Кафка на пляже - Мураками Харуки. Страница 114

Хосино громко сглотнул слюну. Рука мелко дрожала вместе с лучом фонарика. «Как же ее убьешь?» – мелькнуло в голове парня. Ни рук, ни ног, ни глаз, ни носа. Скользкая гадина, ухватиться не за что. Как дух из нее выпустить? И что это за тварь вообще?

Как же получается? Она все это время, как паразит, пряталась в теле Накаты? Или это что-то вроде его души? Нет, вряд ли. Такого быть не может, подсказывала Хосино интуиция. Не мог такой урод жить у Накаты внутри. Это же совершенно ясно. Нет, он просто заполз в него и хочет теперь пролезть через вход. Чужое тело для него – вроде лаза. Удобно устроится, гад. В старика забрался. Надо его прикончить. Во что бы то ни стало. Как сказал Тунец, набраться духу и придавить.

Хосино рванулся к кровати и всадил нож туда, где, как ему казалось, находилась голова белесой твари. Вытащил и пырнул снова. Потом еще и еще. Все без толку. Никакой реакции. Будто нож с хлюпаньем входил в какой-то размякший овощ. Под скользкой белой оболочкой не ощущалось ни плоти, ни костей. У этого существа не было внутренностей, не было мозга. Как только Хосино вынимал нож, раны туг же затягивались слизью. Ни крови, ничего. «Оно абсолютно ничего не чувствует!» – сообразил парень. Сколько ударов по этому белому желе ни наноси, все напрасно. Тварь лезла и лезла из разверстого рта Накаты.

Хосино отбросил нож и, метнувшись в гостиную, схватил со стола тесак. Вернулся в комнату и со всей силы ударил им слизняка, со скрипом рассекая то место, которое парень решил считать головой. Как он и думал, под оболочкой оказалась все та же вялая белая масса. Несколькими ударами все же удалось отрубить часть. Какое-то время обрубок извивался на полу, но скоро затих – видимо, умер. Но слизняка это не остановило. Разрез прямо на глазах обволакивало слизью, на месте отсеченного куска надулся пузырь, и тварь, как ни в чем не бывало, поперла дальше.

Вот она уже вылезла изо рта Накаты почти целиком. Длиной около метра, на конце – хвост. Теперь хоть стадо понятно, где перед, а где зад. Хвост – короткий и толстый, как у гигантской саламандры – на конце вдруг становился совсем тонким. Ни ног, ни глаз, ни рта, ни носа… Но у этого существа была воля. «Нет! Оно само по себе – воля. Только воля и ничего больше», – подумал Хосино. Чего тут еще рассуждать. А вид оно принимает любой, по ситуации. Сейчас вот такой – ему же перемещаться надо. Спина заледенела. И все равно, как-то надо тварь эту прикончить. Нет других вариантов.

Хосино решил пустить в ход молоток, но опять ничего не получилось. Правда, на теле твари появлялись глубокие вмятины, но они сразу зарастали мягкой кожей и слизью. Хосино притащил маленький столик и стал ножками трамбовать врага, однако и это не помогло. Извиваясь неуклюжей змеей, белый слизняк не быстро, но неостановимо продвигался к двери в соседнюю комнату, где лежал камень от входа.

«Что же это за гадина? Ни на кого не похожа, – крутилось в голове у Хосино. – С ней никаким оружием не справиться. Сердца, куда можно нож воткнуть, нет. Задушить? Горла тоже нет. Что делать? Нельзя ее через вход пропустить. Любой ценой. Ведь это зло. Тунец сказал: „Увидишь – сразу поймешь“. Правильно. Я сразу и понял. Нельзя его живым оставлять».

Парень бросился в гостиную за еще каким-нибудь оружием, но ничего подходящего не нашел. И тут наткнулся на камень, лежавший на полу. Камень от входа. Может, придавить им ползучего гада? В полумраке камень показался ему не таким, как обычно, а красноватым. Хосино нагнулся, попробовал приподнять, но камень оказался таким тяжелым, что он, к своему удивлению, не смог сдвинуть его с места.

– Давай же, камешек! Если мы его закроем до того, как эта гадина сюда доползет, значит, дальше уже не пролезет.

Парень собрал все силы и попытался снова взять вес. Камень даже не шелохнулся.

– Да что ж такое! – задыхаясь, проговорил Хосино. – Теперь вообще тебя не подымешь. Сейчас пупок развяжется.

Шуршание за спиной не смолкало. Тварь неумолимо приближалась. Времени на раздумье уже не было.

– Ну, еще разок! – Хосино взялся за камень, решительно вдохнул – глубоко-глубоко, набирая полные легкие воздуха, – и задержал дыхание. Нацелил все свое внимание на камень, схватил его за край обеими руками. Если сейчас не получится, другой возможности уже не будет. «Давай, Хосино! Давай! – подбадривал себя парень. – Раз! Два!..» Собрав все силы, он со стоном приподнял камень. Совсем чуть-чуть. Напрягся еще – и оторвал его от пола.

В голове сверкнула ослепительно-белая вспышка. Мышцы на руках, казалось, разорвались на куски. Кишки, поди, уже на полу. Но камень Хосино не выпустил. Наката! Из-за этого камня – оттого, что вход надо было открыть и закрыть, – старик и умер до срока. И теперь он, Хосино, обязан как-то довести это дело до конца. За Накату. Черный кот сказал: «Теперь это твое дело». Мышцы требовали притока крови, легкие – свежего воздуха, чтобы дать эту кровь телу. А Хосино задыхался. И тут он сообразил: «Вот же она – смерть! Совсем рядом!» Прямо перед глазами разверзлась бездна, имя которой – «Ничто». Из последних сил парень дернул камень кверху, стараясь перевернуть. Камень подался и с грохотом перевалился на другую сторону. Пол под ногами дрогнул. Стекла в окнах жалобно задрожали. Хосино опустился на пол, вздохнул всей грудью.

– Молодец Хосино! Вот это я понимаю! – похвалил он себя.

Вход закрылся, теперь настал черед белого слизняка. Хосино справился с ним без особого труда – это оказалось гораздо легче, чем он думал. Деваться твари было некуда, и она, не находя себе места, ползала по комнате, ища хоть какого-то укрытия. Может, хотела обратно к Накате в рот забраться, но сил на это уже не осталось. Парень быстро настиг слизняка и несколькими ударами рассек его на куски. Потом каждый кусок разрубил на части помельче. Белесые обрубки какое-то время корчились на полу, пока не замерли обессиленные. Изогнулись и окоченели – всякая жизнь ушла из них. На ковре поблескивали пятна белой слизи. Собрав обрубки совком, Хосино ссыпал их в мешок, затянул потуже веревкой и запихал в другой мешок. И тоже туго завязал. Да еще сунул в плотный полотняный мешок, который нашел в шкафу.

Управившись, Хосино почувствовал, что окончательно выдохся, и, присев на корточки, облегченно вздохнул. Руки дрожали, как в лихорадке. Открыл было рот, но не смог произнести ни слова.

– И все-таки я молодец, – наконец выдавил из себя он.

Хосино боялся, что от грохота, когда он сражался с белым слизняком и ворочал камень, могли проснуться соседи. А вдруг они в полицию позвонили? К счастью, вроде обошлось. Полицейских сирен не слышно, в дверь не стучат. Только полиции здесь не хватало.

Парень понимал, что разрубленная на куски тварь, лежавшая в мешке, уже не оживет. Стремиться ей больше некуда. И все же лучше подстраховаться. Надо отнести мешок на берег – море рядом – и сжечь. Чтобы только пепел остался. А уж потом и в Нагою можно возвращаться.

Скоро четыре. Рассвет. «Пора сматываться», – думал Хосино, укладывая в сумку смену белья. Туда же из предосторожности положил солнечные очки и кепку «Тюнити Дрэгонз»: совсем ни к чему под самый конец попасть в лапы полиции. Прихватил бутылку растительного масла – подлить в костер, чтобы разгорелся быстрее. Вспомнив, сунул в сумку компакт-диск с «Эрцгерцогом». Напоследок подошел к кровати, на которой лежал Наката. В комнате было так холодно, что зуб на зуб не попадал, – кондиционер по-прежнему работал на полную катушку.

– Вот такие дела, Наката-сан. Уезжаю, – начал парень. – Ничего не поделаешь. Не могу же я тут навеки поселиться. С вокзала в полицию позвоню. Пусть приедут за тобой. Теперь это уже их дело. Больше мы с тобой не увидимся, но я тебя никогда не забуду. Да если бы даже и захотел… Разве забудешь такое…

Кондиционер громко щелкнул и отключился.

– Я вот что думаю, отец, – продолжал парень. – Теперь, что бы я ни делал, всегда буду иметь в виду: а что об этом сказал бы Наката-сан, как бы он поступил? Мне так почему-то кажется. Это очень важная вещь. Значит, в каком-то смысле частичка тебя будет и дальше жить, уже во мне. Конечно, для этого можно было, наверное, и кого-нибудь получше найти, но все ж лучше, чем ничего.