Сашенька (СИ) - "Урфин Джюс". Страница 10

Я нежно оплел его руками и ногами, перебирал чуть влажные волосы. Во мне был такой коктейль чувств, что я не в состоянии был хоть что-то произнести еще. Ошибка. Непоправимая ошибка. Крепко зажмурив глаза, я пытался удержать слезы. Санька! Прости меня.

Михель приподнявшись на локтях, ласково сцеловывал слезы, просочившиеся из-под закрытых глаз и скатывающиеся по вискам на подушку.

– Сашенька, девочка моя хорошая, не плачь. Все хорошо. Ты замечательная. Прекрасная. Лучшая девочка. Не плачь.

– Парни не плачут, да, Михель?

– Что? – Он рывком поднялся с кровати. – О чем ты говоришь?

– Чушь. Не слушай меня, у меня такой бардак сейчас в душе, вот и несу чушь, – я стек с кровати и стыдливо завернулся в простыню. – Можно мне в ванну?

Я притих возле кровати Саньки.

– Ты меня, наверное, ненавидишь? Я сам себя ненавижу. Но меня так тянет к нему, Сань. Ничего не могу поделать. Не знаю, кто кого обманывает. Кого мы обманываем. Нам хорошо вместе. Хорошо, пока мы не доберемся до кровати. А там… А там, Сань, я становлюсь сам собой, и только после этого у нас что-то начинает получаться. А Михель... Он не открывает глаза. И зовет меня медовым… Вот такие дела. Я жалок? Сам себя ненавижу…

В кармане загудел телефон:

– Черт, Сань, это мама-Лена, сейчас я с ней поговорю и вернусь. Заодно куплю тебе розы. Кто принес тебе эти дурацкие хризантемы?

Вернувшись в палату с букетом роз, я замер у двери. У кровати сидел Федечка, он, перевернув Саньку, нежно, почти благоговейно втирал крем в спину, не забывая согреть его в руках. Я не мог сдвинуться с места, наблюдая, как медведеподобный Федечка с трепетом ухаживает за Санькой. Закончив все необходимые процедуры, он не спешил уходить. Сев на край кровати, Федечка с обожанием рассматривал лицо Саши.

– Феедь, – мой голос просел от волнения.

– Ох… Саш… Я тут… Вот массаж, все это… – Федечка смутился.

– Федь, ты чего? Хризантемы это ты?

Парень смутился. Спрятав пылающее лицо в ладонях, он скукожился рядом с Санькой.

– Саш, он такой… Я таких никогда и не видел. Его как будто нарисовали, для меня нарисовали. Я, когда его увидел, спать потом не мог. Ты не думай, я ничего такого. Я же все понимаю. Черт!

Я ошалело присел рядом с парнем. Блин, ну это же ненормально? Или нормально? Очешуеть. Вот это история.

– Я это... Пожалуй, пойду, – Федечка, совсем сникший, выскользнул из палаты.

Я бестолково пялился на Саньку.

– Ну и дела. Сааань? Чего делать-то будем?

В легком отупении я плелся домой, пытаясь так и этак уложить Федечкино увлечение Санькой в голове. Но оно не желало укладываться, покалывая своими острыми углами. Где-то на дне души плескалось раздражение и что-то еще, неприятное и вязкое. Неужели я завидую? Завидую тому, с какой нежностью он относится к Саньке? Неудобные вопросы впивались в мозг и проворачивались там ржавым гвоздем. Почему меня никто не любил раньше и не любит сейчас? У Дана я смог вызвать только похоть, для Михеля я стал суррогатом. А Федечка почти с трепетом смотрит на спящего парня? Может, дело не в оболочке, которую я ношу? Пока я копался в себе, ноги по привычке вынесли меня в школьный двор. Тьфу ты. Теперь идти назад. На школьном крыльце я заметил Дана. О! Светлая голова, у меня тут как раз пара вопросов назрело. Неси луч света в мое царство тьмы. И я решительно направился в сторону парня.

– Привет, – я застыл на ступеньку ниже. – С тренировки?

– Да. А ты что тут потеряла? – Дан был явно не очень рад моему появлению.

– Потерять-то ничего не потеряла. Но вот парадокс, думаю, что найду.

– Чего?

– Дан. Давай я задам тебе пару вопросов, а ты не плюнешь мне в душу и тебе зачтется?

– Попробуй.

– Даниил, – вопрос давался мне со скрипом, – скажи, что во мне не так? Почему я не вызываю и грамма нежности?

– Танки не вызывают нежности, Сань.

– Ах ты… Дан, ну что ты за человек? Я понимаю, что не дюйм…

– Ты не поняла, я не про фигуру, тут все хорошо. Ты стала прям такой… аппетитной. Хочется потрогать и не один раз. А вот характер… Ты похожа на танк – ощущение, что абсолютно непробиваемая, напористая и можешь положить под свои гусеницы все что угодно. Постоянно воюешь, ни разу не позволила себе уступить или прислушаться к кому-то. И тут либо задавить тебя, либо ты задавишь. Сань, а мы и так живем в мире постоянной конкуренции, хочется ласки, понимания, хочется мягкости. Хотя бы от своей девушки. Войны и на этом фронте просто не надо. Вот как-то так.

Сегодня явно день сюрпризов. Я шел домой и маленькими порциями переваривал полученную информацию. Я – танк? Может, и танк, но слабость и беззащитность в этом мире наказуема. Разве не так? Еще в детстве мне дали понять, что слабость для большинства повод причинить тебе боль. А открытость обернется против тебя. Уже позже я понял, что если не идти к своей цели, то твоя мечта воплощается в жизнь кем-то другим. Поэтому посторонитесь, я – танк!

Я досадливо барабанил пальцами по столику, рассеяно рассматривая гостей. Сегодня у мамы-Лены юбилей. И официальная часть уже благополучно миновала. Хотелось свалить, тем более Михель жил буквально в нескольких шагах отсюда. Повод нашелся, и я, запахивая шубку, поднимая шлейф вечернего платья, чтобы не извозить его в дорожной кашице из снега и грязи, спешил к Михелю. Сегодня я сам себе нравился. Нежно-голубое платье в греческом стиле мягко струилось, волосы уложены золотой короной и открывали шею, не может же такая красота пропасть даром? Подталкиваемый этой мыслью, я спешил к знакомому дому. Взлетев по лестничным пролетам, я замер у знакомой двери, пытаясь унять сердцебиение. Нажимаю кнопку звонка, в предвкушении закусив губу. Мысленно перебирая фразы, которые сейчас скажу Михелю.

– Вам подарок, получите распишитесь… – и в недоумении смотрю на незнакомого парня, открывшего мне дверь. – Где Михель?

– Он в душе, – парень явно растерян.

Пользуясь его замешательством, я отстраняю его от двери и вплываю в квартиру. Ни грамма не сомневаюсь, зачем тут этот парень и почему на нем одно полотенце, но я хочу это видеть. Постель разворошена, вещи хаотично разбросаны по всей квартире. Я тяжело оседаю в кресло. И с какой-то отчаянной надеждой жду, что сейчас Михель выйдет из душа и объяснит, что это не совсем то, о чем я думаю. Смотрю взглядом побитой собаки на Михеля, застывшего в дверях ванной.

– За что же ты так? А как же НОРМАЛЬНАЯ жизнь?

– Сань… – Михель досадливо оглядывает меня с ног до головы. – Сань, ты почему здесь?

– Михель… – мои губы дрожат. – Михель, объясни мне, что это?

– Сань, давай я вызову тебе такси, уезжай, – он не делает даже попытки оправдаться.