Край забытых богов (СИ) - Борисова Алина Александровна. Страница 88

Мы останавливаемся. Слава светочу, там, где «пусто». От родителей меня отделяет сейчас карусель. Лишь когда возле меня оказывается Анхен и со светской любезностью отстегивает цепочку, понимаю, что не могу шевельнуться.

— Что мне делать? — шепчу одними губами. — Что?

— Улыбайся, принцесса, — он подает мне руку, помогая встать с каруселей. — Молчи, улыбайся и кивай. Я сам скажу все, что надо.

— Он меня узнал? Ты видел, он меня узнал?

— Вспомнил. Вопрос — что именно и насколько полно. Но, надеюсь, ты понимаешь, мы не станем выяснять это в парке. Если твоя мама решит, что у него взрослая дочь от другой женщины, радости в жизни это никому не прибавит.

— Почему от другой? — разум застыл, думать не выходит.

— Она не вспомнит и не поверит, Ларис. Без шансов, — он снял пиджак и небрежно забросил себе за спину. — Идем, мы задерживаем народ.

Идем. Ноги кажутся деревянными. Мышц лица не чувствую совсем, улыбаться просто нечем. Мимо меня проносится Варька, спеша занять место.

— Варя, нет, лучше вон туда пересядь, на оранжевое, — кричит ей мама, целиком поглощенная выбором места на карусели. Чем оранжевое лучше синего я и в собственном детстве понять не могла. Но, как и Варька, пересаживалась. Ведь это мама, она точно знает, как лучше. И она желает добра…

Так жалко ее стало в этот миг. Как же это сложно, подумалось, быть для кого-то всесильным, всемогущим и всеведущим, и при этом осознавать, что знания твои фрагментарны, возможности весьма ограничены, а сила у тебя лишь одна — это сила твоей любви… Но если карусель рухнет — она не спасет.

Мама любила меня всегда, я знала это каждый день своей жизни. Когда ругалась с ней, обижалась, ссорилась. Когда выслушивала ее надуманные обвинения и справедливые замечания… И было так больно, что я уже никогда не смогу сказать, что тоже ее люблю, и всегда любила… Она просто уже не поймет: кто я и когда «всегда»…

— Светлейший Сергей, какая приятная встреча, — мой спутник спокоен и любезен. Папа смотрит на него чуть недоуменно. — Меня зовут Антон, мы с вами встречались пару лет назад в стенах Светлогорского университета. Неужели не помните?

В черных очках и надвинутой на самый лоб пижонской шляпе он мало похож на того, с кем папа имел честь встречаться в университете. Да и встречу ту, как и все, что связано со Светлогорским университетом, папа помнить не должен, Анхен сам мне рассказывал.

— Ваша дева… — мой спутник отца интересует мало.

— О, простите. Мою подругу зовут Лариса, она будущий врач, четвертый курс… Впрочем, вы же кажется встречались тогда, если я не ошибаюсь?

— Да, наверно… — взгляд отца задумчив и растерян. — Простите, Лариса, я так четко помню ваше лицо, будто мы были всю жизнь знакомы… Понимаю, звучит жутко пошло… Но это действительно так. И, самое ужасное, я никак не могу вспомнить, откуда я вас знаю.

— Мы встречались… — удается выдавить.

— И что же это была за встреча, раз вы говорите о ней, не поднимая глаз? — мама решительно вступает в разговор.

— Не самая приятная, вы правы, — соглашается Анхен. — А вы, должно быть, Лидия? Сергей много рассказывал и о вас, и о вашей дочери…

— Да? Приятно слышать. А мне он и не упоминал, что посещал университет…

— Возможно, ваш муж давал обязательства по неразглашению, — Анхен невозмутимо пожимает плечами. — Вы ведь не помните нашу встречу, Сергей, я правильно понимаю?

— Простите, Антон. Ваше лицо мне смутно знакомо, но не более.

— Мы встречались в кабинете куратора медфакультета, — любезно поясняет этот самый куратор. — Вернее — в его приемной. Ларису тогда вызывали к куратору за какое-то дисциплинарное нарушение…

— А то, что я была секретаршей у этого куратора, это как бы не в счет, да? — не сдержалась я. Почему единственная информация обо мне, которая останется у моего отца, непременно должна быть негативной?

— Это было до, — самодовольно улыбается Анхен. — Или после. Я не вампир, я не помню.

— Нда? А по виду не скажешь, — очень захотелось треснуть этого «не вампира» промеж рогов. А он… вот разве что язык не показал.

— Так, погодите, — остановила нашу зарождающуюся перепалку мама. — А Сережик-то там что делал?

— У вашего мужа уникальная кровь, — Анхен продолжил пояснения с самым серьезным видом. — Я диплом тогда писал, под руководством куратора непосредственно — о влиянии крови вампиров на иммунную систему человека… Знаете, она потрясающие эффекты дает… ослабляет подверженность ментальному воздействию… укрепляет память… Знаете, страшная штука на самом деле — невозможность забыть… — выдержал паузу, а затем встрепенулся, словно вырвавшись из плена раздумий. — А уж о чем конкретно ваш супруг с куратором беседовал — это, наверно, один куратор и помнит. Ну, вы нас извините, нам с Ларисой пора. У нас столик в ресторане заказан. «Северное сияние», может, слышали? Говорят, один из лучших в городе. Главное, расположен удобно, рядом с парком. Удачно вам погулять.

Кивнул родителям и утащил меня прочь прежде, чем я успела даже выдохнуть «до свиданья».

— Анхен, зачем? — говорить смогла только шагов через двадцать, и то — слезы мешали.

— Он придет, не надо плакать, Лар.

— Кто? Куда?

— Твой папа. В ресторан. Он вспомнит и придет. А даже если не вспомнит… Он все равно придет, Ларис. Без жены, без ребенка. И мы сможем нормально поговорить. Вы сможете. Он тебя вспомнит, я уверен, — Анхен прижал меня к себе, поцеловал в лобик, провел рукой по волосам. — Все хорошо, моя девочка. Я ведь даже на это не рассчитывал. Шанс на то, что он тебя вспомнит, был минимальный.

— А мне ты сказал, что вообще без шансов.

— У вас и увидеться шансов не было. Но как только этот шанс появился — мы с тобой его реализовали. И для того, чтоб папа тебя вспомнил, мы тоже сделаем все возможное. Теперь, когда такая возможность есть. А ложные надежды тебе было давать — зачем?

— Спасибо, — я обняла его, поцеловала — нет, совсем не в лобик, туда мне и не дотянуться. Как это хорошо — не воевать. А чувствовать его тепло, его поддержку. Чувствовать, что он — со мной.

Вот только — папа. Как он стоял там — потрясенный, растерянный. Просто стоял и смотрел, не в силах поддерживать разговор. Нехорошо мы ушли. Он же так и не успел ничего понять. Так и не успел… даже руки моей коснуться. А если он не понял, что мы его ждем? Если он не придет?..

Столик в ресторане нас не ждал, но светлейшему вампиру (а именно он почтил своим визитом сие заведение) немедленно предоставили отдельный кабинет. Нам принесли меню, которое так никого и не заинтересовало, и оно сиротливо лежало посреди пустого стола.

Говорить я не могла, сидеть — тоже. Я стояла, прижавшись к окну, и ждала, ждала, ждала. Анхен молчал, неподвижно сидя в одном из кресел. Он, в отличие от меня, умел ждать. Не торопя события, не выказывая нетерпения. Просто выпадая из потока времени, как мне порой казалось.

И я была благодарна ему за это молчание. Я все равно не смогла бы сейчас сосредоточиться на разговоре. И за то, что он избавил меня от инструкций на тему «о чем нельзя говорить», я была благодарна тоже. Хотя — о чем говорить нельзя никогда я знала прекрасно. Но что говорить о том, что «можно»?

Он пришел через час. Я заметила, как он выходит из парка. Оглядывает улицу. Торопливо, почти бегом, направляется к ресторану. Боится, что уже опоздал, но надеется, что все еще успевает.

А ведь он меня не найдет! Он будет искать в общем зале, в крайнем случае, спросит про юношу с девой, но какой метрдотель соотнесет юношу с вампиром? В этой стране святотатцев нет, с моим отъездом кончились.

Бросаюсь ему навстречу, и мы буквально сталкиваемся в дверях ресторана.

— Лариса… — потрясенно выдыхает папа, словно до конца так и не поверивший, что я — реальность. Словно он спешил сюда, чтоб убедиться.

— Папочка, — произнести это слово выходит только шепотом, я со слезами бросаюсь ему на шею. Он обнимает. В первые мгновения неуверенно, но потом уже по настоящему — сильно, твердо. Будто осознав, что я — его, что он имеет на это право.