Такое вот кино (СИ) - Риз Екатерина. Страница 1

Екатерина Риз

Такое вот кино

1

Я оперлась на ручку чемодана и раздражённо выдохнула. Ненавижу вокзалы и аэропорты. А уж процесс ожидания меня просто убивает. Не радуют даже мысли о скором отдыхе, солнце, море и полном «релаксе», как Ленка выражается. Двоюродная сестрица, кстати, стоит рядом со мной, листает журнал, и надо признать, что выглядит, куда бодрее меня. Она это тоже подметила, ещё минут сорок назад, и теперь время от времени пихает меня локтем в бок и требует улыбаться и радоваться жизни. Хоть бы сказала, чему именно мне радоваться. Можно подумать, что я в Испанию лечу отдыхать. А, между прочим, нет. Я еду, это уже по выражению моей мамы: «настраиваться на новую счастливую жизнь». Правильно, что ещё остаётся, если мужчина, которого ты любишь, которого любила Бог знает сколько лет… сколько там прошло с седьмого класса?.. неделю назад женился. По любви, на красавице, которая готовится ему ребёнка родить. Уже готовится, кстати! Никакой морали, честное слово. Это попросту вульгарно: выходить замуж беременной и при этом в белом платье. Ведь правда?

Я этим вопросом всех вокруг замучила, все родные и друзья устали кивать и со мной соглашаться, но я раз за разом их спрашивала. Я знать хотела, быть уверенной, что Вовка ошибся, и что моё мнение разделяют все вокруг. Конечно, я не могу сказать, что у нас с Вовкой были идеальные отношения, мы раз пять расставались, а вот мирились только четыре, причём первой всегда я просила прощения, и сейчас мне это покоя не давало. Запоздало чувствовала себя глупой прилипалой, обманутой в лучших чувствах и ожиданиях.

Ленка снова меня в бок пихнула, и я вздрогнула, очнувшись от своих невеселых мыслей. Сестрица у меня миниатюрная, можно сказать, что тощая, и её пихания острыми локотками приносили довольно болезненные ощущения, даже мне, ведь я килограмм на пятнадцать была её тяжелее. Но надо сказать, что и выше на голову. Она лет с шестнадцати, со своим ростом метр пятьдесят, в лицо мне смотрела, задрав голову. Я же примерно в том же возрасте, оказываясь рядом с Ленкой, начала комплексовать. Рядом с ней чувствовала себя едва ли не гоблином. У меня и с ростом все в порядке, метр семьдесят, и грудь с попой на месте. И как бы я ни старалась похудеть, они никуда не исчезали, я всегда была девушкой в теле, так сказать. Как папа говорит: кровь с молоком, и при этом радуется чему-то, словно, глядя на меня, за породу нашу счастлив. Я его счастья не разделяю, но и поделать с этой самой породой ничего не могу. Только обидно немного, что моя родная сестра, Дашка, породой в маму нашу пошла, и внешность имела практически модельную. Я всю свою юность потратила на то, чтобы похудеть до её размера, но ничего не вышло. Если я худела глобально, выглядела страшно, грудь и попа никуда не девались, а лицо было осунувшееся и несчастное, как бы я ни улыбалась и ни старалась казаться счастливой. Намучавшись, в конце концов, я решила с природой не спорить, и теперь с гордостью (ну или почти с гордостью) носила далеко не сорок второй размер одежды, как у Дашки и Ленки, и пыталась свыкнуться с сыпавшимися на меня со всех сторон мужскими не слишком приличными намёками. И ведь невдомёк сильному полу, что меня их подмигивания и пошлые ухмылочки совсем не радуют, и никакой это не комплимент! И внешность свою я иногда просто ненавижу. Свой четвертый размер груди, крутые бедра и кукольное лицо. Помнится, когда мы с Вовкой расстались в первый раз, нам тогда по девятнадцать было, я долго ревела в подушку и требовала, чтобы папа дал мне денег на пластическую операцию. Папа, кстати, у меня замечательный, весь вечер тогда просидел на стуле у моей постели, успокаивал, а когда про операцию услышал, серьёзно так поинтересовался:

— И что именно ты собираешься изменить?

Я тогда призадумалась не на шутку, в итоге выдохнула:

— Всё, — и заревела ещё горше. Вот как жить?

— Хватит вздыхать, Тань, посадку объявили, — сообщила мне сестрица, складывая журнал. И ткнула пальцем в нужном направлении. — Нам туда!

Ленка, при всей её миниатюрности, характер имела решительный, а в экстренных ситуациях превращалась в полководца. И отпуск в Испании, также был её идеей. Узнав о моей печали и хандре, она тут же взяла ситуацию в свои руки, и не успела выдать идею об отдыхе у моря, как на следующий день уже позвонила и сообщила о том, что взяла на работе отпуск и заказала путёвки.

— Так что, собирай вещи и приезжай ко мне в Москву. Послезавтра вылетаем!

Пока я мялась и сомневалась, родители, не на шутку обеспокоенные моим состоянием, сами упаковали мне чемодан, сунули меня в папину служебную машину и отправили восвояси. Когда автомобиль отъезжал, я в окно на родителей посмотрела, и мне показалось, что они вздохнули с облегчением. Хоть бы подождали, пока я со двора выеду!

И вот я уже в аэропорту, прохожу паспортный контроль, уныло смотрю на таможенника, а думаю всё о Вовке. А как я могу о нём не думать? Любая бы на моём месте…

Ночью, лёжа рядом с Ленкой на её диване, в однокомнатной «хрущёвке», мы обсуждали мою рухнувшую личную жизнь. Правда, это я называла её рухнувшей, а сестрица была настроена куда оптимистичнее.

— Мне твой Вовка, вообще, никогда особо не нравился, — говорила Ленка в темноту. — Ну, что это за мужик, который столько лет девушке голову морочит?

— Он не морочил, — попробовала возразить я. — Просто у него характер…

— Да какой у него характер! — презрительно фыркнула Ленка. — Откуда ему взяться? Его характер зовут: мама.

Я села на постели, секунду размышляла — зареветь или нет, и, в конце концов, только пожаловалась:

— Она красивая. По-настоящему красивая, понимаешь? Он так на неё смотрит. Я видела…

— Кто? Мама его?

— Да нет же, эта!.. — Я закончила расстроенным вздохом: — Жена. А я осталась ни с чем. Она худая, вся такая аккуратненькая.

— Вот родит, и посмотрим, какая она худая, — злорадно хмыкнула Ленка. Иногда она любила заняться злопыхательством.

Я одёрнула футболку на полной груди. Попыталась представить Вовкину жену толстой, не смогла, и легла, обречённо закрыла глаза.

— Самое паршивое, — проговорила я негромко спустя пару минут, — то, что он на самом деле в неё влюбился. Он никогда не смотрел на меня так, как на неё. А мне так хотелось…

Сестрица повозилась рядом, закуталась в одеяло, и довольно флегматично проговорила:

— Ну и фиг с ним. Найдёшь себе получше.

Спорить я не стала, повернулась к Ленке спиной и осторожно вытерла слёзы.

В самолёте, сев на свои места, сестрица первым делом отыскала в своей сумке шоколадный батончик и по-родственному предложила мне половину. Я попыталась сделать вид, что про шоколад ничего не слышала, даже отвернулась, но как только Ленка зашуршала упаковкой, повернулась к ней. Мы сидели, жевали «сникерс» и наблюдали за людьми, занимавшими свои места. В кресле, через проход от нас, сидел молодой мужчина и, кажется, спал. Я поэтому и обратила на него внимание. Десяти минут не прошло, как мы в самолёте оказались, а он уже спал, откинув голову на подголовник и приоткрыв рот. Ленка, заметив мой интерес, на мужчину тоже уставилась, жевать стала медленнее, а потом вдруг локтем меня толкнула. Я удивилась.

— Что?

Она посмотрела на меня, покачала головой, и, в конце концов, мы вместе рассмеялись.

В проходе появилась стюардесса, к спящему пассажиру наклонилась, что-то негромко ему на ухо проговорила, а тот взял да и ухватил её за… поняли, в общем. А она не смутилась, не возмутилась, только поторопилась руку его от своего бедра убрать, и поспешила дальше. Я наблюдала. Через Ленку перегнулась и смотрела, как мужчина сонно вздохнул, потянулся, словно не пять минут дремал, а часов пять, сел ровно и, наконец, глаза открыл. Огляделся. Почесал в затылке и зевнул. А потом улыбнулся, заметив мой интерес. Сонный взгляд тут же стал оценивающим, мужчина нахально подмигнул и поинтересовался: