке шагов перед нами шла семейная пара, а их малыш уверенно катил впереди на четырехколесном велосипедике. На столбе у входа было наклеено объявление «Пропала собака…». Чуть выше еще одно, «Продам квартиру…». Рядом видны следы от множества других, бывших здесь прежде, но беспощадно содранных, ведь «не положено».

— Собираешься купить квартиру или найти собаку? — голос Анхена выводит меня из задумчивости. Оказывается, мы так и стоим на входе, возле этих трепещущих на ветру объявлений.

— Как повезет, — протягиваю руку и отрываю один из листочков с телефоном. Кладу в карман, и решительно двигаюсь дальше. Он никак не комментирует, а я… Как мне объяснить, что все дело в том, что я могу сорвать этот листок, могу перевезти его через Бездну на память об этом дне. Он вряд ли поймет, он предложит купить мне книжку. Или платье. А если попросить, то наверно, даже собаку. Но этот бессмысленный обрывок бумаги все равно будет более настоящим.

— Так что там еще сложнее с вашими вампирскими очками? — спешу вернуться к прежнему разговору.

— С нашим вампирским зрением, если быть точнее, — Анхен охотно продолжает. — Очки являются преградой. Серьезной. В темных очках вампир перестает получать часть зрительной информации, доступной ему в нормальном состоянии. Зрение приближается к человеческому, а это не очень удобно. Но при этом и часть излучаемой любым вампиром энергии, той, что идет именно через органы зрения, отражается стеклами очков и возвращается внутрь. Сворачивается, закручивая и ауру. И концентрация уже не нужна или нужна не в такой степени. Поэтому при необходимости длительного поддержания образа человека недостатки очков перекрываются их достоинствами, но лишний раз и без особой необходимости их ни один вампир не оденет.

— А сейчас необходимости нет?

— Ни малейшей. Ведь я собираюсь общаться только с тобой.

И слышать это было… приятно. Как приятно ощущать его руку на талии, тепло его тела, силу его ауры. Все, что было между нами там, по ту сторону Бездны, словно осталось там. Мир за Бездной — он вообще был слишком уж нереальным при взгляде отсюда, из центрального городского парка Светлогорска, где по дорожкам ходили такие обычные, такие привычные с детства люди.

Вон мальчонка на своем велосипедике застрял, не в силах преодолеть небольшую ямку, и подошедший папа привычно подтолкнул, шепнув при этом пару слов ребенку. Тот радостный помчался дальше, а мужчина улыбнулся жене, и они продолжили прерванный разговор. А вон чуть в глубине, под деревьями, сидит на бревнышке молодая мама и читает книжку, пока ее малыш мирно спит в коляске. А вон там, в другой стороне, на поляне, мальчишка бегает наперегонки с собственной собакой, и та лает, громко, задорно, но малыш в коляске все равно не просыпается.

А у вампиров я детей не встречала. Ни в Илианэсэ, ни в Каэродэ. Ну, если не считать ту девочку-подростка, что бросилась на меня в магазине. Одну единственную. А у нас — на каждом шагу. Раньше я как-то не замечала…

Детские площадки. Одна, другая. Как много их в этом парке. В городском саду Илианэсэ, где я гуляла однажды с Лоу, я не видела ни одной.

Анхен тихонько тянет меня вперед. Действительно, глупо стоять с вампиром возле детской площадки. Надо идти дальше. Знать бы куда.

Мы выходим к пруду. Его темные воды вызывают ощущения холода, сидеть на берегу не хочется. Вспоминаю, как мы здесь сидели, и нам помешали. И понимаю, что ничего уже не чувствую. С тех пор умерло так много людей, заслуживших это еще меньше, чем те хулиганы. Их наказание было несоразмерно проступку? Может быть, жизнь вообще редко бывает справедлива. А вампиры… и вот этот, конкретный… так давно разучились ценить жизнь, что уже едва ли научатся.

— Может, хочешь мороженого?

— Да, наверно, хочу.

Нет, точно хочу. У вампиров мороженое не делают, а во сне его не попробовать. Но у лотка с мороженым снова толкались дети, дети были в этом парке везде и это… напрягало. Или раздражало. Хотя… разглядывая бойкую девчушку, прибежавшую к лотку с зажатой в кулаке денежкой, невольно задумалась, а сколько ей может быть лет, и со скольки уже можно давать ребенку деньги, чтоб он купил себе самостоятельно то же мороженое… Впрочем, мне-то зачем, информация явно не пригодится.

Но из парка захотелось уйти. Анхен не возражал. Куда дальше? Я толком не знала. Первый подошедший к остановке автобус шел до университета, и мы поехали туда.

Автобус был почти пуст. По крайней мере, на задней площадке, где мы остановились, больше никого не было. Я стояла, прижимаясь лбом к стеклу, и рассматривая проплывающие мимо улицы. То и дело вспоминая, что вон там, за углом, расположен… а вон в том доме жил… а в этом магазине я раньше часто… Остановка. А если выйти здесь, то можно дойти до…

Анхен тихонько целует в висок. Он стоит у меня за спиной, держась за поручень справа и слева от меня, почти не прикасаясь, но при этом заключив в кольцо, из которого не сбежать, даже если б и захотелось.

— И почему ты ездишь на автобусах? Разве это солидно? Даже у Сэнты есть человеческая машина…

— А на человеческой машине, по твоему, вампиру ездить солидно? Не смеши, вампиру солидно только летать. К тому же это значительно быстрее. Это только такие бездельники, как Сэнта, могут тратить время, разъезжая по городу на человеческих машинах и с человеческой скоростью… — такая привычная насмешливая надменность. Которая сменяется вдруг задумчивым, — впрочем, я ж теперь тоже бездельник… Никак не привыкну.

— Он не вернул тебе должность?

— Пытался, да я не взял. У Риньера неплохо выходит, а я… последний раз, когда был здесь, чуть полстраны не сжег. С таким настроением руководить не стоит.

— Ты все еще хочешь все сжечь? — невольно сглатываю. В памяти возникает гибнущий храм, где вода горела, а вампирши выли от ужаса…

— Нет, — отвечает он чуть задумчиво, словно прислушиваясь к собственным ощущениям. — Поверишь, ничего уже не хочу. Перегорел. Хочется просто жить. Знаешь, я много думал о месте, где мы смогли бы жить с тобой, чтоб тебе было это комфортно… А если не выйдет вдвоем, то хотя бы ты…

— Давай не будем сейчас, Анхен, пожалуйста. У меня всего один день. Понимаешь, всего один, — все разговоры о будущем несли только боль, а потому пугали. Хотелось забыться. Забыть. Чувствовать себя обычной девой, которая едет куда-то в автобусе. Даже вампиры играют в обычных людей, почему мне нельзя?

— Ты мне лучше скажи, — предпочла вновь вернуться к разговору о транспорте. Безопасней. — Ведь порою ты не спешишь, изображаешь человека, так почему не в человеческой машине? Удобней же, чем ехать стоя в автобусе.

— Ну-у, — он чуть усмехается. — Знаешь, крайне глупо изображать человека, сидя в одиночестве в собственной машине, даже если это человеческая, на колесах. Человеком интересно быть среди людей. К тому же, ты забываешь, я их чувствую. Эмоции, настроение, запахи. И мне нравятся их чувства, они совсем иные, чем когда люди ощущают рядом с собой вампира… К тому же, — продолжил он уже совсем другим тоном, — мне не интересно изображать крутого чиновника, я и так крутой чиновник…

— В отставке, — не могла не добавить.

— А хоть и в отставке, — он усмехается уже в открытую. — Интересней изображать простого студента, и знаешь чем?

— Чем же? — подвох уже чую, но в чем?

— Можно плохо себя вести!

— Что? — даже оборачиваюсь на это фантастическое заявление. И он закрывает мне рот поцелуем. И я горю… плавлюсь… растворяюсь… Мир теряет очертания и формы, окружающего нет, есть только мы…

— Молодые люди, ну как не стыдно, — тут же раздается не слишком громкое, но весьма укоризненное.

И мир возвращается. Мы ж в автобусе. Человеческом. А люди не вампиры, у нас публичность в любви не принята. Я тут же дергаюсь прочь, разрывая поцелуй. Анхен не возражает. Опустив глазки долу и сдерживая улыбку, вежливо-вежливо говорит «простите», чуть развернувшись в сторону возмущенной дамы. Она в ответ лишь неодобрительно поджимает губы.