Победивший платит (СИ) - "Жоржетта". Страница 21

- Мир несовершенен, - негромко замечает Нару, более для проформы, чем ради смысла слов. - Я верно понимаю намек, и твой младший сотрудничал с ведомством Торема?

- Да, - с невольной злостью отвечаю я. Уж об этом мог бы сообщить, хоть иносказательно, а само ведомство могло бы лучше защищать своих помощников. - С военной разведкой, насколько я смог понять, хотя меня, несмотря на старшинство, не станут посвящать в подробности его последних заданий. У меня есть несколько не слишком оформленных идей на этот счет, но если даже сами Блюстители не в силах установить истину, то и мне не стоит пытаться идти официальным порядком. Остается сам барраярец.

- Так ты хочешь вынудить его признаться, - задумчиво резюмирует Нару. - Мальчик мой, есть менее сложные способы избавиться от барраярца. Но ты ведь не этого хочешь.

- Вы правы, - дернув щекой, отвечаю. - Если он убийца и шпион, пусть будет наказан по закону, если нет - я не хочу брать на душу греха. Торем полагает своим долгом обезопасить всех нас от возможных несчастий. - Добавляю скептически: - Я, правда, сомневаюсь, что усилиями одного барраярского экс-подданного может случиться глобальный катаклизм, но кто знает? Торем навскидку выдал мне список вариантов, от разведки до терроризма включительно, и, хотя мне не верится в то, что пришелец действительно - биологическая бомба, эту вероятность тоже нельзя сбрасывать со счетов.

- Если предположить, что твой родич станет полноправным членом гем-клана, а именно это является неизбежным результатом его адаптации, он получит доступ туда, где не место чужаку, не так ли? - постукивая пальцами по столешнице, раздумывает Нару. - Центурий-капитану есть, чего опасаться. Не странно, что он пытается доверить тебе часть дознания, но странно, отчего так скоро. Или он исчерпал свои способы установления истины?

- Скорее, счел рискованным свое тщание без моего на то согласия, - усмехнувшись. - Он выразился в том смысле, что непосредственный доступ к единственному свидетелю происшедшего не менее важен, чем профессиональные ухватки, и посоветовал мне быть с барраярцем поснисходительнее. Право слово, я был изумлен. Я и так снисходителен сверх меры.

- Если скидки на дикий генотип приносят должные плоды, отчего не воспользоваться ими? - вскинув бровь, прагматично замечает Нару.

- Сложно сказать, съедобны ли эти плоды в принципе, - отвечаю я. - Я не антрополог, не общался с барраярцами и не знаю особенностей их коллективной психики, но этот конкретный просто чудовищно нагл.

- Весь их народ упрям, по-звериному хитер и горд сверх достойной меры, - перечисляет Нару, не отступая от уже известных мне истин ни на йоту. - Я надеюсь, для тебя не составит проблемы обернуть эти недостатки в нужную сторону.

Я невольно фыркаю, представив себе перспективы на ближайшие месяцы.

- Милорд, я же не дрессировщик, - напоминаю. - Мои усилия вряд ли смогут быть образцом профессионализма, хотя, с другой стороны, что поделаешь? Военная карьера Хисоки обернулась в итоге таким неожиданным несчастьем, и волей-неволей придется справляться с ним в силу возможностей.

Милорд подается вперед.

- Ты хотел моего совета? - спрашивает он. - Тогда позволь сказать мне, что я не могу понять происходящего. Ты его не допросил, не охранял с тщанием. Что случилось? Какие отношения вас связывают, мальчик? Ты пообещал ему что-то неосмотрительно?

- Он ведет себя так, словно это я - его пленник. Настаивает на личной свободе, кичится собственной дикостью, и при этом ухитряется вертеть мною, да так, что я сам себя потерял. А я чувствую себя шестнадцатилетним мальчишкой, не уверенным в каждом шаге, и из-за кого? Из-за бешеной коллекции диких генов, возможно, виновной в смерти моего брата? - Под конец я недопустимо повышаю голос; собственная несдержанность крайне неприятна, и приходится успокаиваться, обжигая небо напитком.

- Простите, - говорю я, наконец. Милорд милосерден и не осуждает меня за срыв, как должно бы. - Я никогда не пойму, что Хисока мог найти в этом создании. Видимо, и вправду обарраярился, если счел этот мешок с костями, лишенный манер, мало-мальски подходящим партнером. Неужели рядом с Хисокой не было никого из сослуживцев, кто вздыхал бы о нем? Не понимаю.

- Не сочти мои слова упреком Семье, но твой брат был... несдержан в желаниях, - вежливо замечает Нару; уголок красивого сухого рта чуть дергается. - Он всегда хотел получать желаемое немедля, не так ли? Вероятно, и в этот раз он выбрал лучшее из того, что было под рукой. Твой новый родич хорош собой?

Хорош собой? Смешно. - Он не уродлив, - подумав, констатирую, - хотя кажется таким. И запах от него, - признаюсь, поморщась, - отвратителен и ничем не отмывается. И ради мира с вот этим существом мне пришлось пойти на уступки, не дико ли?

- Уступки? - осторожно уточняет Нару. - Какого рода уступки?

- Я имел все права требовать от барраярца скрупулезного исполнения моих правил, - сокрушенно признаюсь. - И вместо этого согласился говорить с ним об условиях. Не следовало, вероятно, но мне тяжело быть с ним жестким, я испытываю постоянное искушение уступить его дикости. Он как-то ухитряется давить на отвратительную мягкость моей натуры, и если бы это был простой шантаж смертью - я бы устоял, но он действует более изящно.

- Грубый барраярец? - удивленно переспрашивает Нару. - Изящно? Слабый и несовершенный дикий генотип? Иллуми, в самом деле, чем бы ни завершилась твоя семейная эпопея, одно это уже заставляет считать ее интересной.

- Да, хоть что-то, - саркастически отвечаю я. - Скука - последнее, на что я могу жаловаться в последнее время.

- Но как он это делает? - недоумевает милорд. - Мальчик мой, неужели этот дикарь нашел возможность играть на инструменте, назначения и устройства которого он не понимает?

- Именно так, - мрачно сообщаю я. - Его несовершенство настолько велико, что руки чешутся исправить недостатки, а сопротивление лишь подогревает кровь.

- Ах, вот в чем дело, - облегченно улыбается Нару. - Это вызов твоему решению и твое хорошее воспитание, Иллуми. Твоя семья безупречна. Контракт на потомство, который заключил с твоей матерью твой отец, получил одобрение Райского Сада. И если в твоем сводном брате я видел с детства нежелательные черты, то ты...

Кончики пальцев касаются моей щеки, и уместность прикосновения теплом гладит сердце, вынуждает прикрыть глаза.

- Ты слишком совершенен и потому слишком горд, - одаряет комплиментом Нару. От его руки пахнет лилиями. - Что до твоего барраярца - если желаешь, забирай его себе, и не думай, что в этом есть что-то недостойное. Ты просто начал не с того. Вспомни, как отец тебя учил приручать диких зверей? Лаской. Только лаской. И это будет неплохое приобретение.

Это интересно… и может стать забавной игрой, если не воспринимать ее всерьез. В конце концов, посадить его под замок я всегда успею, не так ли?

- Мне следует предложить ему кусочек сахару, как норовистому жеребцу? - улыбаюсь я. - Я пытался, но проблема в том, что это существо предпочитает чертополох.

- Разве у тебя есть недостаток в чертополохе? - снисходительно и ласково вопрошает Нару. - Если у него несовершенный вкус, тебя это ни в какой мере не затрагивает. Чем меньше он будет раздражать тебя, Иллуми, тем легче будет приручить его и придать приемлемые очертания тому грубому явлению, которое он представляет собой сейчас. Уступи ему в малости, помани кусочком побольше, и он покорится.

- Но это не будет выглядеть так, будто я ему потакаю? - уточняю я. - Мне равно неприятны как наглость, так и бесцеремонность.

- Что поделать, если твой родич не способен принять истину, выраженную прямо? - пожимает плечами Нару. - И подбери ему духи, раз природный запах так тебя злит. Одним поводом для раздражения станет меньше, и его норов хорошо подобранный состав успокоит хотя бы частично.

Советуя, Нару легко касается моей руки - крошечный, ценный знак внимания и уважения. Выслушай я те же советы, выраженные в более жесткой форме, и фамильный нрав взял бы свое.