Дыхание осени (СИ) - Ручей Наталья. Страница 48

— Да больше месяца выходит, а что?

— Что-что, — дразнится Егор, и поворачивает ко мне экран, щелкнув клавишей.

Какое-то время я не могу понять, что он хочет мне показать. Потом начинаю читать, сбиваюсь, качаю головой и возвращаюсь к началу. Нелепица какая-то. Моя личная почта, то есть, Егор знает пароль, но поразительно не это.

Я все-таки дочитываю до конца и ошарашено смотрю на Егора, а он мне деловито кивает:

— Да, да, твою сказку взяли в журнал, и тебе все-таки придется поделиться своим гонораром!

— Прямо сейчас? — уточняю я.

— Нет, после почтового перевода. Они же не могут выслать его на мое имя, сама понимаешь.

— Ага, — киваю, и думаю, а понимает ли мальчик, насколько у нас в стране авторские гонорары низкие и как бы сделать так, чтобы он не сильно расстроился? Утешит ли его, что я не буду претендовать на свою половину?

Ох, вряд ли.

Я, невзирая на его легкое сопротивление, прислоняю его голову к себе, глажу как строптивого котенка и говорю едва ли не впервые искренне за последние несколько дней:

— Что бы я без тебя делала? Ты у меня самый лучший.

И, видимо, на этой позитивной волне мальчика тянет покаяться на полную.

— Я знаю твой пароль от почты, потому что я же отправлял с твоего адреса сказку.

— Я не сержусь.

— Правда?

— Мне все равно кроме этого издательства никто не пишет.

— Ну…

Он затихает, и так подозрительно, и такие нехорошие предчувствия меня обуревают. Я перестаю ерошить его волосы, но Егор все равно смотрит на меня котом, переевшим соседской сметаны.

— Рассказывай, — предлагаю я.

— Все-все? — уточняет он и после моего кивка, со вздохом продолжает: — Тебе писал главный редактор одной газеты, помнишь?

Ну что-то такое припоминаю. Он предложил работать у него, если мне интересно общение с людьми. Я, помнится, отказалась. Или собиралась отказаться. Ну в общих чертах как-то так.

— И что?

— Ты так ему и не ответила.

А, все-таки не ответила. Но точно помню, что собиралась отказаться.

— И что? — повторяю.

Егор на всякий случай отодвигается, потом для верности отходит к двери на два шага — в прыжке не достанешь, и с улыбкой шкодника говорит ласково, как доктор буйнопомешаному:

— Так вот, я от твоего имени согласился, и он ждет твоего звонка, чтобы вы встретились и оговорили условия работы. Он знает, что ты в больнице, я написал ему, так что не слишком торопит, хотя эксклюзивное интервью соблазняет его ускорить вашу встречу.

— Эксклюзивное интервью? — переспрашиваю, а в это время прокручиваю, смогу ли я достать эту шкоду ходячую в два прыжка или он успеет скрыться за дверью, щелкнув меня ею по носу?

— Ну да, — делает с опаской еще один шаг от меня. — Эксклюзивное. Я уже как твой агент пообещал, что ты сможешь.

— Агент?

Я откидываю прочь одеяло, приподнимаюсь и… Маленький нюанс, чисто как стимул для прыжка:

— А с кем у меня интервью?

— С кем — с кем. — Еще один шаг мальчишки назад и такое невинное ворчание. — С Самарским Ярославом Владимировичем, с кем же еще?

И я делаю рывок, чтобы кое-кого задушить от наплыва благодарности, но он ускользает.

— У меня депутатская неприкосновенность! — кричит, удерживая дверь с той стороны. — А у тебя не работа, а мечта! Напишешь все, что думаешь и хочешь сказать моему брату, и еще и денег заплатят! Нам нужны деньги! Мы не можем себе позволить ими разбрасываться!

Когда дверь поддается, ухватить за ухо некого, потому что все, что я вижу — пятки на горизонте. Работу он мне нашел, агент. И вот интересно: за что я люблю этого бесенка? Ведь абсолютно не за что!

Стою, смотрю в пустой без него коридор, злюсь вроде бы, а губы расползаются в улыбке…

Глава 2

Иногда хорошие новости вместо логичной и ожидаемой радости приносят растерянность и головную боль. Уже около часа я держу на ногах ноутбук, стираю ладонью с его черной крышки несуществующую пыль и собираюсь набрать Егора по скайпу. Но чем дольше думаю, как правильно все объяснить мальчику, тем путаней все становится для меня самой.

Как сказать ему о Макаре? Как объяснить, почему не только вижусь, но принимаю помощь, и прощаться не собираюсь? Мальчику всего тринадцать, иногда он ведет себя согласно своего возраста, а иногда кажется едва ли не старше меня. Не говорила бы, не объясняла ничего, но он ведь в курсе того, что произошло между мной и его братом, а завтра врач сказал — меня выписывают; Егор с Макаром непременно столкнутся, и что?..

Егор, скорее всего, бросится драться. Макар… теперь я думаю, он не ударит в ответ ребенка, займет оборонительную позицию, но все равно это не выход. Мне нужно как-то подготовить своего маленького защитника, найти слова, чтобы он понял, а значит, несмотря на грязные нюансы, придется снова поднять тему моей измены.

На улице сгущается ночь, и даже думать не хочу, чтобы просить Егора приехать, пусть и не на общественном транспорте. Дорога скидок на возраст не делает. Пусть лучше дома будет, в тепле и безопасности, и мне чуть проще вернуться к прошлому через экран: иллюзия как будто и не возвращаешься.

Я вижу, что Егор онлайн, но на звонок долго не отвечает. Десятка два навязчивых гудков и наконец он появляется: взъерошенный, но вроде не в пижаме.

— Привет, — подпираю подбородок ладонью.

— Привет, — подпирает свой.

— Не спишь, повторушка?

— Да нет, мисс «слишком завышенное самомнение». — Хихикаем оба, как первоклассники. — А ты хотела пожелать мне спокойной ночи?

И не упрек, я знаю — не упрек, а все равно что-то за душу (вот ведь, живучая) дергает. Он ведь когда в больницу пришел, сбежав из Англии, сказал: беду почуял, потому что я никогда о нем не забывала. А я… И ноутбук принес, а я не звонила. Сама приучила, что он нужен, что достоин любви, и что люблю его, но замкнулась в своей боли, пестовала ее вместо того, чтобы тянуться к живому и близкому — совсем как сериальная героиня.

— Хотела, — сглатываю ком в горле от мгновенной веры в его глазах, — только и поговорить нужно.

— Ню-ню?

— Сейчас.

Я так и думала, что снова все слова растеряю. Мне легче с ручкой и бумагой общаться, с клавишами ноутбука, чем с человеком, особенно если он дорог.

— Егор, понимаешь…

— Я постараюсь понять.

И улыбается так тепло и смотрит так доверчиво, что хочется обнять его, забыв о подставе с редактором и интервью; затискать, ухватить за впалые щечки. Нельзя мне брать его к себе — разбалую, ох, разбалую этого обормотика.

— Может, по чарочке для храбрости? — подмигивает Егор.

— Я тебе выпью! — грожу кулаком.

— Ну начинай тогда, а то инфаркт заработаю.

— Что так?

— А догадаться самой не судьба? Переживаю за тебя. Вот куда ты опять вляпалась? Выкладывай давай, вместе подумаем, как выкрутиться. Ой, подожди!

Подскакивает, на секунду исчезает из видимости, возвращается после характерного щелчка щеколды.

— Собралась с мыслями?

Не то чтобы очень, но не встречать же рассвет с ноутбуком на коленях.

— Хочу поговорить с тобой о Макаре, — решаюсь я и наблюдаю немного жутковатое зрелище. Вот по ту сторону экрана с тобой разговаривает обычный ребенок, дурачится, бросает сленговые словечки, а вот тебя разглядывает старец. А человек один.

— Конечно, я бы предпочла, чтобы ты не был в курсе того, что случилось…

— А я бы предпочел, чтобы с тобой этого не случалось…

И мне приходится приложить усилия, чтобы не раскваситься, а продолжить говорить. Рассказываю Егору почти все, что узнала от Макара. Подозрения и участь тестя со свекровью в устранении жен Яра оставляю себе — не хватало вконец расшатать шаткие отношения Егора с родителями, но он ловко считывает между строк, потому что первое, что спрашивает, когда я замолкаю:

— Моих подозреваешь?

Солгать нет сил, и выгораживать их не могу.

— Я так и думал. Не хочешь поговорить с Ярославом?