Лоцман и Берегиня (СИ) - Гордеева Евгения Александровна. Страница 5

— Николай Николаевич, я Вас ищу — ищу! Там Хмара Баську поранил. Баська в лес убежал. Хмара ревёт!

— Вот беда то! Ты, Рыська, Семёна покличь, вон он у киношатра без дела слоняется. Я ему группу поручу.

Рыська метнулся к указанному субъекту.

— Вот это скорость, — удивилась я, — точно — рысь.

Через минуту Семён предстал перед нами. Невысокий мужичок неопределённого среднего возраста, с растрёпанными соломенными волосами, круглыми совиными глазами и невероятно подвижным ртом предстал перед нашими очами.

— Что прикажете-с? — подобострастно обратился он к лешему, но глаза сверкали усмешкой.

— Не паясничай, Семён! Вот группа туристов без гида осталась. Все к празднику готовятся. Я начал экскурсию, а теперь вот пойду Баську искать. Так что, принимай эстафету, — он уже сделал два шага от нас, но оглянулся и добавил. — Да, этот субъект заядлый киноман, говорит практически фразами из фильмов, постарайтесь его понять и не обижаться. Всего доброго! — после этого он очень бодрым шагом направился с Рыськой в сторону леса.

— Лёд тронулся, господа присяжные — заседатели, командовать парадом буду я! — выпалил наш новый сопровождающий.

— ??? — мы молча переглянулись. Воодушевлённый произведённым эффектом он продолжил, — Шевалье Де Брельи к вашим услугам! Но зовите меня просто: Бенжамин Луи Жармен Симон Серж! — бодро представился киноман.

— Мы будем звать тебя Семён, — сурово сказал Андрей.

— Характер нордический, стойкий! — парировал тот.

— Я тоже люблю фильмы, — признался парень, — и… требую продолжения банкета! То есть экскурсии!

— Споёмся! — расплылся в щербатой улыбке новый гид, обнаружив в туристе родственную душу. — Тебя как величают, отрок?

— Андрей!

— Андрей, давай прогуляемся на брудершафт, а этих…ну, к лешему!

— Я без Варвары не пойду, — закапризничал вдруг парень.

Для меня это было полной неожиданностью. Ему так надоела Жанет, что он решил оградиться от неё моим хрупким телом? Я удивлённо посмотрела на Андрея, готовая отчитать его за столь неблагородное поведение, но вместо этого прыснула в кулак. Он состроил такую умильную физиономию, подёргивая бровями и кося в сторону мадмуазель, что гнев мой испарился. Жанет на самом деле его достала!

— Варвара, это кто? — поинтересовался тем временем Семён.

— Ну, уж точно не я! — гордо изрекла Жанет, — чтобы меня звали ВАР-ВА-РА! — она брезгливо поджала губы. — Вы меня разочаровали, Андрэ! Вы не оценили моего расположения! Я не желаю больше этого балагана! Я возвращаюсь в гостиницу! Эта экскурсия — самая отвратительная, которую я видела! Я пожалуюсь охране! — Она развернулась и пошла по направлению к Заставе.

— Асталависта, бэби! Скатертью дорожка! — Семён скорчил ехидную физиономию, — Жанка всегда такая, всё — то ей не так. Тьфу! Склочница!

— Семён, а что за праздник «Русалии»? — спросила я, не желая продолжать разговор о мамзель. Имя ей моё не нравиться!

— Лучше один раз увидеть, чем сто раз…, ну, сама знаешь. Пойдемте лучше к бабе Яге! Всё равно праздник начнут к полудню, мы как раз обернёмся, — он совсем перестал разговаривать кинофразами, — она меня на блины звала.

— А удобно будет нам с Вами, — засомневалась я.

— А тебе удобно к бабушке без приглашения зайти?

— Удобно.

— Вот и пойдём. Она только рада будет!

— Зажарить нас в печи? — сострил Андрей.

— Отрок! Ты погряз в невежестве! Баба Яга — она же! Баба ЯГА! — патетически сказал Семён.

— Ну, прости! — смутился парень. — В детстве не те книги читал.

— То-то! — подытожил новый гид.

Бориска всё это время молчал и был каким-то потерянным. Он тоскливо смотрел на нас и вдруг изрёк:

— Шевалье Симон! А можно… — и запнулся на полуслове.

— Юноша, самовыражайтесь быстрее!

— Можно я пойду к кузнецу?

— Кхм, — закашлялся Семён, — ну, ты, отрок, того, иди. Дорогу — то знаешь?

— Ага.

— Иди, дорогой, — разрешил наш новый гид.

Мы проводили взглядами удаляющегося Бориску, и когда тот был достаточно далеко, Семён пояснил.

— Бориска любит кузнечное дело, но, сами видите, ледащий. Всякий раз с экскурсии в кузню убегает. Сидит там, пока кузнец работает, чем может — помогает. Но молот поднять не может, силёнка не та! Тоскует! А как домой идти — память стирает! Молохольный!

— Жалко парня!

— Не жалей его, девушка, планида его светлая. Найдёт он себя! Ну, пошли к Яге.

— Семён, до бабы Яги обычно семь дней ходу, да всё оврагами да буреломом, — выказал свои познания Андрей.

— А я заветную тропинку знаю, всего-то часовая прогулка по лесу для аппетита! — обрадовал нас Семён.

Часовая прогулка обернулась почти двухчасовой… по моей вине. А всё потому, что лес был фантастический, нетронутый цивилизацией: сосны, ели, берёзы, осины — всё как с картины. И в траве никаких пивных бутылок, консервных жестянок и пакетов из-под снеди. А грибов! Не могу пройти мимо гриба. А там такие подосиновики с подберёзовиками были! Получив разрешение на сбор грибов в заповедной зоне, я не могла остановиться. Выпросила у Семёна котомку и, пока не набила её до верху… прошло почти два часа. Зато к Яге мы пришли не с пустыми руками.

Жилище и сама баба Яга не соответствовали широко разрекламированному образу костлявой одноногой карги, летающей в ступе. Во-первых, изба стояла на земле, на крепком каменном фундаменте. Во-вторых, баба Яга была ещё совсем не старой женщиной с округлыми формами и румянцем на щеках. В-третьих — Андрей преподнёс ей букет цветов (и как это я проглядела, когда он их собирал). А я в свою очередь — котомку с грибами.

— Вот спасибо, детушки! — ласково встретила она нас, — а у меня как раз тесто подошло, сейчас пирог с грибами сладим! Поможешь, Варенька?

Меня Варенькой бабушка зовёт, и откуда она моё имя знает?

— Так сорока прилетала, рассказала, Семён гостей ведёт: Варвару и Андрея. Вот я вас уже заждалась! Проходите в избу, блинками угощайтесь, — она проводила нас в дом, пристроила букет в китайскую вазу (неужели настоящая), а сама принялась чистить грибы.

В избе было просторно, чисто и очень уютно. Простой деревянный стол и две скамьи, печь, комод с семью слониками на кружевной салфеточке, половички… На столе горкой стояли блины, сметана, крынка с молоком, варенье земляничное, большие глиняные кружки и тарелка с топлёным маслом. Аппетит, ради которого мы прогуливались по лесу, одолел нас полностью и грозно урчал в животах на три голоса. Мы не стали упрашивать себя и дружно приступили к еде. Яга ласково улыбалась и приговаривала:

— Кушайте, детушки, кушайте!

— Даже, если она после этого сама захочет мной пообедать, — пронеслась в голове шальная мысль, — я всё равно не выплюну этот блин.

Яга укоризненно посмотрела на меня и покачала головой. Мне стало стыдно за свои мысли, но есть я не прекратила. Блинная горка и так быстро таяла, чуть зазеваешься, слопают всё без меня. Ну, до чего же вкусно! Надо будет рецепт попросить.

— Как же так, в сказках такое страшилище злобное рисуют! — обиделась я на авторов всех сказок после умопомрачительно вкусных блинов. — Не справедливо! Надо им всем глаза открыть!

— Ты обет дала! — охолонул меня Семён.

— Да как же так! Это и есть тайна? — возмутилась я.

— Вот ты доказывать будешь, что баба Яга — добрейшая женщина, детей не ест, гадостей не делает! А они спросят — где доказательства? Что ты им предъявишь?

— Расскажу то, что видела!

— А другой видел наоборот, злобную старуху!

— А я… — я не знала, как защитить добрую женщину от людского навета.

— Это и есть её защита — дурная слава.

— Это же парадокс!

— Кескю се «Парадокс»? — заинтересовался Семён.

— Да ну тебя! — я надулась и отвернулась к окну.

— Варенька, сходи на огород за укропчиком, — позвала Яга из-за печки.

Я встала из-за стола, огорчённая такой несправедливостью, и пошла искать огород. Он оказался за домом — аккуратненькие такие грядочки: укропчик, петрушечка, базилик, эстрагон (кажется), крапива молодая, чистотел… Так, что там ещё? Календула, огурцы, капуста, тысячелистник, помидоры, репа, пижма… Я двигалась вдоль грядок и вскоре уперлась во вросший в землю ростанный камень: «Направо пойдёшь, налево пойдёшь…». Надпись была полустёрта. За камнем огородик заканчивался, а дальше… Избушка Яги видимо, располагался на краю плато… Дальше был обрыв, который огораживал невысокий заборчик, увитый плющом. Я подошла к самому краю., У моих ног колыхалось зелёное море первобытного леса. Оттуда, снизу доносился шум лесной жизни. Птицы пели так, словно ими управлял прославленный дирижёр. Музыка леса то затихала на пианиссимо, то, наращивая крещендо, вплетала множественные птичьи партии в единую симфонию жизни, рвя струны души и заставляя всё тело содрогаться от чистоты звуков. Слёзы навернулись на глаза. Не замечала раньше в себе сентиментальности. Я смахнула их тайком. За краем леса высились синие горы с белоснежными вершинами. Синий цвет имел разные оттенки, и я различала чёткие границы горных хребтов, хоть расстояние до них было огромным. Эти горы я видела на картинах… Рериха. Рядом остановился Андрей.