Бесконечность - Уорд Рейчел. Страница 20

— На помощь! На помощь! Кто-нибудь, помо

гите!!!

Адам

Я в самой настоящей тюремной камере. Голые бетонные стены, матрац и ведро. На стене темные пятна. Не хочу даже думать о том, откуда они взялись.

Надо убедить их, что это ошибка. Я не опасен и не нарываюсь на скандалы. Меня не нужно держать взаперти. Я никого и пальцем не тронул, пока они не заманили меня в засаду, так какого хрена держать меня здесь? Да, я не слушался их указаний. Я опять вышел из себя, но ведь я всего лишь защищался.

Башка отказывается соображать. Ума не приложу, как выбраться отсюда, как вернуться к Саре. Отсюда должен быть выход.

Должен быть.

Я не знаю, сколько времени торчу здесь. Свет не гасили ни на минуту, мне не принесли ни еды, ни воды. Вдруг кто-то поворачивает ключ в замке. Сажусь на матрац, пытаюсь собраться с силами и мыслями.

Входит Савл.

Кивает солдату, охраняющему дверь:

— Я постучу, когда закончу.

Дверь закрывается, и мы остаемся одни.

Он прислоняется к двери.

— Адам, — говорит, — как дела?

— Устал, — отвечаю.

В отчаянии, рассержен, напуган. —

Какой сегодня день?

— Вторник, — говорит он. Я только хлопаю глазами в ответ. Поняв, что это мне ничего не говорит, он добавляет: — Тринадцатое. Февраля.

Двенадцатое, день, когда застрелили его помощника-мотоциклиста, кажется, было год назад. Число Савла вновь бросается мне в глаза. 1622029. Осталось три дня. Его предсмертная боль настолько невыносима, что меня бросает в жар. Чудовищная, мучительная агония. Я снова чувствую себя беспомощным и задыхаюсь.

— Выпустите меня отсюда, — говорю. — Я хочу вернуться к Саре, к Мии. Зачем вы увели меня от них? Зачем я здесь? Не понимаю.

Он загадочно улыбается:

— Для этого ты и оказался здесь, Адам. Чтобы понять — и помочь нам понять твой дар. Нам нужна твоя помощь.

Мне

нужна твоя помощь.

Он подходит к матрацу и присаживается рядом со мной. Мне неприятно находиться так близко от него. Начинаю ерзать.

— Я не хочу помогать, если это означает, что я буду выбирать, кого можно оставить подыхать, как собаку, а кого нет, — говорю. — Я так не могу. Это неправильно.

— У тебя очень упрощенное представление о том, что правильно и что неправильно, Адам. Жизнь не черно-белая. Она полна трудных решений. Бывает так, что любой выбор — «неправильный». В этом случае приходится из двух зол выбирать меньшее.

— Нет.

Он качает головой:

— Ты еще так молод. Сколько тебе лет?

— Восемнадцать.

Улыбка исчезает с его лица.

— Я уже и не помню, как это — когда тебе восемнадцать.

Он с шумом выдыхает и смотрит себе под ноги.

— Если бы ты только знал… — говорит он.

Затем поворачивается и смотрит прямо на меня. Его число словно набрасывается на меня со всей силы, и я задыхаюсь. Хочу отвести взгляд, но не могу. Он как будто загипнотизировал меня. Эта боль разразится через считанные дни, и мне страшно. Сердце, кажется, сейчас выпрыгнет из груди. Не хочу, чтобы он был так близко. Не хочу, чтобы он был в этой камере.

Его число мерцает. Мерцает, как число Мии…

И вдруг до меня доходит. Как будто кто-то со всей дури лупит меня по голове кувалдой.

У Савла число другого человека. Без вариантов.

— Ты спросил, хочу ли я знать свое число, — говорит он мягко, наблюдая за выражением моего лица. — Видишь ли, я уже знаю его.

Я молча замираю, не в силах отвести взгляда. Его лицо подергивается; кажется, что поверхность его кожи — самостоятельное живое существо. Его черные глаза прожигают меня, и глубоко на дне их я вижу вспышки безумия.

— Я никогда никому не рассказывал, — говорит он и чуть слышно усмехается. — Только тем, кого убивал. В самую последнюю минуту.

Волосы у меня на загривке встают дыбом. Он собирается убить меня? Он об этом сейчас говорит?

Он кладет руку на мое плечо, наклоняется еще ближе, обдавая кислым запахом. В углу его рта пузырится слюна. Я хочу оттолкнуть его, но не могу пошевелиться. Страх парализовал меня.

— Я долго искал тебя, Адам Доусон.

— Зачем? — задаю я вопрос, хотя и не желаю слышать ответ.

Собственный голос кажется мне еле слышным и безжизненным.

— Хочу, чтобы ты стал моими глазами, — отвечает он.

—

Что?

— Я хочу видеть то, что видишь ты. Хочу видеть числа.

— Но я думал… Разве вы не знаете свое число?

— Я действительно вижу их, Адам. Но… — Он скрежещет зубами. — Я вижу их в самую последнюю минуту, самую последнюю секунду. — В его голосе слышится гнев, разочарование, которое он пытается скрыть. — В тот момент, когда число покидает душу владельца, и за секунду до того, как оно входит в мою.

Что?

Медленно и мучительно обдумываю его слова.

Их.

Савл не раз отнимал у людей их числа.

Он числокрад. Кошка с девятью жизнями. Или даже больше…

Точно как Мия…

Я еду на мотоцикле. В лицо дует ветер, в нос врывается запах бензина, вибрация двигателя отзывается в руках и ногах.

Савл мчится на мотоцикле мимо меня, за его спиной сидит Сара. Он взмахивает рукой. Раздается треск, я лечу, а дальше — пустота…

Точно как Мия…

То, что я чувствую, не выразить никакими словами. Мне остается лишь сидеть и в изумлении пялиться на него, ощущая, как разжижаются мои внутренности.

Сара

Просыпаюсь вся в поту. Темная комната. Я лежу на тонком матраце. Кто-то кричит.

Действительность изворачивается и ускользает от меня. В каком я кошмаре?

Мне опять четырнадцать? Здесь мой отец? В комнате темно. Замка на двери нет. Я не могу запереться от

него. Он

сейчас здесь? Или только что ушел? Этот крик не мог принадлежать мне —

он

не разрешал мне издавать ни звука.

Он

говорил, что убьет меня, если я открою рот…

Рядом со мной на корточках сидит женщина. Ее рука лежит на моем плече.

Наконец мешанина воспоминаний и кошмаров кристаллизуется в реальность. Химический запах. Я помню этот химический запах. Моя камера.

И Марион. Ее силуэт вырисовывается на фоне прямоугольника света, проникающего внутрь через полуприкрытую дверь. Ее лицо в тени, ее тело нависает надо мной.

— Ты металась и кричала во сне, — говорит она. — Тебе снился сон, верно?

— Выйдите из моей комнаты! — кричу.

— Что тебе снилось, Сара?

— Не знаю. Уходите. Оставьте меня в покое!

Но я знаю. Паника была реальной: мое сердце все еще лихорадочно колотится о ребра. Боль была реальной, место действия было реальным. Я никогда не была там, но мои ноздри до сих пор ощущают сырой запах, а кости ломит от холода.

Мия тоже здесь — она тянется ко мне и гладит по щеке. Слезы застилают мне глаза.

— Мама плачет, — говорит она. — Не плачь, мама.

Но я не могу остановиться. Я знаю, что нас вот-вот разлучат. Это случится очень скоро. Я вижу это — так же, как тогда видела Хаос. Я нарисовала Хаос не думая — он был там, в моей голове. А накануне я нарисовала новый кошмар. И он тоже сбудется.

— Сара, что это было? Что тебе снилось?

Марион все еще здесь.

— Ничего! Я не знаю. Прошу вас, — кричу, — оставьте меня в покое!

— В прошлый раз ты видела Хаос, помнишь, Сара? Увидела дату и нарисовала ее. А что тебе снилось сейчас?

— Ничего. Я уже говорила вам, сны мне больше не снятся.

— Ты только что видела сон. Я наблюдала за тобой.

— Так это ты подглядывала за мной прошлой ночью? Тебя что, заводит, когда ты шпионишь за людьми?

— Я не… Я не знаю, о чем…

— Гадина! Вон отсюда! Какого хрена ты тут торчишь?! Пошла вон! Вон!!!

Я откидываю одеяло и набрасываюсь на нее. Размахиваю руками, пытаясь ударить ее, исцарапать, сделать больно. Наконец она вылетает из комнаты и захлопывает дверь.