Победивший платит (СИ) - "Жоржетта". Страница 19
- В лагере, насколько мне известно, вы были уступчивей. И хоть дом лорда Эйри значительно комфортнее бараков, вы этого не цените.
Из дальнейшего понимаю, что я должен, устрашившись участи снова попасть за решетку, выложить как на духу, почему я согласился на сомнительный статус мужа гем-полковника, а не добился пересмотра своего дела дома. Лорд Эйри просто мечтает получить вразумительное объяснение родственной связи, которую ему навязали, и мое нежелание говорить на эту тему в расчет не принимается. Да, мне придется терпеть общество цетагандийского эсбэшника до тех пор, пока он не сочтет мои ответы убедительными. Сутки, двое? Бессонница как способ воздействия, или там еще иголки под ногти в плане значатся?
- Пока что вас защищает только болезнь и необъяснимое мягкосердечие вашего старшего, - решает прямо пригрозить мне центурий-капитан. - Вытрясти из вас нужные мне сведения не составит проблемы, вопрос в интенсивности методов.
Вот эта ситуация одновременно хуже и привычней. По крайней мере, здесь я знаю, что делать и за что, если понадобится, умирать. Хоть какой-то смысл. - Попробуй, - оскаливаюсь в улыбке, непроизвольно переходя на жесткое "ты". - Будешь здорово разочарован, капитан.
Трудно выложить на допросе то, чего не знаешь, а причины этого странного брака для меня самого - темный лес. В отличие от вердикта барраярского трибунала, по закону расценившего формальное прошение о вхождении в цетагандийский клан как измену императору Дорке.
- Ваши речи звучат не слишком лояльно по отношению к тем, кто вас приютил, - хмыкает цет.
- На лояльность вам рассчитывать глупо, - удивленно пожимаю плечами. Знакомое словцо. Не так давно его же использовал Эйри. Похоже, капитан и вправду уполномочен делать заявления от имени клана; значит, человек, два дня назад говоривший со мною о честной сделке, определенно решил поиграть по-другому...
- Я передам ваши слова милорду, - обещает безопасник прежде, чем выйти - не прощаясь, разумеется.
Глава 7. Иллуми.
Дом покровителя принимает измотанного гостя с той же бережной заботой, с которой теплая рука друга способна принять замерзшую ладонь; здесь все знакомо, утешающе спокойно и гармонично, от мерцающих скульптур в саду до отглаженной временем поверхности чайного столика.
- Посиди и успокойся, - без предисловий требует Нару, и я с облегчением подчиняюсь этой властной заботе.
Поистине разумный обычай - когда молодого человека, едва вступающего в жизнь и в круг обязанностей, берет под свою опеку покровитель, старше годами и не связанный с ним прямым родством - а значит, тот, в чьих мотивах присутствует лишь благожелательность, но не корысть. Когда лорд Нару взял меня под свою руку, я был таким неоперившимся юнцом. Пусть теперь я - давно Старший, а он - почтенный человек в отставке, хотя и с влиянием при дворе, но его советы неизменно мудры, и верхом непочтительности было бы им не последовать. Даже - или тем более - в такой малости.
Хотя рука все еще ноет отвратительной нервной болью, и чашку приходится брать осторожно.
- Ну вот, - спустя четверть часа уютного молчания, сонастраивающего мысли и чувства, решает мой покровитель, - теперь, пожалуй, я могу за тебя не опасаться. Пылкость духа - залог воинской доблести, это признак вашей семейной линии, удачный для гема... но неужели ты настолько себе враг, Иллуми, что потрясения способны выбить из тебя такие жгучие искры?
- Следовало приехать к вам раньше, - покаянно отвечаю я. Нару прав, как всегда, мягко и неодолимо; мне таким не быть никогда, а жаль. - Но появление этого создания испортило мои отношения как с достойной сдержанностью чувств, так и со временем.
Невероятно, но Нару улыбается; острый золотисто-алый блик сквозь инеистый витраж возраста на секунду делает его совершенно, восхитительно молодым, стерев признаки прожитых лет и поманив эгоистической мечтой и самому так же вольно-почтительно обращаться со временем.
- …вина семьи Бонэ, очевидно, тоже лежит на барраярце? - спрашивает, изучая взглядом мою раненую руку. Младший упомянутой семьи неплох, как фехтовальщик, и ударил точно, едва только смог.
- Нужно же было молодому Бонэ набраться, - зло и раздосадованно жалуюсь я на жизнь. Позор для взрослого мужчины, но здесь, в этом доме, можно. - Наверное, стоило изменить моим принципам, напиться самому и сделать вид, что не расслышал вопроса. Ох, глупо с моей стороны заниматься такой анти-рекламой своего семейного дела.
- Поздновато для тебя, - подсмеивается видящий меня насквозь покровитель, - возрождать давно утерянные дурные привычки. А уж если Бонэ пил настои из трав, несущие твое имя, его поведение вдвойне отвратительно: несдержанно и неблагодарно.
- В итоге похмелье придется расхлебывать мне, - безо всякого удовольствия констатирую. Я сдерживался, сколько мог; глупый поступок, но и повод к поединку не отличался вескостью. - Юноша развлекся за мой счет, рука у меня болит, а к списку недостатков характера добавятся недостойная Эйри вспыльчивость и бретерство.
- Не терзайся, - ласково усмехается милорд, - этот список уже заполнен и общеизвестен.
Мы знакомы три десятка лет, большая часть которых отмечена доверием самого высокого порядка, ни разу не обманутым. Идеальные воплощения теоретических идей печально редки, но только не в этом случае: между Нару и мною хрупкая мозаика отношений сложилась сразу и идеально. И то, что в иных устах сошло бы за намеренную попытку обидеть, в исполнении Нару звучит сейчас необидным утешением.
- Расскажи хотя бы, - оценив мое настоятельное желание выговориться, просит он, - как старший Бонэ отнесся к проигрышу своего юнца. Семья не слишком влиятельна, однако портить отношения со всем кланом я бы тебе не рекомендовал.
- Неожиданно трезво, - отвечаю я, припоминая недавний разговор, во время коего старший Бонэ, казалось, был в равной степени раздосадован поведением своего отпрыска и собственным жгучим любопытством, был ли упомянутый отпрыск прав в своих предположениях. - Я, в конце концов, всего лишь предоставил их поросли возможность полетать.
Бонэ, пробившись через мою защиту, сделал ставку на атаку, ранил меня и проиграл. Полет, впрочем, был красивым: с хрупкой на вид паутины силовых мостиков вниз, в объятия декоративных зарослей. Надеюсь, паршивец не сломал себе ничего серьезного: было бы дурно прослыть избивающим младенцев.
- Да, я слышал, - усмехается Нару. - Эта новая мода с драками "на небесной тверди", а проще говоря, на весу меня немного раздражает. Признак старости, вероятно.
- Милорд кокетничает, - максимально невинным тоном замечаю я. Душу вызволяет из усталости мягким, доверительным теплом его ладони поверх моей, все еще вздрагивающей редкими толчками боли.
- Наглец, - смеется мой покровитель и серьезнеет далеко не сразу. - Но все же впору молиться о том, чтоб хотя бы в ближайшие месяцы прививка от длинноты языка, поставленная Бонэ твоими усилиями, сработала не только для него. Столица велика…
- Мои саи долго спали в хранилище, - мрачно сообщаю я. - Это повод стряхнуть с них пыль, но особенной радости я, признаться, не испытываю.
- Тебе плохо дается наука осторожности, - вздыхает Нару. - Остается надеяться лишь на то, что это свойство - не семейное достояние, и тебя убережет от беды либо привычка думать о последствиях своих порывов, либо удача, сопровождающая дерзких.
- ...Безумцев, - подсмеиваюсь я. - Вам ведь это слово первым пришло на ум? Право слово, милорд, одна дуэль за тридцать лет не говорит о воинственном инфантилизме.- Стирая улыбку. - Признаюсь, владеющее мною веселье имеет несколько нервный характер. Вы понимаете, почему.
- Барраярец, - кивает Нару. - Что он за существо? Он опасен, несомненно, одним своим существованием, но кто он такой?
- Дикарь, - испытывая совершеннейшую беспомощность перед этим фактом, кривлюсь в ответ. - Хотя… можно было бы ожидать худшего. Может быть, я переоценивал способности диких генотипов к адаптации, может быть - недооценивал его ум.