Персидские ночи (СИ) - Витич Райдо. Страница 22

— Поедешь со мной?

— Да, — сорвалось без раздумий, и голос был хриплым от желания и радости, что они будут вместе долгую, желательно вечную дорогу. Парень улыбнулся и вывел девушку из номера. Так они и спустились к машинам, не разнимая рук.

Надя, открыв рот, смотрела на проплывающую мимо их машины, Женю, с любовью и обожанием заглядывающую в лицо Хамата. Складывалось впечатление, что она вообще никого и ничего больше не видит.

— Эй? — выглянула девушка из салона, помахала подруге ладонью – ноль. А вот Хамат увидел – глянул в лицо Нади с нехорошим прищуром и захлопнул дверцу, чтоб она не смогла выскочить.

— Мы с Женей поедем в другой машине, — объявил.

— Женя?!

— Да, да, — закивала та, как овечка на веревке, бредя за парнем.

Надя, ничего не понимая, вопросительно посмотрела на Сусанну:

— Помирились, — пожала та плечами и отвернулась к окну, пряча довольную улыбку.

Машины тронулись в путь.

Женя тесно прижалась к Хамату и зажмурилась от блаженства. Аромат, исходящий от него, туманил разум, губы стремились ощутить вкус его кожи, жадно приникли к его шее. Пальцы с трепетом проникли в распахнутую на груди рубашку.

Жени не было дела до водителя, она и не думала о том, что он есть. Она плыла в дурмане нежности Хамата и плавилась от его близости, счастья чувствовать его, ласкать в ответ на ласки, целовать. Девушка смотрела в окно, но не понимала, куда они едут и зачем, не воспринимала картинки пейзажа. Все, что ее волновало, все, что было нужно – Хамат, его объятья, его ласки, поцелуи, длинные, томные, до пика желания, до стона, а потом тепло дыхания и нежность его голоса:

— Смотри. Это Латакия, наша гордость. Видишь? Развалины замка крестоносцев. Остановимся?

— Не знаю.

— Могут получиться прекрасные снимки.

— Могут. Но для этого нужно выйти, покинуть тебя, а я не хочу.

— Я с тобой, я навсегда с тобой, — ласково коснулся губами ушка.

Они даже по развалинам бродили в обнимку. Женя и на минуту боялась потерять его объятья, выйти из круга его рук. И не фотографировала, отдав технику Суссане. Та, словно фоторепортер увлеклась съемкой и без конца щелкала Женю и Хамата, веселых, пьяных от счастья. Вот они целуются. Вот Женя, смеясь, обнимает его за шею, вот он взял ее на руки, вот закружил, вот обнял через талию, прижав к себе спиной, и два улыбающихся лица влюбленных людей, смотрят в объектив.

Наде было не до смеха, не до развалин и снимков. Она смотрела на подругу и не узнавала ее. Женька светилась от счастья и не отходила от Хамата ни на шаг, то и дело заглядывала ему в глаза, с готовностью подставляла губы для долгого слишком страстного поцелуя. Это можно было объяснить как-то иначе, чем любовь, но вспыхнувшая за несколько минут и часов? И Женька, потерявшая не только голову, но и стыд? Ни естественного смущения, ни обычного внимания к подругам – будто никого и ничего нет вокруг, вот льнет к Хамату, щурится под его руками как довольная кошка. А тот и рад. И словно полонянку из рук ее не выпускает, обнимает, целует то в висок, то в губы.

Сусанна крутится рядом, смееться, вторя смеху голубков, старается, щелкает их счастливые лица. Перед деверем лебезит?

Надя стояла у машины, с тревожно бьющимся сердцем наблюдая за происходящим, бледнела, мрачнела, понимая, что Женька попала в беду. Неизвестно каким образом этот араб прибрал ее к своим рукам, поработил и, судя по всему, не собирался выпускать.

Встревать, возражать, орать на Женю, взывая к разуму, обвинять Хамата или Сусанну – бесполезно и даже опасно. Девушка не в себе, Сусанна же теперь, ясно, на стороне Хамата. Надя, взвесив все за и против, решила сделать вид, что все хорошо, и она абсолютно спокойна и довольна, но как только они вернутся в особняк Бен-Хаджаров, где остались их билеты на самолет, она схватит Женьку в охапку и хоть козьими тропами, хоть вплавь, хоть ползком, отправится домой. И уже там будут разбираться, что к чему и сколько, чего и кому.

Они остановились в отеле на берегу моря, в белоснежной, шикарной высотке, где были сняты три номера: для сопровождающих, Нади и Сусанны, Хамата и Жени, которая в этот раз и слова против не сказала.

— Встретимся на пляже? — выдавив улыбку, спросила Надя.

— Да. Вы идите, а мы чуть позже подойдем, — ответил за нее Хамат, увлекая девушку к дверям номера. Женя же согласно кивнула, спеша за ним.

Какой пляж, какой загар, какая Латакия?

Поцелуй Хамата вынес все мысли из головы о чем-то другом, кроме него. Он впился в ее губы прямо у дверей и принялся раздевать ее, а она его. Чертов ремень на его брюках никак не расстегивался, и Женя застонала от разочарования. Хамат сдернул его сам, разделся, не прекращая целовать ее, и прижался плотью к ее животу. Женя поняла, что умрет, если он не возьмет ее прямо здесь, сейчас. И Хамат взял, исторгая крик радости из горла любимой, даря приятную дрожь телу, а потом истому.

— Мы сошли с ума, — прошептала Женя, без сил прильнув к груди парня.

— Разве это плохо сойти с ума от любви? — улыбнулся он, подхватывая ее на руки. Уложил в постель и принес стакан холодного сока.

— На пляж пойдем?

— Как скажешь, — пожала плечами, не спуская взгляда с его лица, фигуры. — Ты очень красивый, — провела ладонью от шеи до бедер.

Хамат перехватил ее руку, поцеловал кончики пальцев, и Женя вздрогнула, опять почувствовав нарастающее желание. Парень забрал стакан с соком и лег рядом с девушкой:

— На пляж всегда успеем, правильно? — прошептал, касаясь пальцами ее губ.

— Правильно, — лизнула его палец, завороженно глядя в зрачки Хамата. Принялась целовать его ладонь. Парень смотрел на нее и любуясь, и удивляясь. А рука уже ласкала грудь, наслаждалась податливым жарким телом.

На пляже они все же появились.

Женя легла рядом с подругами, подставляя загару спину и пряча умиротворение на лице под широкие поля шляпки.

— Пойду, искупаюсь, — пожал ее руку Хамат и направился к воде, просвеченной солнцем. Девушка извернулась, чтоб полюбоваться его фигурой, и вздохнула, блаженно посмотрев на Надю:

— Он удивительно красивый.

— И опытный? — поддела, но неудачно – Женя не заметила издевки, призналась искренне:

— Да. Удивительный мужчина. Я просто счастлива девочки. Он настолько ласковый, что я с ума схожу от него. Понятия не имела, что такое бывает.

Надя во все глаза смотрела на подругу, умницу- разумницу, которая сейчас с пространным взглядом и блаженной улыбкой откровенно признавалась в том, что в экстазе от горячего араба. Наде так и хотелось рявкнуть в ухо – очнись, дура! Но рядом лежала Сусанна и с хитрой улыбочкой наблюдала за подругами.

— Я рада за тебя, — пропела.

— А я благодарна тебе, что ты нас познакомила. Он милый, остроумный, обаятельный.

— И еще около ста прилагательных, — буркнула Рыжова, кипя от негодования. Но на нее не обратили внимания. Сусанна приподнялась, опираясь на локти, чтоб лучше видеть Женю и сообщила, словно великую тайну поведала, архиважную:

— И влюблен в тебя.

— Правда? — Лицо Жени стало глупым от восторга и Надю перекосило: в кого девчонку превратили?! А главное, когда, как? Это не выходило у нее из головы, но не имело внятных объяснений.

— Честно. Помнишь Москву?

Надя села, хмуро уставившись на Сусанну, Женя, во все глаза глядя на нее, замотала головой.

— Ты по делам редакции ездила.

— А-а!

— Причем тут та командировка почти шестилетней давности? — спросила Надя.

— Хамат тогда тоже в Москве был. Случайно увидел Женю и влюбился.

— Но я его не помню.

— А вы и не знакомились. Ты мимо прошла.

— Как жаль. Мы потерялись на целых шесть лет!

— Фыр! — легла обратно Надя. — Красивая сказочка!

— Главное нашлись…