Дыши, не бойся (СИ) - "Берлевог". Страница 6

Несмотря на то, что привычный гранит сменила жёлтая полоса рыхлого песчаника, идти было нетрудно. Сначала Быстров казался себе аквалангистом или космонавтом, но скоро привык к маске, туго обтягивающей рот, нос и скулы. Привык в шуму своего дыхания и ритмично раздувающемуся мешку экономайзера. Он установил подачу два литра в минуту — ему хватало. Он чувствовал, как восстанавливается кровообращение в ногах, которые так и не согрелись ночью в спальнике. В голове посвежело, как после хорошего отдыха. Во время коротких остановок он пил тёплый чай и фотографировал величественные громады восьмитысячников, голубой ледник Кхумбу, и Южное седло на фоне нереально синего неба, и щербатого Пурбу, и альпиниста в сиреневом...

После полудня повторилась вчерашняя история. Небо затянуло свинцовыми облаками, поднялся жёсткий восточный ветер. Сперва за туманными клубами скрылся ледник, затем облака поползли на гору, словно догоняя альпинистов. Но в этот раз никто не попал в метель. Все, кто рано утром вышли из Передового Базового лагеря, успели на Южное седло до начала снегопада. Те, кто не успели выйти вовремя, остались ночевать в Передовом.

Порывы ветра снова сотрясали палатку. Быстров с Дунаевским бросили рюкзаки с наветренной стороны и укрылись за ними, пытаясь согреться. Шерпы возились у входа, растапливая лёд для чая. Не разговаривали — сказывались усталость и нервное напряжение. Ежевечерние метели после чудесной дневной погоды — плохой вариант, но другого могло и не быть. Быстров сидел с закрытыми глазами, стараясь заснуть хотя бы ненадолго, но был слишком измотан и взбудоражен близостью вершины. Он уже ночевал в этом лагере во время акклиматизации, но тогда вершина была недоступна, как другая галактика. Теперь всё иначе: он не нагуливал акклиматизацию, он вышел на точку штурма. Второе название лагеря на Южном седле — Штурмовой лагерь.

Наконец Пурба подал миску с растворимой едой, заваренной в кипятке. Даже помня о том, что есть обязательно нужно, Быстров смог проглотить всего несколько ложек. В зоне смерти организм отключает систему пищеварения, как ненужную функцию, но пока мозг исправно снабжается кислородом, Быстров собирался запихивать в себя еду принудительно. Умереть от истощения и обезвоживания не входило в его планы. Рядом стонал Дунаевский, мучительно сглатывая и жалуясь на боль в горле. Он уговорил Быстрова посмотреть, не видно ли ангины, и успокоился только после тщательного осмотра. Когда метель сбавила обороты, пришёл Стрельников. Стащил маску, улыбнулся:

— Обещают морозную ночь и безоблачный день. Ветер до пятнадцати метров в секунду. Во второй половине дня ожидается метель и снегопад, как вчера и сегодня. Если мы выйдем в полночь, то достигнем вершины к десяти-одиннадцати утра, а к четырём часам дня вернёмся в лагерь. Вы готовы к штурму?

— Да, — не раздумывая ответил Быстров.

— Ну, я не знаю... — засомневался Дунаевский. — Все гиды так решили? Другие экспедиции тоже пойдут?

— Сегодня пойдут американцы, мы, корейцы и австралийцы — в таком порядке. С разрывом в полчаса.

— А мы точно успеем вернуться до метели? А то я вчера нос отморозил. — Данила взялся за маску, собираясь её снять и показать нос, но передумал. Его рука тряслась от волнения.

— Мы вернёмся до того, как погода испортится. Время отказа — полдень. Где бы вы ни находились в это время, вы должны развернуться и начать спуск. Это приказ. Вы должны прервать восхождение даже в одном шаге от вершины. Поставьте будильник на двенадцать часов. Не рискуйте. Будьте предельно осторожны. Помните, что многие погибли во время спуска. Вы поняли? Повторите. — Стрельников уже не улыбался, его щёки прорезали глубокие морщины. Он выглядел безмерно уставшим.

— Я понял, Паша, — ответил Быстров. — Время отказа — полдень.

— Я тоже понял. Я поверну ещё раньше, если мне плохо станет, — сказал Данила.

— Отлично. Пойдёте первыми, сразу за американцами. С вами Пурба и Апа. Я пойду последним, чтобы страховать отстающих. У вас есть несколько часов для отдыха и сборов. Постарайтесь поспать. Увидимся в полночь.

Стрельников уже пополз к выходу, но вспомнил о чём-то и качнулся к Быстрову:

— Я разговаривал с лидерами других экспедиций. У американцев всё нормально, они стартуют раньше нас. Налегке, без шерпов. У них сильная команда, все опытные высотники. Этот твой парень, финн, он тоже в порядке. Я подумал, ты захочешь узнать...

Быстров только моргнул, глазами благодаря гида, который не упустил случая подбодрить клиента хорошей новостью. Этот твой парень, финн... «Нет, Паша, это чужой человек, которому я не нужен» — сформулировал Быстров свою тоску.

Часть 3

15 мая

К ночи метель улеглась. Снова взошла луна, заливая гору бледным мерцающим светом. Длинная цепочка огней тянулась в кромешную пустоту. Быстров прикинул количество альпинистов на маршруте и удивился. Стрельников пояснил:

— Корейцы опять вклинились между нами и американцами. Они идут медленнее, поэтому возможны задержки. Если посчитаешь нужным, обгоняй их. Ну что, Федя, с богом?

— С богом, Паша.

Быстров включил налобный фонарик, поправил на лице кислородную маску и двинулся за Дунаевским. За ним — Пурба. Потом — альпинист из Мурманска, итальянцы, Катя Дудаль, шерпы.

Быстрову казалось, он вышел в стратосферу Земли. Звёзды, сказочно близкие и яркие, усеивали небо от края и до края. Они блестели даже под ногами, потому что небо обнимало Эверест со всех сторон. Сердце сжималось от страха и благоговейного восторга, кровь шумела в ушах. Джомолунгма — Хозяйка ветров — подарила несколько часов ясной погоды, и люди собирались воспользоваться её щедрым подарком.

Ночной мороз покрывал инеем ресницы, а под кошками трещала ледяная корка. Резкие звуки далеко разносились в разреженном воздухе. Первые триста метров шли по каменистой пологой тропе, след в след. На 8200 тропа круто забирала вверх, и шерпы провесили страховку. Быстров встегнулся в перила, начал подтягиваться на жумаре. Впереди размеренно шагал Данила, изредка останавливаясь попить воды и перевести дух. Тогда Быстров тоже останавливался и доставал из-за пазухи мягкую флягу. Его рот был таким сухим, что он с трудом проталкивал воду в шершавое горло.

Он думал о том, что наступил самый необычный день в его жизни. Рискованный, безрассудный. Он мечтал об Эвересте с тех пор, как брат взял его на скалы в Карелию, но эта мечта больше походила на детскую фантазию, чем на осознанное желание. И лишь стремление доказать брату, что он достоин его любви и уважения, превратило мечту в безумный план. После женитьбы Стёпа бросил скалолазание. Работал докером, растил сына, возил любимую жену в Турцию и Египет, а по ночам сидел на форумах. Читал дневники экспедиций, разглядывал фотографии. Иногда общался со старыми приятелями-альпинистами, но не с братом. Фамилии тех, кто собрался на Эверест, выложили ещё зимой, но и тогда Стёпа не позвонил. Федя не обижался, он привык, что брат избегает общения, вот только внутри саднило, будто часть души ампутировали. Он хотел внести своё имя в список покорителей и навсегда закрыть тему, настоящий ли он мужик. Эти списки появятся на форуме в режиме реального времени: шерпы сообщат по рации в Базовый лагерь, а оттуда новости разнесутся по всему миру. Зная брата, Федя был уверен, что Степан не заснёт в эту ночь.

На исходе ночи звёзды побледнели, и Быстров жадно поглядывал на розовеющий восток. Он как животное чуял близость солнца и замирал перед ним в суеверном трепете. Первые несмелые лучи очертили горизонт нежным сиянием, а через минуту вспороли небо ослепительной вспышкой. Гималайский гранит превратился в расплавленное золото. Забыв про очки, обжигая сетчатку космическим зрелищем, до слёз красивым и опасным, Быстров достал мыльницу и сделал несколько фотографий. Рассвет на Эвересте — это рассвет, который помнят до самой смерти. А, возможно, и после неё. Быстров задохнулся под маской, вцепился в перила и оглянулся. Огненная Лхоцзе на юге, снежная Чангзе на севере и зубчатая Нупцзе на западе — Быстров разглядел каждый её сверкающий зубец. Величественные горные пики жались к Эвересту, как дочери к любимой матери, а Быстров парил над этим первозданным миром, вознесённый силой мечты на немыслимую высоту.