Посейдон (ЛП) - Бэнкс Анна. Страница 29

Закон о Дарах всегда строго соблюдался. Теория же Ромула заключается в том, что закон, как и королевские линии, бессмысленны, — и это не укладывается в голове у Галена. Особенно то, что Ромул вообще высказывает свое мнение. Архивы связаны по рукам и ногам говорить только факты, и ничего более. Ромул сам рассказал об этом Галену, когда тот впервые пришел к нему еще ребенком. Но Ромул больше, чем часть Архива для Галена — он его наставник. Более того, он его друг. А друзья делятся мнениями друг с другом.

Но Архиву не уместно разглагольствовать перед королем.

— Ну, как ты сказал, это всего лишь теория. Но ее я не могу игнорировать. Я решил позволить ему использовать Торафа. Если Пака жива, Тораф найдет ее.

Гален кивает. И если у Паки, и в правду, есть Дар Посейдона, в Эмме не будет нужды... по крайней мере, для Грома. Его сердце заполнило чувство, которое он не может назвать.

— Если это всплывет...

— Не всплывет.

— Гром...

— Но на всякий случай, пусть Рейна побудет с тобой, где бы ты ни был. Я не желаю видеть ваши лица, пока все не разрешится.

— Мы тебе не мелкие рыбешки, а Рейна уже даже в паре.

— Да, но вы — это все ,что осталось от королевской линии Тритона, братишка.

Слова зависли между ними, давя тяжестью ситуации. Слишком многое на кону и слишком много поставлено на "авось". Действительно ли Пака у Антониса? Отдаст ли он ее мирно? А если ее у Антониса нет, не приведет ли расследование Грома к переходу от бескровной конфронтации к кровопролитной войне?

Но риск того стоит. Если у Паки есть Дар Посейдона, выбор Громом ее как своей пары, обеспечит выживание расы Сирен. А Гален будет волен открыто последовать за одной светловолосой ангельской рыбкой.

— Но разве что-то, когда-то бывает простым?

Гром, с отсутствующим выражением на лице, поглощенный в собственные мысли, смотрит в глубь каньона. Гален откашлялся, но это не вырвало его брата из размышлений. Он решил оставить все разговоры в один миг. Бередить старые раны брата было последним, что бы он хотел делать, но он должен знать. Никогда не будет подходящего времени, чтобы обсудить это, но возможно, сейчас единственная подходящая возможность.

— Гром, мне нужно кое-что спросить.

Неторопливо, Гром переводит взгляд с пропасти на брата, но взгляд его все еще холоден.

— А?

— Ты веришь в притяжение?

Вопрос, видимо, задевает Грома за живое. Отрешенное выражение сменяется болью.

— Что это вообще за вопрос?

Гален пожимает плечами. Колющее чувство вины ранит его, словно укол трезубцем.

— Кое-кто говорит, что ты чувствовал притяжение к Налии.

Гром закрывает глаза, массируя их пальцами, но Гален успевает заметить полный мучения взгляд.

— Я даже не думал, что ты веришь сплетням, братец.

— Если бы верил, не спрашивал бы.

— А ты веришь в притяжение, Гален?

— Я не знаю.

Гром со вздохом кивает.

— Вот и я тоже. Но если бы и в правду такая штука существовала, то я смело могу сказать, что чувствовал это к Налии.

Отвернувшись от брата он, плывет вперед.

— Я клянусь, иногда я могу чувствовать ее. Очень слабо. Это чувство приходит и уходит. Иногда оно так сильно, что мне кажется, я схожу с ума.

— Что... Что это за чувство? — Гален едва может говорить. Он уже было решил никогда не заводить этот разговор с братом, но обстоятельства изменились.

К его удивлению, Гром улыбается.

— Есть что-то , что мне нужно знать, братишка? Неужели ты попал на крючок?

Гален даже не успевает закрыть рот, когда его брат разворачивается. Гром выглядит чуждым этому мрачному месту.

— Да, похоже ты попал в ее сети по полной. Кто она?

— Не твое дело.

По крайней мере, пока.

Гром улыбается.

— Так вот, где ты пропадал. Гонялся за девушкой.

— Можно и так сказать.

Вообще-то, его брат может говорить что угодно. Он все равно не собирается рассказывать ему о Эмме. Пока Пака где-то там ждет стать парой новому королю Тритона.

— Если ты не скажешь, я просто спрошу Рейну.

— Если бы Рейна знала, об этом бы уже объявили во всеуслышание.

— И то правда, — соглашается Гром с ухмылкой. — А ты умнее, чем я всегда думал, головастик. Настолько умен, что я думаю, тебе не стоит говорить держать ее подальше отсюда, кем бы она не была. По крайней мере, пока все не решится.

Гален кивает.

— Можешь об этом не волноваться.

Глава 15

Аромат черничных маффинов обычно всегда поднимает мне настроение, но после едва теплого душа, у них не осталось на это никаких шансов. Мама вытягивает противень из духовки, как раз, когда я делаю последний шаг с лестницы.

— Водонагреватель сломался? — спрашиваю я, доставая глубокую тарелку из шкафчика.

— И тебе доброе утро, — говорит она, кладя маффин остыть на вощеную бумагу.

— Прости. Доброе утро. Водонагреватель сломался?

Я загребаю горсть овсянки из кастрюльки и бросаю ее себе в тарелку. Маффин шлепается мне на ногу — с ними вечно что-то случается, из-за того, что они прилипают к противню.

— Да вроде нет, милая. Я купалась утром, все вроде бы было нормально.

— Должно быть, это мне так повезло, — ворчу я и хватаю маффин по пути за стол. У меня ужасно болят ноги, чтобы вести себя с достоинством, поэтому я просто плюхаюсь на стул и приступаю к еде, лишь бы удержаться от колкостей. Мама работала всю ночь, потом приготовила мне завтрак. Она не заслуживает такого поведения с моей стороны.

— Гален заедет за тобой по дороге в школу?

— Нет, я поеду сама, — уксус в голосе превращается в кислоту. Конечно, прохладная вода в душе несомненно раздражает, когда ты рассчитываешь хорошенько попарится. Но невозможность увидеться сегодня с Галеном разочаровывает куда больше, чем отсутствие горячей воды всю зиму. И я это просто ненавижу.

Проведенный вместе с ним вчерашний день убил наповал все мои старания держать его на расстоянии. Даже если бы он и не выглядел, как модель нижнего белья, то он просто невероятно мил. Все портит только его привычка почти-меня-целовать. Но его старания все время меня строить так забавны. Особенно, когда он надувает губы, заметив, что я его не слушаю.

— Вы уже успели поссориться?

Она пытается у меня что-то выудить, вот только что именно, я не знаю. Я пожимаю плечами — лучше промолчать, пока не пойму, что именно она хочет от меня услышать.

— Вы часто ссоритесь?

Я снова пожимаю плечами, старательно набивая рот овсянкой, лишь бы не говорить ничего в ближайшую минуту. Ее как раз должно хватить, чтобы мама от меня отстала. Не тут-то было. Пережевав все как минимум раз двадцать, я тянусь за стаканом молока.

— Ты же знаешь, если он хоть пальцем тебя тронет...

Я успеваю проглотить молоко, как раз до того, как оно бы выплеснулось у меня из носа.

— Мам, он бы никогда меня не ударил!

— Я и не имела в виду, что он бы мог.

— Хорошо, потому что он меня не ударит. Никогда. Что с тобой такое? Ты собираешься допрашивать меня о Галене каждый раз, едва меня завидев?

В этот раз плечами пожимает она.

— Мне это кажется естественным. Поймешь меня, когда у тебя будут свои дети.

— Я не настолько глупа. Если Гален позволит себе что-нибудь в таком духе, я или порву с ним, или просто его прибью. Даю тебе слово.

Мама смеется, намазывая мой маффин маслом.

— Большего мне просить и не стоит.

Принимая у нее маффин, — как и перемирие, — я говорю:

— Не-а. Это было бы уже вне здравого смысла.

— Просто помни, я слежу за тобой, как ястреб. Ну разве что, не в данный момент, так как я иду спать. Поставь тарелку в раковину перед уходом, — она целует меня в макушку и зевает, прежде чем подняться по лестнице.

* * *

Я измотана, когда возвращаюсь домой, даже при том, что школьный день был похож на семичасовое зевание без Галена или Хлои. Мама носится по дому, как угорелая.