Такое вот кино (СИ) - Риз Екатерина. Страница 43

— Так странно всё это слышать, — сказала я, наблюдая, как мама ловко выкладывает купленный в кондитерской пирог на большую плоскую тарелку. То, что пирог купленный, порадовало, выпечка ей никогда не удавалась, хотя она всеми силами экспериментировала, решив, после ухода с работы стать образцовой хозяйкой. А что за хозяйка, если пироги печь не умеет? Но, видимо, разочаровать дорогого гостя показалось маме неудобным, и пирог привезли из города, из любимой кондитерской.

— Почему странно?

— Кирилл Александрович… такой солидный, очень серьёзный.

— Да уж, от его серьёзности деваться некуда. — Мама протянула мне тарелку с пирогом. — Неси на стол.

Дашка встретила меня весёлым взглядом. Видимо, в моё отсутствие смогла, наконец, перетянуть внимание на себя.

— А мы снова говорим об Испании, — порадовала она. — Оказывается, твой отдых был очень познавательным.

Я насторожилась, замерла перед столом, держа в руках тарелку. Кинула быстрый взгляд на Емельянова.

— В смысле?

— Мы обсуждаем достопримечательности.

Сашка усмехнулся. А когда мы всё-таки покинули дом родителей, вышли за калитку и направились к машине, сказал:

— Твоей сестре это по наследству перешло. Правильно говорят: гены пальцем не раздавишь. Ей бы дознавателем работать.

Я расстроено вздохнула.

— Что она говорила, пока меня не было?

— Её очень интересовали детали нашего отдыха.

— Вот ведь зараза.

— Да, похоже, она догадывается, что мы помимо спальни посещали только клубы.

— По себе, наверное, судит.

Сашка рассмеялся.

— Теперь понятно, кто из вас двоих плохая девочка. Наверное, она очень хотела впечатлить твоими подвигами родителей.

— И что ты ей рассказал?

— Всё, что об Испании знал. Оказывается, не так уж и мало. — Сашка весело глянул. — Я у тебя молодец?

— Молодец, — согласилась я, правда, без улыбки. В этот момент я планировала месть младшей сестре. Очень хотелось придумать что-то коварное и невероятное.

Приехав в Яблоневку, я, наконец, поняла, насколько устала. И вроде бы, чем таким изматывающим сегодня занималась? А морально меня выдавили, будто лимон. Папа, с его подозрительным взглядом и вопросами с подковырками, Сашка, который поразил, меня в первую очередь, своей откровенностью, наверное, специально старался, и Дашка, изображающая из себя хитрую бестию. И ведь сестра свято верила в то, что ей это удаётся, всегда. А когда я пыталась донести до неё мысль о том, что она в такие моменты выглядит глупо, Дашка лишь откровеннее посмеиваться начинала. Что ж, я всегда говорила, что ум и красоту между мной и ею поделили, ей ума досталось немного, всё в длину ног ушло. А вот мне приходится труднее. И ноги не от ушей, и талия не осиная, а привычка рассуждать и всё обдумывать — явно моё. Вот и сейчас, не смотря на усталость, я ещё в машине принялась анализировать прошедший вечер. Кто что сказал, кто как посмотрел. И раз за разом в мыслях возвращалась к нелепому вопросу отца: не беременна ли я. И к Сашкиной реакции на это. А то, что он по дороге домой тоже молчал, меня отчего-то беспокоило. Я старалась украдкой, посматривать на него, почти тут же отворачивалась, но взгляд сам собой возвращался к его лицу. Довольным Емельянов не выглядел.

Как только в дом вошли, я туфли скинула, свет в гостиной зажгла, и обернулась на Сашку. Тот был задумчив, и первым делом открыл дверцу бара, достал бутылку виски. Признак плохой, но просто спросить его о том, что у него на уме, и с чего бы вдруг пропало настроение, смелости в себе не нашла.

— Выпить хочешь? — спросил он.

— Хочу, — неожиданно для самой себя согласилась я.

Сашка усмехнулся, плеснул мне в бокал виски, всего на несколько глотков, подошёл и присел рядом со мной на диван. Ноги вытянул, уставился на картину на стене напротив. Сделал глоток, с удовольствием, даже причмокнул.

— По-моему, всё прошло нормально.

Я посмотрела на него. У меня от алкоголя язык щипало, вообще, виски — это не моё, но после его слов, честно, захотелось выпить ещё.

— Саша, он мой отец.

— А я разве что-то говорю?

— Не говоришь, — проговорила я в сторону. — Зато ты при папе говорил много и охотно.

Емельянов бровь почесал.

— Ты просила меня не разговаривать с родителями об их работе. Я очень старался. Но твой папа… Тань, ну ты сама всё слышала. — Сашка руками развёл. И этот жест, признаться, меня здорово разозлил.

— Ты тоже постарался. Вместо того, чтобы сказать чётко и ясно, что ни к какому криминалу отношения не имеешь, начал хорохориться!

Сашка даже повернулся ко мне, сел боком, а взглянул с возмущением.

— Ты с ума сошла? Чтобы я начал твоего отца уверять, что чист? Мне только проверок не хватало!

— Что ты имеешь в виду? Мой папа, — твёрдым и хорошо поставленным голосом начала я заученную речь, — мой папа никогда не пользуется служебным положением в личных целях!

— Да? Знаешь, любимая, мне очень хочется в это верить. Прямо всей душой.

Я с дивана вскочила, пустой бокал поставила на барную стойку, а к Сашке не сразу в себе нашла силы повернуться. Дыхание переводила и пыталась справиться с обидой.

— Понятно. Значит, ты напрягся из-за папиного интереса. С какой-то стороны меня это радует.

— Во-первых, я не боюсь. И копать нечего, просто я всеми силами старался ему понравиться.

— Ага.

— Ага, — передразнил он меня. — А во-вторых, хотелось бы узнать, что за стороны у нас образуются. С какой именно стороны тебя это радует, а с какой нет?

— Не радует с той, что ты едва в обморок не упал, когда услышал про беременность. Ты бы себя видел в этот момент, Саша. — Я смерила его выразительным взглядом. Очень постаралась, чтобы взгляд был серьёзный, в меру укоряющий, и нисколько не отчаянный или расстроенный.

Емельянов глаза на меня вытаращил, даже рот открыл, демонстрируя всю степень своего возмущения. Даже руками развёл.

— А как я, по-твоему, должен был отреагировать? Когда твой папа на меня взгляд-лазер устремил и интересуется, что я с его дочкой любимой делаю ночами?

— Да, — с оттенком горечи согласилась я, — это был бы интересный разговор по душам.

— Вот именно. — Сашка голову рукой подпёр, устремил на меня умоляющий взгляд. — Тань, давай прекратим. Ну, о чём мы говорим? Разбираем, как было бы хуже всего. А хуже — не случилось. Это же отлично. И родители твои мне понравились. Надо только… притереться друг к другу.

— А ты собираешься притираться?

У него подбородок в сторону повело, я заметила, и смотрел Сашка больше не на меня, а в сторону. И я понимала, что он зол. Он зол, а я ещё больше его злю своими приставаниями, но поделать с собой ничего не могу, не могу остановиться.

— Таня, мы с тобой, кажется, всё решили. Мы поехали к твоим родителям, встреча родственников прошла на должном уровне. Или ты так не считаешь? — Он посмотрел на меня, а я промолчала. А Емельянов и ждать моего ответа не стал, вместо этого глухо поинтересовался: — Тогда что ты душу из меня тянешь?

Я сглотнула. Упёрлась рукой в стойку.

— У меня в последнее время такое чувство, что ты раз за разом делаешь мне одолжение. Я хочу поговорить — ты говоришь. Я хочу познакомить тебя с родителями — ты надеваешь костюм и знакомишься. Я хочу, чтобы ты хоть что-то положительное из всего этого вынес для себя — и ты старательно улыбаешься. Но ты не настолько хороший актёр, Саша.

— И я опять же виноват в том, что чего-то не чувствую? В том, что не чувствую того, чего хочешь ты?

Я отвернулась от него, губу от обиды закусила. А Емельянов с дивана поднялся, секунду медлил, я знала, что первым его желанием было из комнаты выйти. Но он себя пересилил и подошёл ко мне.

— Тань, ну, правда. Нам что, плохо? Зачем ты нагнетаешь? Я уже говорил тебе, что я хочу быть с тобой, что для меня это важно. И я сделаю всё, что ты хочешь. Но… — Сашка выдохнул, вполне обречённо. — Я не хочу детей. Это преступление? И да, это моё право, реагировать на столь неожиданную новость подобным образом. Я тоже не робот. Я тебя люблю, но, извини, я хочу точно знать, что происходит в твоей голове. Особенно, что касается нашего общего будущего. Особенно то, что касается детей. И говорю тебе честно: я не хочу. Я не готов. Я жениться не готов, и к детям не готов. — Он ткнул себя в грудь. — Это моё право.