Невинность и страсть - Джонс Лиза Рене. Страница 21

— Кажется, это слово вам тоже не нравится.

— Нет-нет. Прекрасное слово.

— Вы вдохновили меня на рисунок.

— Восхитительно интересное и неуклюжее вдохновение, — смущенно комментирую я, однако тут же жалею о собственной бестактности и пытаюсь исправиться: — Большое спасибо. Польщена неожиданным вниманием; открыла конверт и не поверила своим глазам. — Не могу сдержать глупую улыбку. — Теперь у меня есть собственный оригинал Криса Мерита… конечно, если не потребуете рисунок обратно.

Он смеется.

— Разумеется, не потребую. — На миг замолкает, а потом спрашивает: — Вам понравилось?

В голосе и во взгляде промелькнула неуверенность… или мне показалось? Конечно, показалось. Своим творчеством Мерит заработал миллионы; откуда же взяться сомнениям в собственной безупречности, тем более при такой-то красоте?

Прижимаю ладонь к гулко бьющемуся сердцу.

— Я в восторге.

К сожалению, тут же выясняется, что сердце — не единственный активно действующий орган. Желудок урчит, причем отнюдь не тихо. А если называть вещи своими именами, то попросту громко. Очень громко. В ужасе зажмуриваюсь и снова краснею.

Крис тихо, дружелюбно смеется.

— Проголодались?

Открываю глаза и смотрю с притворным недоумением.

— С чего вы взяли?

— Так, просто предположил. Страшно хочу есть и мечтаю о приятной компании.

Он улыбается, и теплая улыбка согревает душу. Как же ему удается заполнить собой все окружающее пространство, но в то же время оставить уютное местечко и для меня?

В животе снова урчит, и теперь уже смеюсь я.

— Да, придется признать, что действительно голодна. — Качаю головой. — Вам удалось выведать все мои слабости.

— Если еду считать слабостью, то мне она тоже свойственна. Что скажете о мексиканской кухне? В нескольких кварталах отсюда есть ресторанчик под названием «Диего Мария» — крохотный, но кормят там отменно. Люблю сидеть в патио и делать наброски.

— А вино там подают? — интересуюсь я.

— Скорее пиво и текилу.

— Хорошо. Не хочу видеть названия вин даже в меню — хотя бы в течение часа.

— Марк все еще пытается сделать из вас профессионального сомелье?

— Если вы имеете в виду мистера Комптона, то да.

Крис закатывает глаза.

— Мистер Комптон… тоже мне, важная птица. — Смотрит вопросительно. — Идете в «Диего Мария»?

С улыбкой киваю. Неужели он рад моему обществу? Нет, это глупо. Отметаю нелепые фантазии и стараюсь сдерживаться, чтобы не сиять, как школьница. Еще бы! Собираюсь на ленч вместе с великим Меритом! Возможно, даже смогу расспросить художника о работе. Крис подходит к столу — тому самому, за которым сидел вчера, — и привычным движением вешает на плечо рюкзак; открыть его он так и не успел. С облегчением вздыхаю. Не хотелось бы убедиться, что он снова за мной наблюдал, а я этого даже не заметила.

Быстро складываю вещи в красную кожаную сумку, но взять ее со стола не успеваю. Крис берется за ручку.

— Я понесу.

С сомнением качаю головой:

— Нет, лучше не надо. Боюсь, яркая девчачья сумка испортит богемный образ художника. К тому же она совсем легкая, справлюсь. Но спасибо за заботу.

Крис неохотно убирает руку.

— Если передумаете, с радостью рискну своим богемным образом, о котором до сих пор даже не подозревал.

— Что ж, тогда обязательно сфотографирую вас на сотовый. — Убираю сумку в портфель.

Он коротко смеется, и этот живой, мужественный звук вызывает неожиданно острый отклик и в груди, и… да, во всем теле.

Выходим на улицу. С океана дует свежий, прохладный ветер, и я радуюсь, что утром выбрала блузку с длинным рукавом. Стараюсь сдержать озноб, чтобы Крису снова не пришло в голову предложить свой пиджак, хотя сама по себе идея неприязни не вызывает. Просто не понимаю, что между нами происходит, и опасаюсь, что если опять почувствую тепло его рук, не смогу сохранить ясность мысли.

Идем в сторону ресторана, и я остро ощущаю близость Криса, вижу, какой он большой и сильный. Нервы натянуты, как струны, но вот что удивительно: несмотря на предельное волнение, рядом с Меритом я чувствую себя легко и естественно. И все же не могу избавиться от тени тревоги: почему-то кажется, что за внешней простотой и легкими, обаятельными манерами скрывается секрет, разгадать который пока не удается, но очень хочется.

Крис бросает быстрый взгляд.

— Ну и как после школы работается в галерее?

— Отважась на это приключение, меньше всего ожидала, что из учительницы вдруг превращусь в ученицу.

— Настолько уверены в глубине собственных знаний о живописи?

— Да, уверена. В колледже занималась самозабвенно, так что действительно знаю и живопись, и художников. Правда, порой случаются казусы. Вот вас, например, представляла в образе вашего отца.

На губах появляется хитрая усмешка; Крис смотрит с таким выражением, словно в эту минуту его забавляет тайная шутка.

— А сейчас разобрались? — уточняет он и показывает вход в вымощенный черной плиткой дворик ресторана. — Можем сесть здесь, официант подойдет и примет заказ.

Сейчас середина дня, народу немного, и ничто не мешает выбирать между всеми шестью столиками огражденного стальными перилами патио. Сразу направляюсь туда, откуда можно беспрепятственно смотреть на мост «Золотые Ворота», изящно парящий над бесконечным голубым простором. Любоваться сказочным пейзажем не надоедает никогда, но даже в таком компактном городе, как Сан-Франциско, увидеть его удается нечасто.

Сажусь и сразу оказываюсь во власти немилосердного бриза. Теперь уже дрожь не скроешь. Поднимаю голову и вижу Криса: он стоит — нет, точнее, возвышается рядом.

— Вам холодно. — Слова звучат как утверждение.

— Нет, ничуть, — настаиваю я. — Мне нравится этот вид. Здесь…

Увы, резкий порыв ветра заставляет умолкнуть.

— Хорошо. — Поднимаю руки, показывая, что сдаюсь. — Признаюсь честно: и в самом деле холодно.

Крис снова удивляет: бережно берет меня за запястье и заставляет подняться. Мы стоим близко друг к другу, почти вплотную, и я теряю способность дышать. Несмотря на холод, под его ладонью вспыхивает пожар и стремительно поднимается по руке, заливая грудь, шею и плечи. Крис не отводит взгляда, и хотя лицо его остается спокойным, между нами натягивается невидимая нить.

Ветер швыряет мне в глаза прядь волос; Мерит отпускает мою руку, бережно поправляет локон и не спешит убирать пальцы со щеки.

— Пойдемте внутрь, там теплее. — Голос Криса так же нежен, как его прикосновение.

Он открывает дверь. Вхожу, стараясь не встретиться с ним глазами и заставить сердце биться в нормальном ритме. В зале приглушенно звучит мексиканская музыка, а из десятка столов занят лишь один.

Крис кивает в сторону эркера, где уютно притаился маленький столик на двоих. Ветер туда не попадет, но можно будет смотреть на океан и в то же время чувствовать себя в изоляции: уголок довольно укромный — во всяком случае, на первый взгляд.

— Люблю это место, — замечает он. — По-моему, лучший стол в ресторане. Что скажете?

С готовностью киваю:

— Если принесут несколько острых перцев, чтобы согреться, то ничего прекраснее и придумать невозможно.

— Не осторожничаете в еде? — спрашивает Мерит, ведя меня в эркер.

— Могу с уверенностью сказать, что еда — единственная сфера жизни, где я начисто лишена комплексов.

Он отодвигает для меня стул и озорно улыбается.

— А я могу с уверенностью сказать, что еда — одна из многих сфер жизни, где я начисто лишен комплексов.

Глаза мои округляются прежде, чем удается осознать это, и Крис со смехом добавляет:

— Не беспокойтесь, не собираюсь перечислять другие, если вы хорошенько об этом не попросите.

Прежде чем осмелиться уточнить, что же он имеет в виду, сажусь и с удивлением понимаю, что готова без сопротивления проглотить наживку.

— Такие вопросы задают исключительно со стаканом текилы в руках, вот только в моем случае номер все равно не пройдет: опьянею и не запомню ответ.