Богатые мужчины, одинокие женщины - Мессмен Петти. Страница 44

– Он, должно быть, знает, что мы здесь, на его участке, – пошутила Тори, запуская пальцы в соломенные волосы Ричарда, по последней моде спускавшиеся на шею.

Короткие на макушке, существенно длиннее сзади – прическа в ярко выраженном духе восьмидесятых с оттенком ностальгии по шестидесятым. Она почувствовала его реакцию: он закинул голову назад и на краткий миг закрыл глаза, бездумно получая удовольствие от ее прикосновений. Не меняя положения тела, он, все еще перегнувшийся через нее, удерживался на одном локте, чтобы не придавить ее своим весом. Они слушали песню, передаваемую по радио, и оба чувствовали иронию судьбы, с пониманием глядя друг другу в глаза. Если бы то была магнитофонная запись, Тори решила бы, что это специально запланировано, а так все воспринималось, как странное и удивительное послание судьбы.

– Я помню эту песню, – сказала она, чувствуя необходимость сказать что-нибудь.

Казалось, он проникал в ее душу через зрачки, пытаясь вернуть то, что она испытывала к нему перед этим. Его пальцы двигались в такт знойному ритму кантри, слегка касаясь алебастровой кожи ее груди у лифа.

Теперь она, наконец, пробудилась. Теперь и ее дыхание участилось. Она ощутила восхитительную влажность между бедер и почувствовала, как кожа наполняется жаром, становится более сексуальной, жаждущей ласки.

– Мне кажется, ты попадешь в беду, – заметил Ричард с угрозой, уголки его рта лукаво поползли вверх, пока он изучающе смотрел на нее.

Тори не знала, что он имеет в виду, но почувствовала, что краснеет. Между ними происходило что-то очень сильное, одурманивающее, какая-то связь, вновь приводившая ее чувства в беспорядок. Это озадачивало, потому что она не улавливала во всем этом никакой логики. Из глубины души поднималась улыбка, которую она была не в силах сдержать.

– Я предсказываю, что через три месяца ты согласишься на ужасно рискованный брак, о котором уже предупреждена, – сказал он, и его пальцы опустились опасно низко, проникая в вырез ее платья настолько, насколько было возможно.

Она чувствовала, что ее сердце колотится, но он не собирался останавливаться.

– Вот и еще одно предупреждение, – сказал он, склоняясь еще ниже. – Если я чего-нибудь хочу, я всегда это получаю. Ничто не может меня остановить. Меня совершенно не волнует, чего хочешь ты. Меня не беспокоит, была ли ты замужем. Был ли у тебя приятель. Я настойчив и навязчив. Я не остановлюсь до тех пор, пока не получу то, чего хочу. И с того момента, как я увидел тебя, сидящую в приемной и читающую дурацкую книгу, я хотел тебя. Есть у тебя приятель или нет, я предсказываю, что на этом пальце будет кольцо еще до того, как ты сама об этом узнаешь. – Он взял ее левую руку и поднес к губам, изобразив поцелуем обручальное кольцо на соответствующем пальце.

Она улыбалась, она краснела, возможно, она даже стала такой же красной, как ее платье. Его ошарашивающее и даже вызывающее упорство льстило ей тем, что было направлено на нее.

Что это значит? Или он говорит всерьез? Она не могла понять, потому что ее и без того сбивавшиеся мысли теперь окончательно перепутались. Он привез ее сюда, чтобы уговорить принять предложенное место в фирме. Теперь же оказывалось, что она может стать его женой. Эта мысль стремительно пронеслась в ее голове, но испарилась еще до того, как приняла какие-то конкретные очертания. Он уничтожил их протяжным поцелуем, более нежным, чем предыдущие, а затем вышел из машины и обошел ее с другой стороны, явно довольный ее оцепенением.

– Осторожно. Я предупреждал тебя, что не люблю топтаться на месте… – пошутил он уже в машине, садясь рядом с ней за руль, отделанный полированным красным деревом.

– Ты даже не знаешь меня, – осторожно напомнила Тори.

Улыбаясь, он вставил ключ в замок зажигания и по» вернул его.

– О, нет. Знаю, – сказал он самоуверенно.

Они раскачивались из стороны в сторону, с трудом удерживая равновесие, пока четырехдверная «Фасел Вега», проехав по незаконченному громадному, покрытому гравием участку знаменитого певца кантри, не выбралась на одну из многочисленных дорог.

Вдруг Тори подумала о Тревисе. Сердце бухнуло в груди, как колокол, и все только что пережитое отошло на второй план. Они проехали уже несколько кварталов по направлению к недавно законченному дому Ричарда на холме, одному из первых, возведенных в дорогих «поместьях Беннеттона».

ГЛАВА 14

«Что за свинский мир, в котором все влюбляются не в того, в кого надо!» – высказалась Пейдж, когда Тори вернулась домой после вечера, проведенного с Ричардом, после того, как она побывала у него дома, совершенно бестолково занималась с ним любовью, все время поглощенная мыслями о Тревисе, со жгучим ощущением того, что изменяет ему, находясь в постели с Ричардом.

Все ее существо жаждало Тревиса, это была властная необходимость, завладевшая ею без остатка так, что любая мысль в конечном счете возвращалась к нему. Образ Тревиса преследовал ее неотступно. Он был наркотиком, отсутствие которого наполняло ее болью, транквилизатором, который требовался ей, чтобы чувствовать себя живой, чтобы вообще чувствовать. То, что она находилась в постели с Ричардом, только усугубляло ее горе, ее страстное желание, а присутствие его голого тела лишь усиливало разочарование по мере осознания того, что ей было необходимо и чего у нее не было.

Будь он проклят! Добродетельная Тори, которая курила травку лишь изредка и никогда не экспериментировала ни с кокаином, ни с чем-либо покруче, чувствовала себя как наркоманка, которая пристрастилась к наркотику гораздо худшему, определенно, более опустошительному. Пагубная привычка постоянно держала ее в напряжении, заставляя неистово желать свою дозу и быть готовой уступить во всем, чтобы заполучить его. Рядом с обнаженным Ричардом в его громадной роскошной постели, стонущим от ее прикосновений, пытаясь настроиться на удовольствие, она все же находилась очень далеко отсюда, заключив договор сама с собой на унизительные усилия, чтобы предотвратить более тяжелую травму. Ей необходимо было оторваться от земли и унестись на волнах освобождающего разум оргазма и пообещать себе что-нибудь.

И она действительно пообещала себе, что – провались все к черту – завтра она позвонит Тревису. Может быть, сегодня. Она собиралась прокрасться в ванную Ричарда размером с футбольное поле, когда все закончится, и позвонить Тревису, чтобы сказать ему все, что она чувствовала, как он нужен ей и как она тоже ему нужна. Черт с ним, с этим браком, с ее гордостью, детьми и со всем остальным, то она себе напридумывала. Она больше не в состоянии это переносить. Ее сердце в тысячный раз останавливалось, нанося смертельный удар здравому смыслу. Ей потребовалось два месяца ежедневных встреч с Тревисом, чтобы почувствовать себя достаточно готовой заняться с ним любовью. А сейчас, на первом же свидании с Ричардом, она оказалась с ним в постели, переживая что-то вроде извращенного торжества над Тревисом и чувствуя себя так, как будто это обернулось против нее же самой. Все, что она хотела, это вернуться обратно домой, в Атланту, к Тревису, в их квартиру, которую он пытался продать. Он может оставить свой благосклонный брак и жену, которую не видел годами. Он может выкидывать любые штучки, какие только заблагорассудится. Она никогда больше не букет говорить с ним о браке, никогда даже не вспомнит об этом.

Она преобразилась.

Все это время Ричард пытался разогреть ее предварительными ласками, подготовить к своему нетерпеливому страстному желанию войти в нее, но его голос каждый раз возвращал ее на землю, обратно в его постель.

– Ты такая влажная, – хрипло произнес он голосом, звучавшим так же обессилено, как и ее мысли, голосом, преодолевавшим на своем пути препятствие, которое называлось «Тревис», и с трудом доходившим до ее сознания.

Тело Ричарда с золотистой кожей, золотистыми волосами было совсем чужим, телом «золотого» мальчика, тогда как она привыкла к темному энергичному мужчине, принадлежащему к среднему классу.