Победивший платит (СИ) - "Жоржетта". Страница 101

- Иногда ты кажешься таким уязвимым, - тихо признается Иллуми. - Ладно, ты - это ты, и принципы у тебя куда лучше и достойней, чем, скажем, у того же Фирна. Ты же не виноват, что вас так воспитывают.

Не время сейчас спорить о вине и войне. Да, цеты принесли на нашу землю двадцать лет сражений, то затухающих, то вспыхивающих в полную кровавую силу... но до них у нас были баталии гражданские, война Дорки за объединение Барраяра, графские междоусобицы... Наша история никогда не была благостной и тихой, а форам всегда находилось место на самом острие войн.

- Жизнь у нас всегда была суровее вашей, - соглашаюсь. И неожиданно добавляю: - Черт. Смешно мне сейчас говорить "мы", не находишь? Привычка.

- Не худшая, - спокойно комментирует мой гем-лорд. - Ты ведь по-прежнему принадлежишь Барраяру.

Если бы. Барраяру я больше не нужен, и отсеченная часть моего "я" болит, как несуществующая рука после ампутации, стоит о ней вспомнить.

- Тебе я принадлежу, - говорю я решительно. - А эти две вещи мало сочетаются. Помнишь, с чего мы начали этот разговор? Что я перенес на тебя привычную верность. Терпи теперь.

- Оно, пожалуй, к лучшему, - Иллуми кивает и берет мои ладони в свои. - Вдруг небеса взяли бы и исполнили твое былое и очень жгучее желание от меня избавиться? То, чего хочешь слишком сильно, обычно исполняется... так или иначе. Боюсь, в этом случае именно "иначе".

- А ну, хватит пророчествовать, - командую, грозно нахмурившись. - Тебе не идет. И вообще, я тогда не знал...

- Действительно, как это ты не догадался, что предназначен мне судьбой? - фыркает Иллуми. Лицо его сейчас близко-близко, и во взгляде горит веселье, смешанное с желанием как раз в той в дозе, которая валит наповал.

- Ну а раз предназначен, так и волноваться не стоит, - подытоживаю. - Я уж тебя точно никуда не отпущу.

***

Насчет "никуда не отпущу" я явно погорячился. Количество обязанностей, лежащих на плечах Старшего рода, даже в спокойные времена достаточно велико, сейчас же, раздираемый заботами о раненом сыне, обвиненном любовнике и скомпрометированном семейном имени, Иллуми не может больше безвылазно сидеть дома и развлекать меня своим обществом. Он собирается уезжать - "надолго, возможно, до ночи", предупреждает сразу, - и его терпеливое получасовое общение с парикмахером окончательно убеждает меня в крайней серьезности происходящего.

Без Иллуми дом делается пустыми и слегка враждебным. Я помню и о полицейском наряде в комнате при входе, и о бросающих в мою сторону косые взгляды слугах, и о неестественной тишине в том крыле дома, что обычно отведено под гостевые покои прочих Эйри. Ничего. Эти дни надо просто пережить, как лихорадку, и потом все войдет в свою колею.

Хватит попустительствовать лени и дурному настроению, а лучше всего они выгоняются физическими упражнениями. Спортзал в подвале, окон там нет, и вряд ли полиция может рассматривать визит туда как поиск способов для побега. Конечно, бдеть они не перестают, рожи у них деловитые, и допрос, почему я хожу по дому без конвоя моего Старшего, вполне придирчив - приходится объяснять, что Иллуми Эйри уехал, - а ворчливое "мы вечером сменяемся, не хотелось бы ловить тебя по округе, вместо того, чтобы ехать домой" несет намек на угрозу. Но все же, охлопав меня по бокам и не найдя под тонкой футболкой полного арсенала военного времени, меня пропускают в гимнастический зал.

Вымотавшись до приятной дрожи в мышцах и полного отсутствия мыслей в голове, я возвращаюсь в комнаты и заваливаюсь немного подремать. Поверхностная пленочка дремоты не переходит в настоящий сон, но и реальность отодвигается куда-то подальше. Поэтому резкий стук в дверь волею психики оказывается где-то на периферии сна; его можно было бы игнорировать, чем я и занимаюсь несколько секунд, прежде чем понимаю, что настойчивость слуги должна иметь свои причины.

- В чем дело? - несколько раздраженно интересуюсь, приоткрыв дверь.

Полицейских возле моей двери втрое больше, чем обычно. И старший из новеньких нетерпеливо похлопывает себя по ладони закатанным в пластик листом.

- Форберг, какого черта не открываешь? Ознакомься. Ордер на временное задержание для допроса.

По пищеводу точно скатывается ледяная крошка. Но нет, высказывать какие-то эмоции в присутствии парней в мундирах - неудачная идея.

- Лорд Эйри внес за меня залог, - говорю спокойно и достаточно громко. Участившийся пульс, слава богу, никому не виден. - Он утратил силу?

- А тебя и не арестовывают, - холодно информирует меня полицейский, - а всего лишь намерены снять показания, Будешь сопротивляться - запишем отказ от дачи показаний и изменим меру пресечения. Тебе это надо?

Что мне надо, так это сообщить эту радостную новость Иллуми, причем как можно скорей.

- Нет, не отказываюсь, - сообщаю холодно. - Но вам придется подождать за дверью, прежде чем я приведу себя в порядок и буду готов с вами ехать.

- Пятнадцать минут, - конвойный смотрит на часы, - поторопись. И не вздумай брать с собою что-либо запрещенное. Все равно обыщем.

Четверть часа - более чем достаточно, чтобы одеться: костюм - пригодный для пребывания в не слишком комфортабельных условиях, но не представляющий меня скверно одетым дикарем; комм на руку, расческу и платок в карман; каплю духов за ухо - я быстро учусь принятым здесь правилам... А вот для важного звонка этих минут катастрофически мало. Секунды растягиваются, и знакомый голос из комма оказывается всего лишь издевкой автоответчика. Без паники: Иллуми говорил, что сегодняшний визит крайне важен и официален, логично ожидать, что он выключит комм. Ладно, пусть не он, но стряпчий хотя бы должен оказаться на месте?

Получив от мэтра Дерреса заверение, что через полчаса он будет ждать меня в участке, я отсчитываю последние секунды и выхожу. Ощущение, словно я ступаю по готовому провалиться льду, подстегивает выплеском адреналина. И хорошо. Мне на ближайшие часы нужно боевое настроение, ледяная ярость и абсолютное равнодушие ко всему прочему. Я покидаю дом вместе с полицией под сочувственным взглядом Кайрела, держась спокойно, стараясь блюсти дистанцию между мною и конвоем. И обуздывая собственную подозрительность. Убивать меня никто не намеревается, так ведь?

Да, предстоящий цетский допрос у меня теплых чувств и приятных ассоциаций не вызывает. Но и паники тоже. Меня не будут ни пытать, ни угрожать расстрелом; и воинская присяга на сей раз не требует от меня молчания. Ситуация примитивна в своей простоте: держись спокойно и говори правду. Не обязательно всю.

Хотя червячок сомнения грызет меня по-прежнему. Несколько дней назад Лерой Эйри указал на меня как на несостоявшегося убийцу, это невозможно, но так. Не окажусь ли я сегодня на очной ставке с каким-нибудь тихим человечком, который с уверенностью подтвердит, глядя мне в глаза: да, он это, душегуб, живодер барраярский, ребенка резал? Неприятная, хоть и возможная, перспектива.

Впрочем, первые слова следователя, произнесенные в присутствии моего адвоката, неожиданностью не оказываются. "В связи с вновь открывшимися обстоятельствами дела о ранении Лероя Эйри и показаниями потерпевшего... предъявить Эрику Форбергу д'Эйри обвинение в покушении на умышленное убийство..."

- Ситуация для меня выглядит следующим образом, - сообщает следователь невозмутимо. - У вас, Форберг, была возможность и был мотив. Свидетели вашего разговора с Лероем Эйри утверждают, что на его претензии вы не сумели найти ответа. Свойственная вашему народу мстительность толкнула вас на нападение. - И глядя мне в глаза, полуутвердительно: - Вы ткнули его ножом, потому что другого аргумента не нашлось, так ведь?

Я прекрасно понимаю, что полицейский хочет вывести меня из себя и что в его логике присутствует немалая прореха. - Не тыкал я его. Ничем. Ни ножом, ни деревянной шпилькой для канапе. Лерой Эйри злился на меня, а не я на него, и если у кого-то из двоих были основания для мести, то тоже у него.