Святая (ЛП) - Хэнд Синтия. Страница 26

- Ты упрямая, упрямая девчонка, - говорит она, вздыхая. Она поднимается и идет к двери. Останавливается. Оборачивается ко мне. – Ты ему сказала?

- Что?

- Про сон, или то, что он по твоему мнению значит, - говорит она. – Потому что объективно ты не знаешь, что он значит, Клара. Это не честно, вываливать это на него, пока ты не знаешь точно. Это ужасно – знать, что ты умрешь.

- Я думала, ты сказала, что мы все умрем.

- Да. Рано или поздно, - говорит она.

- Нет, - признаюсь я. – Я не сказала ему.

- Хорошо. И не надо, - она пытается улыбнуться, но у нее не получается. – Хорошего дня в школе. Будь дома до ужина. Нам нужно о многом поговорить. Есть кое-что еще, что я хочу вам сказать.

- Хорошо.

Когда она уходит, я падаю на кровать, неожиданно утомленная.

Она сказала, рано или поздно. И думаю, она бы знала. В ее возрасте, большинство людей, которых она знала, состарились и умерли. Как с землетрясением в Сан-Франциско. Несколько месяцев назад в газете была история, которую она вырезала, про то, что умер последний выживший в этом землетрясении. Что фактически делает ее последним настоящим выжившим.

Она права. Рано или поздно Такер умрет.

Думаю, поздно. Я должна сделать все, чтобы это было случилось поздно.

Анжела перехватывает меня у дверей кафетерия во время ленча.

- Ангельский клуб, - шепчет она. – Сразу после школы, не опаздывай.

- Ой, да ладно тебе. – Я совсем не настроена на ее бесконечные вопросы и ответы, ее энергичность, ее дикие теории. Я устала. – Знаешь, у меня есть и другие дела.

- У меня есть кое-что новенькое.

- Насколько новенькое? Мы все выходные провели вместе.

- Это важно, ясно? - визжит она, что ужасно меня удивляет. Анжела не истеричка. Я внимательнее присматриваюсь к ней. Она выглядит встревоженной, потрепанной, с темными кругами под глазами.

- Ладно, я приду, - быстро соглашаюсь я. – Я не смогу остаться допоздна, но я точно приду, хорошо?

Она кивает. – Сразу после школы, - снова говорит она и быстро уходит.

- Что это с ней? – Кристиан появляется позади меня, и мы вместе смотрим ей в след. – Я сказал, что у меня встреча с командой по лыжам, и она чуть не оторвала мне голову. – Я трясу головой, потому что понятия не имею, что с ней такое.

- Думаю, это важно, - говорит он. Затем он уходит, присоединяясь к группке популярных учеников, идущих на ленч. Около минуты я просто стою, чувствуя себя одиноко и странно, а потом встаю в очередь за едой. Получив свой ленч, я сажусь на свое обычное место рядом с Венди, которая сидит с Джейсоном за столиком невидимок.

Она бросает на меня острый взгляд. Она в курсе о том, что произошло утром.

Джейсон говорит, что ему нужно что-то сделать и уходит.

У меня огромные неприятности. Со всеми.

- Где Такер? – немедленно спрашиваю я. – Он все еще жив?

- Ему пришлось пойти домой, чтобы доделать кое-какую работу во время ленча. Он оставил тебе записку. – Она держит тетрадный лист. Я выхватываю его у нее из рук. – Я ее не читала, - быстро говорит она, пока я разворачиваю записку, но что-то в ее голосе заставляет меня думать, что возможно, она лжет.

- Спасибо, - говорю я, мои глаза пробегают по строчкам. Его неуклюжим почерком написано Держи подбородок поднятым, Морковка. Мы с этим справимся. Просто нам придется какое-то время соблюдать правила, и нарисован поцелуй.

- Твои родители были в бешенстве? – спрашиваю я, пряча записку во внутренний карман куртки. Я снова вижу, как увеличились глаза мистера Эвери, когда он увидел нас.

Она пожимает плечами. – В основном они были шокированы. Не думаю, что они вообще ожидали… – она откашливается.

- Ладно. Черт побери, они разозлились. Они все время повторяли слово разочарованы, а Такер выглядел как побитая собака каждый раз, когда, слышал это, а когда он показался им достаточно расстроенным, они отправили его в сарай вычищать навоз, чтобы они могли обдумать наказание.

- И каково наказание? – спрашиваю я.

- Не знаю, - говорит она. – Скажем, мои родители теперь не самые большие твои поклонники, и ситуация в доме Эвери этим утром была очень напряженная.

- Мне жаль, Вен, - говорю я, и это то, что я действительно думаю. – Кажется, я все испортила. – Она кладет руку мне на плечо и коротко сжимает его. – Все хорошо. Это драма отношений. У нас у всех в отношениях есть драма, да? Просто так случилось, что у тебя отношения с моим братом. Думаю, я должна была это предвидеть.

- Но я должна еще кое-что упомянуть, - через минуту добродушно добавляет она. – Если ты обидишь моего брата, тебе придется иметь дело со мной. Я закапаю тебя в лошадином навозе.

- Хорошо, - быстро говорю я. – Я это запомню.

- Так что за срочность? – спрашивает Джеффри. Он бежит вдоль стены «Розовой подвязки» к месту, где сидим мы с Кристианом, ожидая Анжелу, которая опаздывает, что для нее не характерно. – Я думал, мы не будем собираться на этой неделе, потому что, знаете, мы и так провели все выходные вместе. Меня, ребят, от вас уже тошнит.

- Рад видеть, что ты почтил нас своим присутствием, - говорит Кристиан.

- Ну, не мог же я это пропустить, - говорит он. – Вы же знаете, что весь этот клуб держится только на мне. Я предлагаю сменить название на клуб Джеффри. – Он улыбается, когда подходит к столу. На чистых сестринских инстинктах я поднимаю ногу, как будто собираюсь поставить ему подножку, он улыбается, перешагивает через мою ногу и толкает меня в плечо.

- Как насчет клуба какашкоголовых? – предлагаю я.

Он фыркает. – Какашкоголовая. – В детстве это было самым большим оскорблением.

Секунду мы боремся, пытаясь дать друг другу подзатыльник. – Ой, - говорю я, когда он выкручивает мое запястье. – Когда ты успел стать таким чертовски сильным? – Он отступает и ухмыляется. Эта перепалка с Джеффри кажется удивительно приятной. Он стал почти прежним собой, с тех пор, как мы вернулись с собрания, словно он, наконец, дал себе разрешение жить дальше, какой бы груз не лежал на нем прежде.

Кристиан смотрит на нас. Он единственный ребенок и ему не понять тонкого удовольствия от подтрунивания над братом. Я последний раз толкаю Джеффри, чтобы сровнять счет и занимаю свое место за столом.

Джеффри приземляется на стул напротив меня.

Анжела подходит к нам сзади. Она садится, не говоря ни слова. Открывает свой блокнот.

- Итак. Неотложное дело, - говорю я.

Она делает глубокий вдох: - Я изучала продолжительность жизни полу-ангелов, - говорит она.

- Это имеет отношение к тому, что ты спрашивала мистера Фиббса сколько ему лет? – интересуюсь я.

- Да. После того, как на прошлой неделе я увидела собрание, мне стало любопытно. Мистер Фиббс - Квортариус, я практически уверена, но он выглядит гораздо старше твоей мамы, а она - Димидиус. Теперь вы понимаете, что меня смущает.

Я не понимаю.

- Или мистер Фиббс должен быть на много старше твоей мамы, - начинает она объяснять, - или возраст твоей мамы исчисляется иначе, чем его. Что приводит меня к мысли, что если Квортариус, который только на четверть ангел – на семьдесят пять процентов человек – то он и стареет в таком же соотношении к человеческому возрасту. Люди, в основном, не живут дольше ста лет, но Квортариус может прожить сто двадцать пять. Тогда понятно, почему мистер Фиббс выглядит старым.

Она останавливается. Барабанит ручкой по блокноту и выглядит взволнованно.

- Продолжай, - говорю я.

Еще один глубокий вдох. Она не смотрит на меня, и это начинает выводить меня из себя. – Я думала о том, что Димидиус, который всего наполовину человек, может жить как минимум в два раза дольше, где-то двести – двести пятьдесят лет. Так что твоя мама полу-ангел среднего возраста. Она выглядит примерно на сорок. Столько ей и есть.

- Звучит так, как будто ты все уже выяснила, - говорит Кристиан.

Она сглатывает: - Мне казалось, так и было. – Говорит она странным невыразительным голосом. – А потом я прочла это. – Она переворачивает несколько страниц в блокноте и начинает читать. - Когда люди начали умножаться на земле и родились у них дочери, тогда сыны Божии – это ангелы, как минимум, в широкой трактовке их называют ангелами - увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены, какую кто избрал.