Невинность и страсть - Джонс Лиза Рене. Страница 19

Среди всей этой изысканной роскоши мгновенно бросается в глаза фреска, украшающая полукруглую стену за спиной повелителя. Мастерски написанный силуэт Эйфелевой башни не оставляет сомнений: работа принадлежит кисти Криса Мерита. Значит, когда-то эти люди были друзьями, хотя теперь с трудом терпят друг друга.

— Как кофе, мисс Макмиллан?

Заставляю себя оторваться от фрески и посмотреть на Марка. Интересно, как ему удается превратить в команду даже самый простой вопрос? «Не играйте в чужие игры, Сара, и тогда никто не сможет одержать над вами верх». Предупреждение Криса звучит в голове и отзывается в сознании, однако чувствую, что попала в ловушку. Не могу позволить, чтобы меня уволили прежде, чем выясню, что случилось с Ребеккой.

— Кофе замечательный. Спасибо за вторую чашку. Она помогла рассеять винный туман и скрасила недостаток времени.

— Присядьте и расскажите, что успели прочитать и что узнали. — Комптон показывает на ряд коричневых кожаных кресел перед столом, давая понять, что желает видеть меня справа. Тут же возникает стремление сесть слева, тем самым неизбежно вызвав его раздражение. Не могу себя понять: хочу ему угодить? Или нет? В итоге побеждает опыт общения с властными мужчинами, и я выбираю бездействие, потому что знаю: от моей реакции зависит его будущее обращение со мной.

Стою неподвижно, и начальник недоуменно вскидывает брови.

— Неужели я настолько страшен, мисс Макмиллан, что даже не хотите сесть?

Подбородок сам собой поднимается; твердо смотрю в ледяные серо-голубые глаза.

— Не до такой степени, как вам бы хотелось, мистер Комптон. Но вот тесты ваши действительно пугают. Предпочла бы готовиться до тех пор, пока смогу произвести на вас по-настоящему сильное впечатление. Но в то же время надеюсь недолго ждать допуска к работе с покупателями.

— Далеко не всегда удается получить желаемое, мисс Макмиллан. — Лицо Марка остается бесстрастным, однако голос звучит приглушенно, мягко; уже не в первый раз за сегодняшний день мне мерещится, что говорим мы вовсе не о работе. — Каждое мое действие просчитано на много ходов вперед и имеет определенную цель. Скоро вы это поймете. В пятницу вечером состоится дегустация вин. Поверьте, гостями будут отнюдь не школьники, а богатые утонченные знатоки с изысканным вкусом. Вам предстоит соответствовать обстановке, а потому настоятельно рекомендую сосредоточиться на подготовке.

Утонченные. Слово звучит оскорбительно; не знаю, так ли это на самом деле или подводит воображение, но воспринимаю удар как удар, а вызов как вызов. Давний враг — сознание собственной неполноценности — угрожает поставить на колени. Гнев поднимает свою безобразную голову, но с этим чудовищем справиться проще.

— В таком случае мне лучше немедленно отправиться домой и продолжить занятия. — Каким-то чудесным образом голос звучит твердо.

Серые глаза темнеют, сужаются: противник определенно нащупал уязвимую точку. Впредь необходимо следить за своими словами и сохранять хотя бы внешнее спокойствие.

— Известно ли вам, что аукционный дом «Риптайд» регулярно устраивает дегустации совместно с крупнейшими мировыми производителями вин?

Растерянно моргаю.

— Нет, неизвестно.

— Известно ли вам, что мы ежегодно проводим благотворительный концерт в сотрудничестве с лучшими симфоническими оркестрами?

В груди образуется жуткая пустота. Почему же я ничего не выяснила заранее?

— Нет. Нет, неизвестно.

— В таком случае, мисс Макмиллан, теперь вам скорее всего ясно, что я хочу помочь, — заключает он. — Вижу для вас перспективы, далеко выходящие за рамки летнего сезона. Если вас это прельщает, то завтра же можете продавать картины, сколько душе угодно.

Гнев уступает место легкой панике.

— Нет, этого я не хочу. Хочу большего. Знаю, что способна на большее.

— В таком случае доверьтесь мне.

Обескураженная неожиданным поворотом, с трудом нахожу ответ:

— Да. Я… хорошо. Выучу все, что вы задали.

В глазах светится одобрение.

— Умница. На сегодня даю вам отсрочку. Поезжайте домой и занимайтесь. Завтра утром первым делом проверю, насколько мы далеки от цели.

Показывая, что разговор окончен, Комптон тянется к телефону.

— Спасибо, — бормочу едва слышно и в безысходном смятении выхожу в коридор. Непонятно, как я позволила временной работе превратиться в залог новой жизни, но так случилось, и обратного пути нет. Сотрудничество с аукционом «Риптайд», пусть даже в стенах этой галереи, стало бы воплощением самой сокровенной мечты, и я желаю этого больше всего на свете.

Прохожу мимо своей двери и ощущаю запах роз. Вспоминаю, что забыла погасить ароматическую свечу — горит уже несколько часов подряд. Хочу как можно быстрее выйти на воздух, вернуться домой и попытаться понять, что же со мной случилось — и сегодня, и в последнее время, начиная с того момента, как впервые открыла дневник Ребекки Мэйсон.

Торопливо задуваю свечу и замечаю на столе конверт, на котором написано мое имя. Сразу узнаю почерк: много раз видела его в углу картин. Хватаю конверт и бросаюсь к выходу, чтобы не вскрывать его здесь. Прежде чем заглянуть внутрь, необходимо остаться одной.

И вот в машине, заперев дверь и включив двигатель, с волнением смотрю на загадочное послание и сама не понимаю, чего жду. Судорожно отклеиваю клапан, вытаскиваю листок чертежной бумаги, разворачиваю и потрясенно замираю.

Передо мной рисунок, на котором я изображена сидящей за столиком кафе с отрешенным, сосредоточенным видом. В углу, как и положено, стоит подпись художника.

Итак, я вошла в историю в качестве модели Криса Мерита.

Глава 10

Нельзя думать о каждой вещи, что она принадлежит Ребекке, — так и с ума недолго сойти, внушаю себе, садясь за стол во второй день работы в галерее. К этому выводу я пришла нелегким путем: полночи лежала без сна и смотрела в темноту. В результате с утра чувствую себя изможденной, но по крайней мере больше не стесняюсь назвать этот кабинет своим. Позиция вынужденная и крайне необходимая: иного способа соответствовать суровым требованиям начальника не существует в природе. А главное, после долгих лет неуверенности и трусости не существует другого пути к осуществлению мечты об успешной карьере в искусстве.

Даю себе слово во что бы то ни стало обрести в галерее собственное «я» и основательнее устраиваюсь на рабочем месте. На столе передо мной лежит купленная в душевном порыве толстая тетрадь в богато инкрустированном переплете из красной кожи — несколько минут назад увидела ее в кофейне Авы и не смогла устоять. Надеюсь, что, записывая собственные наблюдения и мысли, наконец-то перестану навязчиво думать о Ребекке и ее дневниках или хотя бы пойму, почему и в душе, и в сознании царит хаос.

Достаю красную перьевую ручку, которую тоже только что купила, открываю первую страницу и старательно вывожу: «21 августа, второй день работы в галерее».

Чувство вины теснит грудь. Кладу ручку и говорю себе, что не стремлюсь забыть Ребекку, — напротив, расчищаю к ней путь.

Вздыхаю, снова беру ручку и смотрю на прекрасную кремовую бумагу, однако не вижу ничего, кроме вчерашнего рисунка Криса. Изображенная на нем девушка очень на меня похожа, но все-таки это не я. Трудно поверить, что я способна вдохновить знаменитого художника, и в то же время портрет свидетельствует об обратном.

Глубокую задумчивость прерывает телефонный звонок. Снимаю трубку и механически произношу:

— Сара Макмиллан слушает.

— Доброе утро, мисс Макмиллан. — По голосу начальника становится ясно, что он улыбается. Напряжение если и не спадает окончательно, то, во всяком случае, заметно отступает.

— Доброе утро, мистер Комптон.

— Через час я улетаю в Нью-Йорк по делам аукционного дома. Вернусь в четверг.

Вот теперь можно вздохнуть спокойно. Свобода! Да. Да. Да.

— Однако это не означает, что вы получаете право весь день болтаться в торговых залах, — дразнит Комптон, словно услышав мою крамольную мысль прежде, чем та успела прокрасться в сознание. Пока не успела, но наверняка бы вскоре явилась — можно не сомневаться. — Не забывайте о пятнице, мисс Макмиллан. Ваша задача — произвести на меня максимально благоприятное впечатление. Надеюсь, вчера вечером вы добросовестно позанимались?