Рудная черта - Мельников Руслан. Страница 2
Единственное, чего не могла предусмотреть ведьма, – что к разверзшейся бреши выйдет не простой оборотень. Или все же могла? Тоже? Откуда знать – теперь-то… им-то…
Впрочем, все это уже не имеет значения. Ни малейшего.
Былые события свершились и навеки остались в прошлом. А сегодняшняя реальность такова… Бернгард сейчас где-то там, наверху, на стенах обреченной крепости, готовится к отражению очередного штурма. Ведьма-мать Величка – давно мертва и покоится в мертвых же водах. А ее спасенная великой ценой дочь, то, во что обратилась, то, чем стала прежняя Эржебетт, – вот она – здесь, лежит перед Всеволодом, запертая в саркофаге в ожидании… Чего?
Какова ее вина? Какова степень ее вины?
Эржебетт… Ведьмина дочь… Лидерка и оборотень-волкодлак… Пусть даже это существо не отняло ни одну человеческую жизнь (что маловероятно, но – пусть). Однако, именно она… оно обрекло на Набег людское обиталище. Целиком, все обиталище. Просто потому, что Эржебетт, оказавшись в Проклятом проходе, не пожелала отсекать себе дорогу назад. Просто юница – тогда еще почти ребенок – боялась. Остаться одной. Навеки. Во мраке. В чужой, чуждой тьме. Просто детский страх оказался сильнее взрослых забот о судьбах мира. Просто Эржебетт очень хотела вернуться и оттого помешала Бернгарду закрыть брешь – вот и все.
А после ребенок стал темной тварью.
Или в глубине души Эржебетт все же стала ею раньше? Когда отроковица не пожелала взрослеть, а осталась чадом – неразумным, безответственным.
И вот теперь… Хочешь – вини ее теперь, хочешь – прощай. Хочешь – казни, хочешь – милуй.
Но что теперь решит казнь? И что теперь решит милость?
– Когда Проклятый проход окончательно обрел власть над Мертвым озером, когда две тьмы разных миров слились в ночи воедино, раздвинув озерные воды, я вернулась, – вновь услышал Всеволод голос Эржебетт. – Перешла рудную черту. Перешла – уже в звере. И зверь – во мне. Наверное, на это и надеялась мать, замышляя мое спасение.
Глава 2
– Все же странный способ спасти ребенка, – хмуро заметил Всеволод. – Он тогда был единственно возможным. Я вовсе не оправдываю мать, но…
– Разве может называться матерью ведьма, бросившая дочь на растерзание зверю… – жестко перебил Всеволод, – мать, обратившая собственное дитя в зверя?
– А разве ты видишь перед собой зверя, воин-чужак? – шевельнула влажными ресницами Эржебетт.
– Нет, – вынужден был признать Всеволод. – Сейчас нет…
Теперь уже ему не дали договорить.
– Да, мы друг в друге. Мы все – друг в друге. Мы – части целого, но ни одна часть не покушается на другую. Пьющая-Любящая испила оборотая и обрела его суть. И смешала его с собой. Оборотай пожрал человека, однако и человек продолжает жить в нем. Я всегда – это я и еще двое. Но эти двое находятся в мире и согласии со мной. Иначе нам просто не выжить.
Всеволод тряхнул головой. Все! Хватит с него отвлеченных разговоров и путаных объяснений! Дело-то в другом. В одном-единственном сейчас дело.
– Ты взломала границу миров, Эржебетт!
– Это сделала моя мать, – не согласилась она. – Я лишь не позволила пролому затянуться.
– Ты сохранила брешь для темных тварей!
– Однако не я привела их с собой.
– Но Набег! Он начался, когда ты… После того, как ты…
Всеволод сбился, сплюнул в сердцах, так и не закончив фразы.
Эржебетт усмехнулась – печально и сочувствующе. Из своего узилища-саркофага она сочувствовала ему! Им всем! Всему людскому обиталищу!
– О нет, воин-чужак, ты сильно ошибаешься. Это еще не Набег. Это только начало Набега.
Начало? Только начало? Всеволод помрачнел.
– Что ты хочешь сказать, Эржебетт?
– Только то, что есть. И чего не может быть иначе. Сначала в брешь между мирами вошла я. За мной последовали оборотаи, также почуявшие проход и успевшие пересечь границу прежде, чем порушенную преграду обнаружили Пьющие.
– А потом? Что было потом по ту сторону рудной черты?
– Меня там уже не было, воин-чужак. Но что было без меня – я знаю. О том, что случилось там, я могу судить по происходящему здесь.
– Ну и? – поторопил Всеволод.
– К открытому проходу подошли Пьющие-Властвующие… Черные Князья. Нахтриттеры, Шоломонары, как вы их называете. Только никому из них не удалось стать первым.
– То есть?
– К разрушенной кровавой преграде одновременно подступили двое… или трое… или Властвующих было десять – это, в общем-то, не важно. Важно, что не было одного, единственного… А время шло, и к проходу спешили все новые и новые Властители. И каждый вел с собой свою армию. Желающих перейти границу миров оказалось слишком много. А там, где много желающих, начинается давка. И драка. Жестокая драка. По сию пору Властители сражаются за право первым войти в этот мир. Никто не хочет пускать в обиталище, полное живой крови, других. Никто не хочет делиться с другими. Только эта война и сдерживает еще Властвующих у прохода между мирами. И по сравнению с ней здешний Набег – никчемная стычка.
Ах вот, значит, как! Еженощные штурмы, которые едва-едва удается отбивать тевтонской Стороже – это, значит, никчемная стычка!
– Но если Черные Князья и их дружины грызутся между собой с той стороны, кто в таком случае приходит сюда? – с нажимом спросил Всеволод. – Каждую ночь? Кто, Эржебетт?
– Это не Пьющие-Властвующие. – Пленница саркофага пренебрежительно дернула головкой: – Это простые Пьющие. Исполняющие.
– Властвующие – не властвующие… Какая разница? Нам-то от того не легче, – угрюмо заметил Всеволод.
– Легче, – возразила она. – От этого вам гораздо легче. Пьющие-Исполняющие глупы и недалеки. Если их не ведет воля Властителя, они способны заботиться лишь об утолении неутолимой жажды и о дневном укрытии от солнца. Чуя теплую кровь, они лезут к ней даже через серебро и осину. Но – бездумно лезут, безумно. Напролом. С таким врагом, лишенным осмысленной воли, сражаться проще.
– Хочешь сказать, упыри штурмуют Серебряные Врата не по воле Черного Князя?.. Черных Князей?
– Пьющие-Властвующие или, если тебе угодно, Черные Князья сейчас бросают свои войска друг на друга. Сражаясь за проход в ваш мир, о вашей крепости они думают меньше всего. Пока, по крайней мере. Но на той стороне идет великая битва. А в великих битвах, случается, гибнут великие воины. Пьющие-Властвующие погибают тоже. Либо от руки друг друга, либо под натиском вражеских армий.
– Разве обычные упыри способны напасть на Черного Князя? – недоверчиво спросил Всеволод. – Ты, помнится, утверждала, что они не поднимали руки даже на тебя. Но если ты… м-м-м… Пьющая-Любящая… Черная Княгиня… То уж Черный Князь-то…
– Ты прав, воин-чужак, – ответила Эржебетт. – По собственной воле Пьющие-Исполняющие, конечно же, не осмелятся причинить вред высшим Пьющим. Но по воле своего Властителя они пойдут и на это. Впрочем, сейчас речь о другом. Я пытаюсь втолковать тебе, что когда гибнет Властитель, на поле боя остается его неприкаянное войско.
– Простые упыри? – уточнил Всеволод. – Исполняющие, которым больше нечего исполнять? Слуги без господина? Темное воинство без Черного Князя?
– Да, именно так. Войско без хозяина, которое уже и не войско вовсе. Не управляемые твердой рукой и довлеющей над ними разумной волей, низшие Пьющие перестают сражаться. Они покидают поле битвы и бредут куда вздумается. Догадываешься куда, воин-чужак?
Всеволод кивнул. Он догадывался.
– Они чуют близость крови, близость вашего мира и уходят к рудной черте. Они вдут через ряды сражающихся. Они упрямо проталкиваются к заветному проходу. Многие гибнут по пути, оказавшись меж вражеских армий, но некоторые все же достигают цели.
– И их что же, пропускают?
– Им не мешают, скажем так… Специально – нет. Они никому неинтересны, потому что без хозяина – неопасны. На них не тратят силы, и сознательно им не чинят препятствий. Их попросту не замечают, на них не обращают внимания. Ибо все они – более никто в великой битве Пьющих-Властвующих. Ибо над ними более нет власти и Властвующего. Ибо Властители на той стороне сражаются с Властителями. А дружины Властителей – лишь с дружинами Властителей. Понимаешь меня, воин-чужак?