Обменные курсы - Брэдбери Малькольм Стэнли. Страница 12

Петворт здесь, по эту сторону, прибыл с культурным визитом в практичных ботинках на плоской подошве.

2 – ВСТР.

Так вот, доктор Петворт, чье прибытие в Слаку мы только что наблюдали, вообще-то бывалый путешественник по культурному обмену. Сейчас, в конце лета 1981 года, он стоит в аэропорту города Слака, хотя мог бы оказаться в любом другом месте. Год за годом он проходил, перекинув через руку плащ, неся в другой чемодан, через лабиринты аэропортов с самыми разными названиями – Мадрид или Хельсинки, Тунис или Тегеран, однако везде были одни и те же подрагивающие табло, то же море лиц, те же невразумительные разноязыкие объявления, везде он останавливался и ставил багаж на пол в твердом убеждении, что его заметят. Он – малоинтересная личность, не персонаж в историческом мировом смысле, человек, которого не видят официанты, а бармены обслуживают в последнюю очередь, и тем не менее уверен, что кто-то выступит из толпы, протягивая руку, и поведет его на автостоянку, включит в привычный сюжет, такой же знакомый, как оставленный без сожалений Домашний мирок. Петворт точно знает, что кто-то доставит его в гостиницу на одной из центральных городских улиц, сдаст на попечение коридорному, подождет, пока он помоется, побреется и сменит подштанники, а потом отвезет в один из лучших районов города, в квартиру с хорошим видом из окна, где будет горничная с напитками на подносе, хозяин в чем-то строгом, хозяйка в чем-то этническом, а по комнатам расхаживают профессора, беседуя о Т.С. Элиоте, профессора, которые пустятся в воспоминания о своих студенческих днях в Оксфорде, станут отвечать ему Лаканом на Дерриду, Бартом на Соссюра и обсуждать несколько его изданных книг так, будто прочли их давно и вдумчиво, а не пролистали наспех пару часов назад.

Всего этого Петворт ждет, выходя из таможенного лабиринта, потому что он человек со знаком. На ручке его портфеля болтается бордово-малиновая бирка Британского Совета, организации, призванной сближать ученых по всему миру. Между ним и Советом существует договоренность. У представителей Совета есть свои обязанности: встречать и сопровождать, возить и селить, покупать билеты и передавать ответы, заказывать столы и сглаживать углы, поить и кормить, забирать и отправлять. Обязанности Петворта – пребывать, жать руки, есть, пить, говорить, слушать и, наконец, отбывать в следующее место, чтобы цикл повторился заново. Эта простая система всегда работала исправно; всякий раз представителю Совета удавалось отыскать вполне сносный отель и забронировать номер на имя Петворта или похожее. Нередко в повестку дня включался какой-нибудь милый ресторанчик. В положенное время Петворта привозили в академическое здание, где лестницы пахнут хлоркой, угощали кофе или чем-нибудь покрепче, представляли кому-то, кто, в свою очередь, представлял его, потом вели по длинным коридорам мимо студенческих плакатов с приглашениями посетить выставку художников-экспрессионистов или протестами против действий правительства, своего либо чужого (студенческие плакаты одинаковы по всему миру), в большую аудиторию, где студенты (чьи лица, одежда и цвет кожи хоть и меняются от страны к стране, но не так сильно, как можно было бы предположить) сидят ровными рядами, смотрят на его галстук и по мере сил и желания слушают, как Петворт на сложном английском языке вещает о сложностях английского языка.

Подобно студентам, страны отличаются незначительно. В одних нельзя упоминать о Христе, в других – ни о ком другом, в одних перед зданиями университетов стоят статуи умерших ученых, а студенты ходят не поднимая глаз, в других перед университетами стоят танки и бронемашины, а студенты беспрерывно потрясают в воздухе кулаками. И всё же впечатление – поскольку это впечатление аудиторий, гостиниц, ресторанов и светских раутов – везде примерно одинаковое. Бывают запоминающиеся моменты: случай с пропавшим портфелем в Боготе, интрижка с девушкой Ириной в Братиславе (но то было в другой стране, и она уже защитила докторскую), обед из травы в Киото, из отравленных моллюсков – в Сингапуре, замечательное исполнение «Гамлета» в Танзании, африканских танцев – в Гамельне. Как и в самой жизни, рутина иногда нарушается разнообразием и неожиданностями. Одна из таких неожиданностей приключилась в Слаке. Петворт, красный, распаренный, ошалевший после таможни, стоит в аэропорту, прислонившись спинной к колонне, вокруг, у маленькой белой двери с надписью «НОЙ ВА» толкается и топчется по ногам безликая толпа – встречающие и принимающие. Плащ перекинут через руку, багаж на полу, к ручке портфеля привязана бордово-малиновая бирка Британского Совета, взгляд с надеждой скользит по залу. Однако Слака – столица бескомпромиссной соцстраны, входящей в СЭВ и Варшавский договор, здесь настороженно относятся к западным культурным организациям. Вот почему в Слаке нет представителя Британского Совета.

Всё это за десять дней до отъезда объяснила Петворту седовласая дама, курившая крепкие «Плейере» из тонкой пачки, в старом полутемном кабинете с высокими шкафами в здании Британского Совета на Дэвис-стрит. Итак, десять дней назад: погода сырая и пасмурная, Петворт, приехавший ранним поездом, чтобы забрать визу, сидит в мокрой одежде на деревянном стуле, созерцая литографический портрет Шекспира и старый плакат «Берлинер ансамбль». Он держит пластмассовый стаканчик мутного кофе, с макинтоша на пол натекла лужа. На Оксфорд-стрит, за углом, слышны сирены «скорой помощи» и полицейских машин, за окнами вода с флагов, вывешенных по случаю бракосочетания Чарльза и Дианы, капает на шейхов и их жен.

– Нет Британского Совета? – говорит Петворт, дивясь столь неожиданной мысли.

– Да, в некоторых соцстранах мы не представлены, – отвечает седовласая дама, роняя пепел на папку, в которой, как предполагает Петворт, лежит его личное дело.

– Так кто же организует эту поездку? – спрашивает он.

– У нас есть соглашение по культурному обмену, – терпеливо объясняет седовласая дама. – Каждый год заключается договоренность между правительствами двух стран. Наше участие минимально: мы организуем вашу поездку отсюда. Дальше вы будете на попечении тамошнего министерства культуры. Думаю, о вас будут заботиться хорошо, если, конечно, не произойдет изменений в политическом климате. Знаете, это как туалет на нашем этаже: в оттепель всё работает отлично, а в похолодание замерзает.

– Ясно, – говорит Петворт. – А как же деньги, гостиница, программа?

– Они всё берут на себя, – бодро отвечает дама.

– Скажите, – спрашивает Петворт, сидя в луже, которая натекла с плаща, – что сейчас, оттепель или похолодание?

– Ну, вообще-то оттепель, – отвечает седовласая дама. – Иначе бы вас не пригласили. С другой стороны, есть признаки похолодания. После Афганистана, жесткой линии Рейгана и срыва переговоров по ОСВ. Вообще-то мы очень заинтересованы в вашем визите, поскольку это своего рода пробный шар. Если всё будет гладко, можно рассчитывать на продолжение. Конечно, если произойдет осечка, программу мы свернем.

– Осечка? – переспрашивает Петворт, вскидывая голову. – Как она может произойти?

– Ну, бывает. – Седовласая дама открывает папку и заглядывает внутрь. – Скажите, голубчик, вы ведь не гомик?

– Простите? – удивляется Петворт.

– Тут ничего не сказано о ваших сексуальных предпочтениях.

– Ясно, – отвечает Петворт. – Нет, не гомик.

– Не то чтобы мы в Совете имели что-нибудь против гомиков, – говорит дама.

– Я тоже всегда так полагал, – замечает Петворт.

– Пусть каждый развлекается, как хочет. – Дама закуривает новую сигарету и встряхивает спичкой. – Беда в том, что там хорошо поставлена слежка, и местная госбезопасность – она называется ХОГПо – сразу замечает такие вещи. Они считают это удачной почвой для шантажа. Трудно их винить, они неплохо справляются, пусть даже методами, которые мы не одобряем.