Персидские ночи (СИ) - Витич Райдо. Страница 20

— Не смеши! Насилие! Хамат! Зачем ему кого-то насиловать? Ему! Пальцем помани, сами прибегут. Он давно самый завидный жених.

— Я не в прямом смысле о насилии, а в плане давления.

— Надя, они сами разберутся. Никаких коварных планов у Хамата нет, они ему не нужны. Ты мыслишь с точки зрения мало, а нередко, неправильно информированного человека и представляешь себе угрозу везде, во всех и во всем, только потому, что это не Россия. Но, Наденька, вспомни, как нас рисовал себе обыватель в той же Америке? Мужик - лапотник, грубиян, простофиля, и обязательно дебошир, алкоголик, способный только медведя на веревке по ярмаркам водить. А разве это так? Пропаганда.

— Ты меня не успокоила.

— Я и не собиралась. Всего лишь пыталась объяснить элементарное. Давай зайдем с другой стороны: разве вы плохо отдыхаете?

— Нет…

— Разве к вам плохо отнеслись или чем-то вам угрожают, в чем-то ущемляют?

— Нет, Сусанна, — Наде даже стало неудобно перед подругой. — Наоборот, все очень мило и приятно, спасибо. Но Сусаночка…

— Надюшь, — обняла та подругу, снисходительно улыбнувшись. — Твои страхи абсолютно пусты и беспочвенны. Приедешь домой и сама поймешь, посмеешься, но и пожалеешь, что тратила время и нервы на ненужные, вообще не имеющие места быть вещи. Жалко ведь будет. А я хочу, чтоб вы и потом приезжали, когда захотите. Я очень скучала по вам. Поэтому, пожалуйста, не забивай голову ерундой, это все всего лишь несходство двух мировоззрений, норм воспитания, менталитетов. Но от вас ничего не требуется, кроме терпимости, которую проявляют те же Бен-Хаджары. Осталось девять дней отдыха вместе, не омрачай эти дни глупыми, беспочвенными ссорами. Я очень расстраиваюсь. И, пожалуйста, не лезь к Хамату и Жене, пусть они сами разбираются. Подумай, ну, образовался у подруги роман, ну и что? Девять дней всего им и отмеряно, а что будет там, потом выяснится.

— Свихнется, как ты на Самшате, — вздохнула Надя.

— Женя? — Сусанна вздохнула и отодвинулась, хмуря брови, но усиленно отворачиваясь от подруги, чтоб та не увидела ее озабоченность данным вопросом. — Ты ее знаешь, дома голову не теряла, а здесь тем более. Она ведь, как ты, забита предрассудками.

— Да, в этом плане Женя молодец – как бы ни пылала, а голова всегда на месте, — кивнула Надя. — Но все равно что-то не так, — протянула через пару минут, вспомнив поведение девушки, те нестыковки, что исходно показались обеим странными: панику Жени, когда она поняла, что ее влечет к Хамату, твердое желание держаться от него подальше и поцелуй, потом ночь…

Сусанна не стала больше развивать тему и направилась в душ:

— Как ужин принесут, стукни мне.

— Хорошо.

— Да поспать надо, завтра рано вставать. А может, ты первая пойдешь?

— Давай, я быстро, — вскочила Надя.

Хамат обнял Женю, но та вывернулась, прошлась по номеру, держась подальше от парня.

— Я не нравлюсь тебе? — спросил он, огорчившись.

— Не в этом дело. Только не обижайся, хорошо? Я ничего не имею против тебя, но есть вещи, которые не перешагнешь. Я благодарна тебе за ту ночь, она была замечательна, но это не значит, что мы с тобой влюблены или обязаны. Ты слишком навязчив, это не может не отталкивать.

— Разве любовь может быть навязчивой? — подошел к ней парень.

— Причем тут любовь? — пожала плечами Женя, отходя от него: глупейшее положение. — Я не люблю тебя и не любила.

Горькая пилюля.

Хамат помрачнел и потемнел лицом, словно получил пощечину:

— Мне казалось, я нравлюсь тебе.

— Нравишься и люблю - разные вещи.

— Но, возможно, все впереди? — заглянул в ее глаза. Женя вздохнула: тоскливый взгляд парня навевал неуютное чувство вины, хотя она совершенно не понимала, в чем может быть виновата. Они провели ночь, и Хамат, словно юный неопытный мальчишка воспылал страстью и решил, что это роковая, единственная в его жизни любовь? Бред! Он слишком опытный, искусный и умный парень, чтоб мнить всякую ерунду на пустом месте, находя ненужные неприятности.

— Я думала, ты вышел из возраста розовых очков и романтических иллюзий.

— Что такое: розовые очки?

— Не слышал это выражение?

— Нет.

— Странно.

— Да, все странно… Женя, выходи за меня замуж.

— Что? — девушка подумала, что ослышалась. Но не может же в самом деле взрослый человек проявлять подобное легкомыслие, если не хуже – недалекость и глупость.

— Я прошу тебя стать моей женой. Я богат, имею огромные связи. Наш род очень уважаем…

— Ты серьезно? — нахмурилась Женя.

Парень молча вытащил из нагрудного кармана бархатную коробочку, открыл перед девушкой. На синем бархате лежало великолепное колечко с бриллиантом, обрамленным сапфирами. Женя смотрела на безумно дорогущую вещь и понимала, что связалась с ненормальным. И что теперь делать? Как корректно, но доходчиво объяснить, что его траты, как и желания, тщетны? Дура, какая же она дура, раз допуская невменяемость Хамата, все-таки сблизилась с ним. Чертова страсть и любопытство грозили ей большими неприятностями.

— Я подумаю, — выдавила улыбку, быстро схватив коробочку. Захлопнула ее и сунула парню обратно в карман. Хамат перехватил ее руку и, не спуская взгляда с лица девушки, спросил:

— Сколько будешь думать?

— Я не могу, как ты, скоропалительно решать, пересматривать свою жизнь и устраивать крутые повороты в ней. Предлагаю на сегодня закончить разговор. Ты подумай о том, что делаешь. Я уверена, завтра ты уже изменишь свое решение. Вокруг очень много хороших девушек твоего вероисповедания…

— Моя бабушка христианка. Армянка из Советского Союза. Моя прапрабабушка русская, и не первая в роду. Ветвь Бен-Хаджаров имеет в предках и пророков и французских рыцарей. Завтра поедем в Латакию, где сохранилось множество замков крестоносцев, и посмотрите на родину наших предков.

— Не хочешь ли сказать, что твой род пошел от крестоносцев?

Хамат посмотрел в глаза Жени:

— Наш род много древнее крестоносцев, но имеет в своем генеалогическом древе пару французских веток наравне с армянскими и русскими. Мы уважаем веру некоторых наших предков наравне со своей верой. Ваши 12 апостолов и наши 12 пророков имеют общие корни. Тебе не придется менять веру, молиться, ходить в мечеть…

Женя даже побледнела, сообразив, что Хамат абсолютно серьезен и не просто предложил ей замуж, а уже все обдумал, решил. Девушке стало нехорошо потому, что стало ясно: оттянуть с ответом до отъезда вряд ли получится. Парень смотрел на нее так, словно готов был схватить и умчать на край света или закидать всякими подарками, или встать на голову – лишь бы она сказала: да.

— Спасибо, но я не собиралась. Знаешь что, давай оставим этот разговор раз и навсегда. Я не выйду за тебя замуж. Одна ночь это не любовь. И вообще, брак меж нами был бы безумием. Я не Сусанна, меня не прельщает замужество с представителем другой нации и жизнь в другой стране даже за все богатства мира. Меж нами ничего не может быть. Ни-че-го! Мне жаль, если я обидела тебя или разочаровала, но согласись лучше сказать неприятное сейчас и прямо, чем юлить, лгать и манить несбыточными мечтами. Я не знаю, что ты себе надумал, но ты неправ.

— Ты категорически отказываешь мне? — он явно еще на что-то надеялся.

— Да, — отрезала Женя. — Извини. Я пойду. Спокойной ночи.

Она вышла из номера, плотно прикрыв за собой дверь.

Хамат даже не повернулся. Внутри него клокотала буря. Не обида на Женю, а скорей обида на себя и весь мир, что устроен настолько пошло и грязно, что нет возможности выжить и получить желаемое честным путем. И даже любовь должна подчиняться этим законам. И хуже нет осознавать себя ненужным, неприемлемым не как мужчина и человек, а как иноверец, иноземец. Его отвергли из-за глупейших условностей, от незнания и неверия, от предвзятости, в угоду чужим мнениям.

Парень скривился от острого, жгучего чувства омерзения, вытащил коробочку с кольцом и сжал ее в ладони так, что она хрустнула.