Удивительное прозрение - Проктор Кейт. Страница 30

— Хайме, мы не обсудили еще наши «но», — чувствуя, как ее сковывает страх, сказала Бет. — Мою ложь тебе…

— Сиско Суарес мне все рассказал. — Хайме поднял ее руку и поднес к губам. — Но должен признаться, что еще очень не скоро я смогу спокойно вспоминать ту кошмарную ночь. — Голос его упал до хриплого шепота. — Вначале я не придал значения злобным выпадам Джун. Но когда выбил дверь… и увидел вас обоих в постели… Хотя ты и не отрицала своей измены, внутренний голос призывал меня не верить этому… Не могу описать тебе, какая дикая, безумная ревность меня охватила.

— Я хотела причинить тебе боль, — едва дыша, призналась Бет.

— И тебе в полной мере это удалось. Я жил с этой болью до сегодняшнего дня, пока Суарес меня от нее не избавил. Но скажи, почему, когда я решил, что он отец Джейси, у тебя не появилось желания меня разуверить?

— Я была очень зла. А потом мне помешала это сделать ложная гордость. Мне казалось, что, если бы я сказала тебе правду, это было бы равносильно признанию, что ты причинил мне безумную боль и что я тебя все так же безумно люблю.

— Боже мой, подумать только, сколько лет мы растратили попусту! — с горечью воскликнул Хайме. — Пока Мариана была жива, я держался ради нее… Но как только она умерла, меня уже ничто не сдерживало. Я убедился, что никогда снова не смогу полюбить, и открыто об этом говорил. Но вел себя так, будто хотел доказать, что ошибаюсь… Я по гроб жизни буду раскаиваться, как я поступил со многими женщинами. Все мои помыслы были о тебе, и мне не приходило в голову, что люди объясняли мое поведение горем после смерти Марианы.

Бет спрятала лицо на груди Хайме. Ей было трудно говорить, но она себя заставила.

— Ну, а я не могу сказать, что в полной мере осознала, что не смогу больше никого полюбить. Понимание пришло само собой… Как только у меня пробуждался малейший интерес к какому-нибудь мужчине, внутри у меня будто что-то отключалось. — Бет глубоко вздохнула. — Хайме, ты единственный мужчина, с кем я была близка.

— Дорогая, ты вся дрожишь, — сказал он. Смысл ее слов до него, казалось, не доходил.

— Меня пугает, как ты отнесешься к моему невольному обману и простишь ли меня.

Бет почувствовала, как он вдруг напрягся, задержал дыхание и тихо сквозь сжатые зубы выдохнул:

— Женщине, которая почти шесть лет не занималась любовью, не было необходимости предохраняться…

— Да, не было, — едва дыша, подтвердила Бет.

— Но ты, дорогая, не говорила, что принимаешь противозачаточные таблетки или как-то предохраняешься. Сказала только, что мне не надо принимать никаких мер. И если помнишь, я не стал выяснять, что ты имеешь в виду.

— А я могу спросить, что ты сейчас имеешь в виду? — удивилась Бет. Живший в ней пессимизм не желал сдавать позиции.

— Вряд ли я смогу это объяснить, — вздохнул Хайме. — В моей реакции не было ничего сознательного, одна только смутная, безумно глупая надежда. Но дело в том, что все мои мысли, касающиеся тебя, либо безумны, либо глупы. Или то и другое. Но в глубине души что-то мне говорило, что, как бы там ни было, ты все еще меня любишь. Боль прошлой лжи терзала меня по-прежнему, хотя я и сказал, что ничто не имеет значения. Я подавил в себе гордость и хотел убедить тебя, что твоя связь с Суаресом не имеет для меня значения. — Хайме умолк и грустно покачал головой. — В тот день я сделал срочное кесарево сечение, — тихо продолжал он, уткнувшись лицом в шею Бет. — Результат операции потряс меня до глубины души. Женщина попала в тяжелую аварию. Ей нельзя было двигаться из-за сложного перелома ноги. Муж ее был вне себя от волнения. Но такой радости, какой светились их лица, когда они держали на руках своего ребенка, я не видел никогда. У меня разрывалось сердце, когда я представлял себе, в каком безысходном одиночестве ты рожала нашего сына. И в ту нашу ночь я безрассудно, не сознавая этого, надеялся, что наша любовь даст жизнь еще одному ребенку. Только теперь он родится не в одиночестве. Его будет ждать любящий отец.

— Но наутро ты ушел, не сказав ни слова, — возразила Бет, поддаваясь последнему всплеску своего пессимизма. — А когда днем вернулся…

— Ты набросилась на меня с ненавистью, спросив, что я здесь делаю, и обвинила меня в том, что после нашей ночи у меня возникли проблемы. — Хайме вздохнул. — Да, действительно, проблемы у меня были, но меньше всего они имели отношение к моему влечению к тебе. Хотя я, наверное, предпочел бы умереть, но не сознался бы в этом. С того момента, как я увидел тебя в своем кабинете, я сердцем почувствовал, что все еще тебя люблю. Меня это повергло в ужас. Но в ту ночь, когда я держал тебя в объятиях, мне казалось, что я вернулся в прошлое, когда твоя любовь ко мне была реальностью, которую мне бы и в голову не пришло оспаривать. — Хайме крепче прижал к себе Бет. — Одному Богу известно, как много раз я возвращался в то утро в спальню, прежде чем уехать. Хотел разбудить тебя, обнять и сказать, как сильно я тебя люблю. Голос разума мне говорил, что я не смогу после этого сразу уехать, как было нужно… Но потом я жалел, что послушался рассудка, потому что весь день передо мной вставали картины той последней ужасной ночи… Я дошел до полубезумного состояния, и надежда, что ты все еще меня любишь, стала казаться мне абсурдной… — Он содрогнулся и умолк. — Проклятие! Одно воспоминание об этом приводит меня в уныние! Скажи что-нибудь, чтобы заткнуть мне рот.

— Как я люблю тебя?

— Да, это, пожалуй, поможет, — улыбнулся Хайме.

— О, Хайме! — сквозь смех и слезы воскликнула Бет, чувствуя, что в груди совершается какое-то чудо. — Я люблю тебя, люблю, люблю!

— Именно этого доктору и не хватало, — засмеялся он. — И еще он жаждет услышать, когда мы узнаем, увенчался ли успехом наш вызов программе ограничения семьи? — пошутил он, крепко прижимая ее к себе.

— Скоро, очень скоро, — радостно пообещала Бет.

— В тот первый раз интуиция очень настойчиво мне подсказывала, что надежда есть, — поддразнил он ее. — Хотя прошлую ночь в саду…

— Что? — наивно спросила Бет.

— Нам, пожалуй, лучше сменить тему разговора, — тяжело вздохнул Хайме. — А тебе надо, не откладывая, провериться.

Бет обвила его шею.

— Бет, — с укоризной проворчал он, отстраняясь от нее.

— Что? — прошептала она, взволнованно глядя в его загоревшиеся глаза.

— Если ты не прекратишь набрасываться на меня с таким сладострастием, я выставлю тебя на улицу… с горстью монет в руках. — Он усмехнулся, увидев ее озадаченный взгляд. — А монетки — чтобы ты с улицы могла позвонить мне и рассказать, как сильно ты меня любишь, и чтобы…

— Я люблю тебя так, что готова на все, — пылко прервала она его.

— Даже как можно скорее выйти замуж? Завтра, например? — спросил Хайме, искушающее приблизив губы к ее рту.

— Конечно, — затаив дыхание, ответила Бет. — Только с прессой будешь иметь дело ты.

— Согласен.

— Но вот что меня огорчает, — тихо вздохнула она. Губы их почти соприкасались. — Зачем столько ждать до свадьбы?

— Очень дельный вопрос, — взволнованно воскликнул Хайме и жадно прильнул к ее губам.

Но мгновение спустя у него вырвался досадливый стон. С подъездной дороги донесся хруст гравия под колесами машины.

— Спасение пришло вовремя! — с сожалением заметил он, услышав стук захлопнувшейся двери. И вдруг выпрямился и воскликнул: — Черт возьми! А что, если Розита не примет меня как зятя?

— Боюсь, сеньор, вам дадут отставку! — ухмыльнулась Бет, взъерошив ему волосы.

Хайме снял с головы ее руку и поцеловал. И в этот момент дверь гостиной распахнулась. Джейси замер на пороге, переводя взгляд с матери на отца. Недоверие на его лице сменилось надеждой, а потом и робкой радостью.

— Можешь поверить в то, что видишь, сын, — тихо сказал Хайме, протянув руку к онемевшему мальчугану. — Несмотря на глупости, которые иногда совершают взрослые, твои мама и папа всегда любили друг друга. И ты, наш дорогой Хайме Карлос, — живое тому свидетельство.