Ковчег Марка - Устинова Татьяна Витальевна. Страница 51
– Я не могу, – сказала она неизвестно о чем.
– Почему?
…А правда, почему не могу, удивилась новая возродившаяся часть. Только что я была уверена, что смогу – всё!..
Проще всего и безопасней всего сейчас было удариться в детективное расследование. У них же есть их собственное расследование, так и не доведенное до конца.
– Павел, нам нужно узнать, кто убил вашего Виноградова. До завтрашнего вечера.
– Мы узнаем.
– Как?!
Он пожал прямыми плечами. Алла потрогала его плечи, погладила, провела рукой.
– Ты на лыжах где научилась кататься?
– Еще в школе. У нас хорошая лыжная секция была. А потом в университете стала в походы ходить с мальчишками. Это было интересно.
– Они, наверное, там все в тебя влюблялись. Поэтому ты и ходила.
– В походе никто ни в кого не влюбляется, ты что!.. Поход – это такое братство, считай, монастырь.
– Это смотря какой поход, Алчёнка.
– А ты ходил?
Он помотал головой отрицательно, как она сама давеча. Лег и притянул её к себе.
– У тебя был муж?
– А почему ты думаешь, что у меня сейчас нет мужа?
Это был вопрос… просто так. Чтобы посмотреть, что будет. Сродни тому, когда она спрашивала, почему они отказались от предложения Виноградова, может, стоило согласиться?..
Павел поморщился, как будто она ляпнула какую-то непристойность.
– Так был муж или вообще не было?
– Был, конечно, Павлуш. Мы развелись… подожди, когда же? … десять лет назад. Я уже давно директором завода была. А он хотел… подожди, чего же он хотел?… нормальной семейной жизни.
– А была ненормальная?
– Павел, ты бы согласился жить с директором завода?..
– Я собираюсь жить с директором завода, – возразил он. – Правда, с бывшим. Но ты ведь всё равно станешь командовать и переиначивать всё на свой лад.
– И что? Тебя это не пугает?
– Нет. Почему? Я не люблю слабаков, Алчёнка. Ни мужиков, ни баб. Я не знаю, как с ними обращаться. А как с тобой – знаю. Надо мне этому вашему Володе почетную грамоту выписать, чтобы он папаше ее передал. С благодарностью от меня. Молодец папаша, вовремя он твой завод захапал. А то пришлось бы сейчас мучиться и выбирать, что тебе больше подходит, кордон «полста-три» или завод! Надумала бы ерунду какую-нибудь и смылась бы от меня, как Женька от Марка. А мы с тобой взрослые, время терять неохота.
Алла подумала: как странно, что он говорит так просто о невообразимо сложных вещах. Просто и понятно, и очень убеждённо, и в эту минуту она верила, что жизнь на самом деле проста. Ей даже не придётся делать выбор. Его сделал кто-то за неё, и это большая удача.
…Может быть, в этом и есть смысл? Тот самый, которого так хотела Женька? И который ей, Алле, казался абсолютно недостижимым еще вчера! Была одна жизнь, и она закончилась. Чтобы поставить точку, ей пришлось пойти на Приполярный Урал, и тут вдруг оказалось, что началась совершенно новая жизнь, никак не связанная с той, первой! И нужно просто принять её и не сопротивляться!
Вспомнив о закончившейся жизни, Алла вдруг спросила:
– А ты правда можешь Сергею Васильевичу сделать приглашение на Олимпиаду?
– Это называется аккредитация. Могу, конечно. В награду за боевые заслуги.
– Откуда ты знаешь про боевые заслуги?
– Я же не дурачок вроде вашего Пети, – сказал он обиженно. – Ты думаешь, я спецназовские наколки от уголовных не отличу?.. Петя там чего-то нес про зону! А наколки у дядьки вовсе не с зоны, а из армии.
– Ты наблюдательный, – отметила Алла с удовольствием.
Новая, возродившаяся Алла немного потеснила старую, уцелевшую. Она подвигалась, пристраиваясь, и легла головой Павлу на плечо. Вот так очень удобно и правильно!..
– Хорошо, – сказала она, – а всё остальное? Кто сжег Петькины бумаги? Кто подмешал вам снотворное? Кто кинул ампулу в снег? Кто сунул фотоаппарат в дрова и чей это аппарат? Кто вывинтил шурупы из стеллажа? Зачем их вывинтили?
Он кивал на каждый её вопрос.
– И кто, в конце концов, убил Виноградова?..
– Вот именно. Кто его убил?
Алла быстро села и откинула с лица волосы. Павел смотрел на неё.
– Давай считать. – Она раскрыла ладонь и стала загибать пальцы. – Не я и не ты. Не Марк и не Женька. Не Сергей Васильевич. Не Марина. Не Зоя Петровна. Зачем ей его убивать?
– Ей незачем. И она из винтовки бы убила, – ответил он.
– Кто у нас остается? Летчик-вертолетчик, да? И наши. Володя, Степан, Петечка и Диман. Но ни один из наших Виноградова никогда не видел. А у Антона вполне могли быть мотивы. Мы просто о них ничего не знаем.
– И у ваших вполне могли быть мотивы, о которых мы ничего не знаем. И почему ты исключила Марину и Сергея Васильевича?
– Как почему, Павлуш! Я Сергея знаю много лет, он порядочный человек! И нас троих наняли, понимаешь? Наняли сопровождать Володю! Мы понятия не имели, что попадём к вам сюда и что здесь будет Виноградов!.. У нас была задача – сводить на прогулку Володю. И всё!..
Она соскочила с кровати, побежала на кухню и налила в кружки из-под кофе остатки глинтвейна.
– Ты очень красивая, – заметил Павел, когда она вернулась. Стал на колени и крепко взял её за талию горячими ладонями. – Вот здесь так широко, потом узко, а потом – раз, и опять широко.
И поцеловал – там, где широко, потом там, где узко, и напоследок, где опять широко.
Она держала в руках кружки, едва дышала и соображала с трудом.
– Давай лучше подумаем, – попросила она жалобно. – Давай, а?
– Мы думаем.
– Вот и получается, что мотивы могут быть только у Антона. – Мысли крутились, как огненное красное вино в медной кастрюле, ни остановить, ни собрать. Думать внутри воронки было нелегко. – Ты не можешь узнать, какие?.. Может, он деньги воровал? Или еще что-нибудь похуже?
– Наверное, могу.
– И ампулу он мог выбросить в снег! По дороге! Он же у тебя в доме ночевал!
Тут она вдруг пришла в ужас:
– Павел, он же у тебя ночует! Господи! Он сейчас явится, а тут мы!
– Не явится.
– Почему?!
– Марк его не пустит. Не беспокойся. – Он почесал бровь. – Ампулу действительно выбросили с дорожки. С крыльца она не долетит туда, я пробовал.
– Ну вот. И он знал, где лежит снотворное!
– Кто угодно мог зайти в медицинскую комнату и взять ампулу.
– Но кто угодно не знает, снотворное это или нет!..
– Любой охотник знает.
– Тьфу ты, – в сердцах сказала Алла. – Тогда получается, что убил или ты, или Марк Ледогоров. Кто еще у нас охотник? Петечка? Диман? Или, может, Марина?..
– Откуда у него карта, на которой есть наш кордон, вот это я хотел бы знать.
– У кого? – не поняла Алла.
– У этого вашего Димана, у кого!.. Я же при тебе карту нашел и смотрел.
– Я не заметила, что ты там смотрел! Ты рылся в чужих вещах, а я стояла на стрёме! Чтоб тебя не застукали!
Он засмеялся и обнял её.
– Как ты мне подходишь, Алчёнка, – выговорил он с неожиданной нежностью. – Как подходишь. Точно, нужно папаше этому благодарность настрочить.
– Подожди, не мешай мне. – Алла оттолкнула его, потому что он полез целоваться. – Хорошо, карта, ну и что?.. А с чего ты взял, что у него там карта? Почему ты вообще стал рыться в его рюкзаке?
– Я искал не карту, я искал что-нибудь подозрительное или странное. И нашел карту.
– И откуда у него она?
– Я не знаю, – ответил Павел и всё же притянул её к себе. – Я догадываюсь, конечно, но пока точно не знаю.
– Павел, скажи мне сейчас же!
– Все дело в креплениях.
– В каких креплениях?!
– В самых обыкновенных, лыжных.
Алла подумала немного.
– А… что с креплениями?
– Да в том-то и дело, что ничего!.. Ни у кого из вашей группы на лыжне не ломались крепления.
Она беспомощно посмотрела на него.
Алле снилось, что пришла пурга и они с Павлом почему-то живут в берлоге. Медведь куда-то ушел, а им оставил берлогу. Они живут в ней посреди леса, и больше никого нет, совсем никого, и медведь еще не скоро придёт, до весны можно не спешить. Ничего не нужно – возвращаться в Москву, заниматься опостылевшими делами, закрывать счета, выслушивать сочувственные или злорадные замечания. Нет никакой Москвы, и нету никаких дел!.. Можно спать в берлоге сколько угодно, и это так хорошо, так правильно. Сколько лет она мучается бессонницей? Лет десять, с тех пор, как ушел муж? А с мужем как было? Впрочем, какая разница!.. Здесь, в берлоге, это всё неважно. Здесь тепло, уютно и надёжно, и медведь еще не скоро придёт. Весной они выберутся на воздух, холодный, острый, пахнущий талой водой и оживающим лесом. Под горкой будет тихонько и удивленно журчать ручей – как, уже весна?! – а в чаще кричать ошалевшая от солнца птица. Алла поднимет лицо и раскрытые ладошки к солнцу, и оно станет осторожно трогать ее холодную кожу, согревая. И мир вокруг будет ярким и настоящим, без серой пыли, за которой невозможно разглядеть никакие краски!..