Кафка на пляже - Мураками Харуки. Страница 102

– В общем, это знак, – не глядя на меня, пояснил коренастый. – Знак того, с чем мы расстались, что оставили позади.

– Символы – важная вещь, – высказался долговязый. – Винтовки, военная форма. Мы здесь вроде часовых. Такая у нас задача. Тоже ведь символ.

– A у тебя есть что-нибудь такое? Знак или что-то в этом роде? – поинтересовался коренастый.

Я покачал головой:

– Нет. Ничего такого. Только память.

– Память? – хмыкнул коренастый.

– Ничего. Нормально, – сказал долговязый. – Замечательный символ, должно быть. Хоть я не очень понимаю, как долго живет память и насколько она по своей сути надежна.

– Хорошо бы что-нибудь такое, что потрогать можно, – изрек коренастый. – Так понятнее.

– Винтовка, например, – предложил долговязый. – Кстати, как тебя зовут?

– Кафка Тамура.

– Кафка Тамура, – в один голос повторили солдаты.

– Странное имя, – отметил долговязый.

– Это точно, – поддержал его коренастый.

Разговор иссяк, и дальше мы пошли молча.

Глава 44

Они сожгли три папки Саэки-сан у реки, рядом с шоссе. Хосино купил в круглосуточном магазине бензин для зажигалок, облил папки и поджег. Ничего не говоря, они стояли и смотрели, как язычки пламени поглощают один листок за другим. Было тихо, и дымок прямой струйкой тянулся к небу, беззвучно растворяясь в нависших над землей серых облаках.

– А почитать нельзя? Совсем? – поинтересовался Хосино.

– Нельзя, – ответил Наката. – Наката обещал Саэки-сан все сжечь и ни одной строчки не читать. Так и должно быть, раз обещал.

– Ага, правильно. Обещания надо выполнять, – заявил вспотевший Хосино. Хотя, знаешь, есть такие машинки, которые бумагу на мелкие кусочки режут. И легко, и быстро. Зашли бы в магазин. Там как раз была такая штука. Большая. В один момент все бы изрубила. И стоит это ерунду. Я не против, конечно, но в такую погоду костры разводить жарковато. Была бы зима – другое дело.

– Извините, только Наката обещал Саэки-сан все сжечь. Так что надо жечь.

– Ну и ладно. Торопиться особо некуда. Жарко, но ничего, можно потерпеть. Это я так просто, в порядке предложения.

Парочку, которая в совершенно неподходящее время года взялась разводить у самой воды костер, заметил оказавшийся поблизости кот. Он остановился и стал с интересом разглядывать людей. Кот был худой и рыжий, в полоску. Кончик хвоста слегка загнут. «Какой добродушный котик», – подумал Наката. Ему очень захотелось с ним пообщаться, но, вспомнив, что рядом Хосино, старик передумал. Был бы он один, другое дело. И потом: Наката совсем не был уверен, что может говорить на кошачьем языке, как раньше. Он не хотел, чтобы кот его испугался. А зверь тем временем, насмотревшись на огонь, выгнул спину и отправился куда-то по своим делам.

От трех папок Саэки-сан осталась только кучка пепла. Подводя итог затянувшемуся аутодафе, Хосино разворошил ее ногой. Дунет ветер – и следа не останется. Уже вечерело, вороны кружили в небе, собираясь на ночлег.

– Ну, теперь, отец, точно никто ничего не прочитает. Не знаю, что там было написано, зато теперь ни клочка не осталось. Теперь материальной формы стало чуть-чуть поменьше, а ничто на этом «чуть-чуть» выросло.

– Хосино-сан?

– Чего?

– Наката одну вещь хотел спросить.

– Валяй.

– А ничто – оно растет?

Этот вопрос поверг Хосино в раздумье, выйдя из которого, он сказал:

– Трудный вопрос. Растет? Перейти в ничто – это стать нулем. А к нулю сколько нулей не прибавляй, все равно будет нуль.

– Наката не понимает.

– Я сам не очень в этом разбираюсь. Начнешь думать – голову сломаешь.

– Тогда давайте больше не будем думать.

– Да, так лучше, – согласился Хосино. – Во всяком случае, бумаги мы сожгли. Всё до последнего словечка пропало. Превратилось в ничто. Вот что я сказать-то хотел.

– У Накаты тоже как камень с души свалился.

– Значит, теперь нам здесь больше делать нечего?

– В общем, да. Осталось только закрыть вход. Чтобы стало, как раньше, – сказал Наката.

– Это дело важное.

– Даже очень. То, что было открыто, должно быть закрыто.

– Тогда давай. Чего тянуть-то?

– Хосино-сан?

– Ну?

– Так не получится.

– Почему?

– Время еще не пришло. Чтобы его закрыть, нужно дождаться, когда придет время. А перед этим Накате надо выспаться. Наката очень спать хочет.

Хосино посмотрел на старика:

– Что? Опять несколько дней дрыхнуть будешь?

– Наката точно не знает, но может, и так.

– Послушай, может, лучше все-таки потерпеть немножко, дело кончить, а потом уже в спячку залегать? А то ты завалишься, и все сразу остановится.

– Хосино-сан?

– Ну чего?

– Как было б хорошо, если бы это было возможно. Наката бы тоже хотел сначала дело закончить, если бы мог. Но, к сожалению, сначала нужно спать. У Накаты глаза закрываются.

– У тебя что, батарейка кончается?

– Может быть. Наката не думал, что столько времени понадобится. У Накаты силы кончаются. Поедем обратно, чтобы можно было выспаться.

– Ладно. Ловим такси и едем на квартиру. Отсыпайся там, сколько хочешь.

Едва они сели в такси, Наката принялся клевать носом.

– Потерпи, отец. Еще немного осталось. Сейчас приедем, ложись и спи.

– Хосино-сан?

– Ну?

– Столько вам беспокойства из-за Накаты, – вяло пробубнил старик.

– Есть немного, – согласился парень. – Хотя я же сам за тобой увязался, если подумать. Другими словами, сам себе нашел приключений. Никто меня не просил. Знаешь, бывает, люди снег расчищают. Просто так, для интереса. Так что, отец, не обращай внимания. Расслабься.

– Без вас, Хосино-сан, Наката бы намучился. И половины бы не сделал.

– Ну, раз так, значит, Хосино тоже кое на что способен.

– Наката вам очень благодарен.

– Но ведь и я, Наката-сан…

– Что?

– Мне тоже есть за что тебя благодарить.

– Да?

– Мы с тобой уже десять с лишним дней кругами ходим, – сказал парень. – Вон уж сколько я не работаю. Сначала позвонил, чтобы мне несколько дней отгулять дали, а дальше чистые прогулы пошли. Скорее всего, в эту фирму я не вернусь. Хотя, если повиниться как следует, может, обратно и возьмут. А вообще-то наплевать. Не хочу хвастаться, но водитель я классный, работящий, так что без работы не останусь. За это я не волнуюсь, и ты не волнуйся. То есть я хочу сказать, что не жалею ни о чем. Чего только не произошло за эти десять дней. Пиявки с неба падали; Полковник этот, Сандерс, откуда-то появился; с девчонкой перепихнулся, просто супер – философию в университете учит; камень от входа из храма утащили. Сплошные чудеса! Столько всего случилось, на целую жизнь, кажется, хватит. Такое впечатление, что меня «американские горки» посадили испытывать и крутили, крутили…

Хосино умолк, раздумывая, что сказать дальше.

– Но знаешь, отец?

– Что?

– Что ни говори, а самое удивительное во всем этом – ты, отец. Да-да, Наката-сан. Почему? Я с тобой другим человеком стал. Да. Мне кажется, за это время во мне столько изменилось! Как бы это сказать… Взгляд изменился. Я стал по-другому на все смотреть. На то, что раньше мне было по барабану. В музыке ничего не понимал, а теперь она, ну… прямо насквозь пробирает. Здорово поболтать с кем-нибудь, кто понимает, кто так же, как я, чувствует. Раньше и близко такого не было. А все почему? Потому что с тобой связался, твоими глазами стал смотреть. Не на все подряд, конечно. Но на многое. И, знаешь, – как-то так, по-простому. Мне понравилось, как ты на мир глядишь. Поэтому, наверное, я за тобой и увязался. Бросить не мог. Из того, что у меня в жизни было, это самое важное, самое интересное. Выходит, это я тебя благодарить должен, а не ты меня. Хотя мне тоже приятно, конечно, но и ты для меня такое сделал… Эй? Слышишь?

Однако Наката не слышал. Закрыв глаза, он ровно посапывал во сне.