Персидские ночи (СИ) - Витич Райдо. Страница 53

— Я не хочу, чтоб ты уезжала, не могу потерять тебя.

— Упрямишься.

— Ты моя жена, — напомнил.

— Нет, я твоя иллюзия. Ты придумал меня своей женой, но от твоих фантазий я ею не стала. И не хотела быть. Я простила тебе проступок, простила обман и честно вела себя с тобой: не мстила, не прибегала, в отличие от тебя, к бабушкиной магии. Но почему я должна была прощать? Почему сейчас разговариваю с тобой с уважением и даже пониманием? Почему не стремлюсь обвинить, напомнив все твои проступки и их последствия для меня? Потому что ты мне нравишься, потому что, несмотря ни на что, я поняла, что тобой двигало, и простила. Но если ты будешь настаивать, нарушишь данное слово и вновь хитростью или любым другим способом попытаешься удержать, я возненавижу тебя. Ты разрушишь не только наши отношения, но и память о романе, безумном и прекрасном, несмотря ни на что.

— Ты скучаешь о родителях? Я разрешу тебе позвонить им.

— Ах, ты разрешишь! Спасибо, — усмехнулась. — Вот и еще один звоночек. Их сотня в день, и чем дальше, тем больше.

— А что не так? — Он искренне не понимал.

— Ты даже не понимаешь, — развела руками Женя.

— Объясни.

— Что? Что естественно и понятно любому? Я хочу и звоню, ты хочешь и звонишь. У меня мысли не возникает: разрешать тебе или не разрешать звонить куда надо, запрещать идти, куда ты считаешь нужным. А ты считаешь нормальным милостиво разрешать мне что-либо, и при этом чувствуешь себя благодетелем. А где же свобода, Хамат, где либеральность взглядов? Почему ты считаешь, что я должна что-то делать лишь с твоего разрешения? Почему считаешь нормальным ограничивать свободу личности? Меня не устраивает брак, в котором я займу десятое, двадцатое место в жизни мужчины, где буду скорей вещью, чем человеком, женщиной. Мне неинтересно, более того, мне претит положение существа, а не человека. Мне нужен союз на равных, крепкое и стабильное партнерство, где я уверена в партнере почти как в себе, и уважаю его как себя, понимаешь, Хамат? А для этого мы должны быть не только любовниками, но и друзьями, научиться доверять и уважать. Любить, а не играть в любовь. Ты лишаешь меня выбора, лишаешь права стать равной, делая зависимой от тебя, обстоятельств, этого незнакомого мне мира, ваших магических ритуалов, снадобий. Ты решил, что влюблен и хочешь меня – взял. Решил – женюсь – женился. Решил, не отпущу – не отпускаешь. Ты! Везде ты и твое решение! А где я, Хамат? Где мое право голоса? Где мои желания? Где уважение ко мне? Может, я не достойна его? И что тогда твоя любовь? Эгоизм и деспотия – вот что!

Хамат смотрел на Женю, чувствуя жгучую боль в груди. Если бы девушка капризничала, если бы мстила ему, он бы нашел аргументы, способы встать поперек и переубедить, но ее бесхитростная прямолинейность лишала его возможностей, спокойный и сочувственный и тем убедительный голос уничтожал надежду.

— Я противен тебе? Совсем не нравлюсь? — Спросил, дотрагиваясь до щеки любимой. Заглянул в глаза – они не солгут.

— Нет, Хамат, нравишься. По-моему, я делом доказала свое отношение к тебе. Теперь твой ход, пришло время доказать и тебе, что твоя любовь не пустой звук, а я не забава для избалованного мальчишки.

Рука парня опустилась:

— Ты загоняешь меня в угол, — сказал глухо. — Мстишь?

— Нет. Ты меришь по себе, а я другая, и не смогу мстить. Вспылить – да, но планомерно изводить из-за обид – нет. Противно. Да, и нет у меня желания устраивать тебе экстрим для нервов.

— Почему? — насторожился.

— Потому что тебе будет больно, а ты этого недостоин. Ты хороший человек, Хамат, просто запутался. С кем не бывает. Давай вместе распутаем клубок, что сплел ты или твоя бабушка – не суть.

— Я люблю тебя.

— ‘Любовь не вздохи на скамейке и не свиданья при луне’. Асадов.

— А что это, по-твоему?

— Готовность простить и понять, поступиться собой ради счастья и спокойствия любимого.

Хамат задумался, впадая в уныние. Мерка девушки была не для него. Она давила его отсутствием выбора, поступком, который он не мог совершить, не хватало сил. И мысль отпустить и остаться лишь с памятью о счастливых днях, но при этом сохранить в Жене себя в образе рыцаря-идеалиста, угнетала его не меньше, чем оставить девушку любым способом и тем возбудить ненависть. Что так, что этак – потеря, горше которой нет.

— Что ты хочешь? — спросил глухо.

— Отпусти. Найди в себе силы и докажи мне, что действительно любишь – отпусти.

— Паспорт не готов.

— Будет готов на фамилию Бен-Хаджар? Я улечу домой и разведусь там.

— Женя …

— Надо, Хамат. Пойми это самый лучший выход. Правильный. Поступи, как мужчина, как любящий и благородный человек, докажи мне, что я не ошиблась в тебе, и ты достоин уважения, любви. Помоги не мне – себе, Хамат. Мне очень больно и страшно. Если я останусь – умру. Я не могу здесь жить и не смогу. Мне не понятны и не приятны ваши манеры. Неприемлемы принципы существования. Ты ввел меня в шок, в состояние жуткого стресса. Мне не пережить и не выжить, если ты не поможешь – не отпустишь меня. Подумай, кто и что привлекает меня и кто отталкивает? Ты или бабушкина магия? Кто тебе нужен, что? Моя любовь или искусственный пыл, привязанность, временная и оттого неприятная для нас обоих, дающая вместо удовлетворения – неудовлетворение, убивающая то, что могло бы быть? Что ты хочешь от меня – безропотного подчинения любым способом или верной и крепкой любви? Магия не заменит истинных ценностей, чувств. Не прожить жизнь на бабушкиных средствах, не обрести счастья на чужой беде…

— Пойдем в дом. Не стоит сидеть на земле, обсуждать серьезные темы во дворе.

Женя вздохнула: как с ним еще говорить? На каком языке объясняться?

— Никуда я не пойду.

— Глупо упрямиться. К чему? — Поднялся и потянул ее за собой, заставляя встать. — Обещаю, что завтра-послезавтра мы уедем.

— А я обещаю не есть до твоего завтра-послезавтра и не выходить из комнаты. Так что передай своей родственнице, чтоб сильно не усердствовала над… вудуистикой!

—Женечка…

Девушка не стала слушать – развернулась и ушла в дом. Зашла в комнату и сильно пожалела, что нет дверей и хлопнуть от души нечем. Занавески же ее не устраивали.

Они оба выполнили свои обещания. Женя сидела в комнате и не притрагивалась ни к пище, ни к воде. Она постоянно думала о чем-то и находилась не с Хаматом, хоть и рядом. Протяни руку – вот она, но посмотри в глаза и ясно – нет ее. Хамат, обеспокоенный ее упрямством, был вынужден распорядиться об отъезде. Но отпустить девушку он был не готов и решил устроить ей круиз, развеяв дурное настроение, вернуть прежнее расположение духа, глазам живой блеск, а лицу здоровый вид. В его сердце еще жила надежда, звала его в кущи рая ответных чувств. Любви пэри, которую, оказалось, заслужить и возбудить труднее, чем взять девушку в плен хитростью.

Его взгляд устремился на Кипр. Ласковые воды моря, подводная охота, уникальные красоты и архитектура - прекрасный край, самое удобное место, чтоб развеять все страхи и сомнения девушки, прийти в себя, и познав прелести жизни богатой замужней женщины, перестать противиться тому, что уже свершилось.

Получив на руки документы жены, он тут же приказал складывать вещи.

Глава 18

— Я не хочу на Кипр! — уперлась Женя, встав, как мулл посреди двора и ни туда, ни сюда. Хамату пришлось обнять ее и силой утащить к машине, успокаивая и уговаривая:

— Женечка, у меня дела на Кипре, нужно кое с кем встретиться…

— Встречайся, а меня оставь в покое! Если собрался на Кипр, значит, мои документы готовы. Отдай и я улечу.

— Хорошо, хорошо, отдам, но на Кипре.

И тут у девушки мелькнула шальная мысль: а ведь это выход! Если она не умеет изводить капризами, немые забастовки имеют нулевой эффект по той же причине, значит нужно натворить что-то поистине возмутительное, чтоб Хамат очнулся от своей безумной страсти и перестал зацикливаться на Жене. А что может его возмутить настолько, чтоб он не только выдал ей билет в путь, но и забыл навеки вечные? Изобразить ветреницу! Показать ему, а не убеждать словами, что его любимая придумана им. Разубедить в том, что она достойна его внимания. Но! Здесь она связана по рукам и ногам обстоятельствами, местностью, рукодельницей Мириам со своей магией, да и не к кому липнуть – мужчины из охраны Хамата, как дикари, в сторону косят, на Женю стойко не смотрят. Пастухи, деревенские мужчины – смешно. Плюс неизвестно как прореагирует Хамат на поступок девушки. Конечно, Мессалину ей изобразить слабо и абсолютно не хочется, но что-то близкое придется сыграть. А Хамат мужчина горячий, как бы потом вон не погнал без билета и вещей. Из Сирии Жене точно в таком случае не выбраться, а с Кипра проще, там своих много отдыхает, кто-нибудь обязательно поможет.