Александра (СИ) - Туманова Анна. Страница 27

Оборский был рядом. Когда утром Саша открыла дверь и увидела его встревоженную физиономию, у нее не хватило сил отказаться от протянутой руки — резкое головокружение заставило девушку пошатнуться, и поддержка Глеба оказалась очень кстати. А потом, было уже бессмысленно пытаться отстраниться — мужчина не отходил от нее ни на шаг, сопровождая от кабинета к кабинету.

Очередная дверь, до которой оставалось всего несколько шагов, внезапно стала отдаляться и тускнеть.

— Саша, что? — услышала девушка встревоженный голос. — Плохо?

— Сейчас все пройдет, — еле слышно откликнулась она, пытаясь побороть слабость.

— Пойдем, присядешь, — Оборский прижал ее к себе и повел к небольшому дивану.

Саша откинулась на прохладную кожаную спинку и прикрыла глаза. Фух… Головокружение постепенно отступало. Через несколько минут, девушка попыталась приподняться.

— Ты куда? Посиди еще немного, — Оборский смотрел на нее обеспокоенно и виновато.

— Спасибо, Глеб Александрович, мне уже лучше, — Александра встала и направилась к кабинету терапевта.

Мужчина мгновенно помрачнел.

— Саша, пожалуйста, — поморщился он, — для тебя я Глеб.

Девушка скорчила непередаваемую гримаску и вежливо ответила:

— Как скажете, Глеб Александрович.

Дверь кабинета захлопнулась за ней с особо ехидным, как показалось оборотню, стуком.

Вечером Глеб сам принес Александре ужин.

— Саш, поешь.

— Я не хочу, — устало откликнулась девушка. Она отказывалась не из упрямства. Просто, не было ни аппетита, ни сил — после выматывающих процедур хотелось лежать и не шевелиться.

— Сашенька, нужно поесть, — мягко уговаривал ее Оборский, — смотри, какие вкусные тефтели.

Разве тебе не хочется мяса?

— Нет, мне ничего не хочется. Просто, оставьте меня в покое.

— Не могу. Вот, когда съешь хоть немного, тогда я и уйду.

Александра посмотрела на Глеба и увидела непоколебимую решимость в его глазах. Этот точно никуда не уйдет, пока не накормит. Со вздохом, она взялась за вилку. Через силу запихнула в себя несколько кусочков и устало откинулась на подушку.

— Все. Не могу больше.

— Ну, хорошо. Отдыхай, — Оборский забрал у нее поднос и собрался уходить, но замешкался.

— Саша, я давно хотел сказать… — мужчина повернулся и с мольбой уставился на девушку, торопясь договорить, пока она слушает его, — пожалуйста, если сможешь, прости за ту ночь. Я не понимаю, как опустился до такого… зверства. И осознаю, что мне нет прощения, за то, что сделал. Но я хочу, чтобы ты знала — я ненавижу себя за ту боль, которую причинил тебе. И сам себя не прощу.

Он резко развернулся и вышел из комнаты, а Саша, застыв, смотрела ему вслед. Неожиданно…

Всемогущий Оборский просит прощения у прислуги… Совесть его, бедненького, замучила!

Девушка растерянно уставилась на захлопнувшуюся дверь, не веря тому, что только что случилось.

Надо же, ненавидит себя… Замечательно! А ей-то что делать?

Прошло полтора месяца. Оборский ходил мрачнее тучи — Александра все еще была в больнице.

Девушку обследовали самые разные специалисты, она сдала кучу анализов, но врачи так и не смогли поставить диагноз. Все усилия были напрасны — Саша таяла на глазах, и никто не мог ей помочь.

Когда Глеб видел бледную, измученную Александру, ему хотелось выть от бессилия. Он понимал, что ей плохо, что она держится из последних сил, но ничего не мог поделать. Вот и сейчас. Оборский сидел в процедурном кабинете и наблюдал, как медсестра протирает спиртом перетянутую жгутом руку Саши, а девушка обреченно улыбается потрескавшимися губами. Безумная картина его постоянного кошмара. Сколько ж можно-то? Они с нее уже всю кровь сцедили! Почище вампиров!

И Оборский не выдержал. Одним движением выскочил за порог процедурной, ворвался в ординаторскую, где как раз проходил очередной консилиум, и потребовал объяснений. Нелидов, недовольно посмотрев на него, принялся нудно перечислять все диагнозы больной на сегодняшний момент, используя кучу непонятных терминов, а Глеб слушал дядю и понимал, что в нескольких метрах от них тихо угасает его любимая девочка, и никто ничего не может сделать. Борис продолжал что-то говорить, его коллеги согласно кивали, перебрасываясь незнакомыми Глебу словами, но Оборский их больше не слышал. Он поднялся и пошел прочь, все больше ускоряя шаг. У палаты Саши мужчина остановился и, постояв минутку, словно собираясь с духом, осторожно потянул на себя дверь.

Тишина. Александра, свернувшись клубочком, лежала на постели. Глеб подошел поближе и присел на корточки у кровати.

— Саша…

Она подняла на него грустные глаза и тихо спросила:

— Все плохо, да?

Оборский задохнулся, как от удара. Он больше не мог выносить ее боль. Подхватив девушку на руки, Глеб пинком открыл дверь и пошел к выходу из клиники. Саша молча обняла мужчину за шею, спрятав лицо у него на груди. Господи, как же она устала! Скорее бы все закончилось…

Вслед им что-то кричала медсестра, из ординаторской выскочил Нелидов и попытался остановить Оборского, но тот, не оглядываясь, шел к машине. Он усадил девушку на переднее сиденье, пристегнул ее и аккуратно вывел свой хаммер за ворота клиники. Вскоре, они выехали на знакомое шоссе, и Глеб утопил в пол педаль газа. Мелькали указатели, мимо проносились поселки, автобусные остановки, просыпающиеся от зимнего сна деревья. Клиника осталась далеко позади.

Саша повернулась к Глебу и тихо сказала:

— Спасибо.

Оборский стиснул зубы, чтобы унять боль, терзающую его душу.

— Ты должна знать — я никому не дам тебя в обиду, — твердо ответил он, слегка прикоснувшись к ее руке, — поверь, мы справимся. Все будет хорошо.

Девушка грустно кивнула. За последний месяц она понемногу привыкла к постоянному присутствию Глеба, к его голосу, прикосновениям, улыбке. Порой, ей даже казалось невозможное — возникало ощущение, что она чувствует

Оборского. Его мысли, эмоции, страхи… Все это находило в ее душе отклик и невольное сопереживание. Девушка поражалась тому, что больше не вздрагивает при взгляде на оборотня, не отодвигается от него, не отшатывается в испуге от прикосновений и несмелой ласки. Оборский не рисковал явно проявлять к ней интерес, но Саша ощущала на себе его тоскливый взгляд, замечала, как он старается украдкой прикоснуться, чуть дольше задержать ее руку в своих, ненароком приобнять, под предлогом поддержки. Глеб окутал ее своим ароматом, своим теплом, заботой, сдержанной нежностью…

— Ну, вот мы и дома! — бодро объявил Оборский. Саша очнулась от своих мыслей. — Тебя тут уже все заждались. Смотри, кто бежит!

Серый ураган несся по липовой аллее. Тошка! Девушка собралась сама выйти из машины, но Глеб не позволил — подхватил на руки и понес к дому. Подбежавший волк прыгал вокруг них, взвизгивал от радости, как щенок, и вился под ногами, пытаясь дотянуться до своей хозяйки.

— Тошенька, родной! — Саша не заметила, как по ее лицу побежали слезы. Господи, как же она соскучилась! И по Тошке, и по усадьбе, и даже по ее обитателям… Никогда бы не подумала, что будет рада сюда вернуться.

— Александра Павловна, с возвращением, — столпившиеся у входа охранники радостно скалились, приветствуя девушку.

Александра удивленно смотрела на них. С чего бы это ее так «повысили»? Вроде бы, раньше Сашей звали… А, вероятно, это из-за Оборского. Ну, мать его детей и все такое… Она смущенно потупилась. Девушка испытывала неловкость под взглядами оборотней. Глеб легко держал ее на руках, осторожно прижимая к себе и показывая, что она принадлежит ему вся, целиком и полностью, и твердо смотрел на своих… на свою… стаю? Саша отвернулась от охранников и случайно поймала устремленный на нее грустный взгляд — Игорь. Мужчина стоял неподалеку, у гаража, и с тоской наблюдал за ней, не рискуя подойти ближе. Девушка кивнула ему и увидела, как радостно сверкнули в ответ карие глаза.

Бедный… Если он, и правда, испытывает к ней какие-то чувства, то ему сейчас нелегко видеть ее на руках у Оборского. Саша вздохнула. Она понимала, что это уже не имеет значения. Так или иначе, скоро все закончится… Только бы дети успели родиться, только бы у нее хватило сил… Девушка не обольщалась на свой счет. Она видела, как теряются врачи от ее вопросов, замечала, как все больше мрачнеет Глеб, как виновато смотрит Нелидов… В их глазах она прочла свой приговор.