Победивший платит (СИ) - "Жоржетта". Страница 41
Я едва не сбиваюсь с шага, приятно пораженный неожиданным комплиментом. Радость просто неприлично велика.
- Я польщен, - признаюсь, стараясь говорить спокойно, и едва удерживаюсь, чтобы не подхватить спутника под локоть. - Осторожно, тут что-то вроде рва.
Неглубокая низина, служащая условной границей между обжитой территорией и начинающимся пролеском, сплошь заросла кустарником. Я иду первым, не торопясь и невольно подстраховываясь на тот случай, если спутника придется ловить, но Эрик, хоть и придерживается за ветки, по тропинке спускается легким и мягким шагом.
- Странно, - нарушает он молчание. - Я не знал, что в ваших садах бывают нетронутые места.
Упорядоченность природы, достойная взыскательного взгляда, предназначена для моего городского сада. Здесь, в загородном поместье, кусочек дикости смотрится неопасно. Или для партизана-барраярца мой здешний дикий лес - ухоженный парк? Много лет назад было принято устраивать в загородных поместьях большие участки максимально естественного ландшафта - симуляцию нашей прародины, напоминание о том, что встретит нас за пределами родной планеты. Мода давно прошла, но первозданная дикость неровных почв, биологически примитивных зверей и сухого кустарника пережила столетия, не требуя, в отличие от цивилизованного сада, помощи и ухода.
- Стоило бы все это привести в порядок, - подтверждаю, - но я не хочу. Здесь налево.
Цель близка, но незаметна: лисы - признанные мастера маскировки, найти их логово тяжело; впрочем, у входа в нору на земле белеют мелкие косточки. Я подхожу и оставляю подношение под ближайшим кустом.
- Игрушки для лисят, - кивком указав на мелкие остатки добычи. - Кажется, в семействе пополнение.
Осторожность у лис в крови, и дожидаться, пока хозяин норы выглянет наружу и оприходует тушку, мы можем очень и очень долго. О чем я и сообщаю вполголоса. Эрик молча поворачивается, готовый идти обратно, и вежливым жестом пропускает меня вперед, и есть в этой тихой вежливости что-то настораживающее.
Уж очень он мрачно разглядывает лисий дом, и я, кажется, понимаю. Уж не воспринимает ли он себя как дикое создание, прирученное высшим существом и вынужденное, несмотря на свою показную независимость, терпеть снисходительные подарки? Живущее милостью того, кто соглашается не объявлять ему войну и не сживать со света, хотя мог бы?
Или просто завидует лисьей свободе?
Барраярец упрямо поджимает губы. - Ты знаешь, - говорит он, наконец, - мне не стоит так вестись на подарки.
Следовательно, с догадкой я прав. Но неужели теперь любое внешнее обстоятельство Эрик будет воспринимать, как занозу, как крючок, впивающийся в мягкое? Болезненными рывками вынуждающий покидать родную стихию? Параллели неверны: от лис я не завишу, их настроение мне безразлично, и подарок им случился ненамеренно. И еще одно заставляет меня облегченно вздохнуть и резонно ответить, не сбавляя шага: - Но ведь я тебе ничего и не дарил.
- Лисам тоже, - возражает он упрямо, прямо подтверждая предполагаемый ход мыслей, - только они сами могут выбирать, поиграть с твоим подношением или оставить, где лежит.
- И ты пользуешься этим правом, - пожав плечами, констатирую, - чем же ты недоволен? Ну ладно, допустим на минутку, что я пытаюсь тебя привязать, используя проверенный метод дрессуры. Но ведь ты мне не поддаешься.
- Я уже ем у тебя из рук и нахожу это занятие интересным, - угрюмо сообщает он. - Ты водишь меня гулять, поишь чаем, развлекаешь физическими упражнениями, собственноручно делаешь массаж, и даже пообещал накормить сладостями. Честное слово, будь я юной леди, ты просто обязан был бы на мне жениться.
Неловкий и почти злой смешок ясно показывает мне, как сильно Эриково недовольство своим поведением. Дико: он ведь действительно ведет себя безукоризненно.
- Юная леди в твоем исполнении была бы устрашающе грозна.
Судя по невольной улыбке, Эрик представляет себя... как это у них, барраярцев, принято? - в кринолине и с зонтиком.
- И все же, - настаивает он, - я не хочу принимать от тебя денег, но охотно беру подарки. Некрасиво. Не дело для мужчины.
- А, вот ты о чем. - И что ужасного в том, что я проявляю любезность к собственному гостю? Как сейчас - отвожу в сторону ветку и придерживаю, чтобы она не хлестнула идущего сзади. - У нас мужчины, как и женщины, имеют право получать подарки. Признаться, я не вижу в этом ничего непристойного.
- Право имеют и у нас, - отмахивается Эрик. - Но на этот счет есть приличия. Подарок должен быть невысокой ценности безделушкой; если его преподносит не близкий человек, он обязан быть отдарен равным; и... его нельзя слишком сильно ждать. Мне не хочется быть лисой, которая сидит в норе, прислушивается к твоим шагам, облизывается - и почему-то считает одолжением, что унесет к себе птичку поиграть...
Он снова смеется, несколько искусственно. Что за невозможный тип.
- Правильно считает, кстати, - старательно объясняю. - Я ведь тоже считаю одолжением... ну хотя бы то, что не охочусь именно на эту семейку. Хотя охоту люблю. Не здесь, разумеется, в охотничьих угодьях. - Вот там грубая естественность пестуется с тщанием. - Кстати, не хочешь съездить? Правда, это уже зимой...
Кажется, я только что сказал непростительно прямую глупость. Эрик, что удивительно, не мрачнеет, только задумывается.
- Вот ты и сам произнес, в чем разница и почему мне так неуютно, - склонив голову, медленно произносит. - Думаешь, я доживу здесь до зимы?
- Думаю, да, - честно отвечаю. Черт бы побрал эти денежные вопросы - в сочетании с моралью от них масса проблем. - Надеюсь, что да.
- Твое желание мне потакать - оно ведь не только странно, оно еще и не вечно, - вздохнув, сообщает, обрывает с дерева прутик и идет дальше, счищая с него по листочку. - Ненавижу неуверенность. И слабость тоже.
Как и я. К сожалению, сейчас слабы мы оба: он решимостью, я возможностью действий.
- На самом деле, все это легко решить, - чуть замедляя шаг, предлагаю. - Если у тебя будет свой источник дохода, не зависящий от меня, это улучшит ситуацию?
- Не знаю, - отвечает он задумчиво. - Наверное.
Хлещет концом прутика по голенищам. Идет, размышляя вслух.
- Источник дохода, источник занятия... источник эмоций и новостей, в конце концов. Я на тебя непозволительно сильно завязан. А что, это можно заказать по почте наложенным платежом? "Смысл жизни, одна штука, и близких людей, три штуки согласно списку"? И еще наследство от почившего дядюшки, чтобы уж наверняка? Хуже всего, что мне проще сейчас плыть по течению...
И будь спокоен, думаю я, утонуть у тебя не получится, я не позволю, насколько хватит сил. Не из-за клятвы, что удивительно; потому лишь, что ты только кажешься себе сломанным, а на деле - как упруго согнувшаяся под снегом ветка.
- Так и плыви, - мягко предлагаю. Увлекшись разговором, едва не украшаю прическу сухим образчиком флоры с ближайшей ветки, вытряхиваю лист из волос и продолжаю. - Просто знай, что однажды это плаванье закончится. Ты проснешься и почувствуешь, что способен переделать эту жизнь под себя. Я этого побаиваюсь, но так мне же будет лучше: знать, что ты общаешься со мною не потому, что от меня зависишь, а потому, что тебе самому этого хочется.
Пауза.
- Чем собираешься заняться сегодня? - утомившись от долгой речи, спрашиваю наконец.
Отбрасывает в сторону замученную веточку, разводит руками.
- Не знаю еще. Нет у меня особых планов, а прелесть сельской глуши хороша в дозах не более суточной.
Невольно усмехаюсь. Эрик ничуть не похож на лощеного столичного жителя, десять лет войны в лесах - не шутка, но если он здесь заскучает, то грош мне цена как гостеприимному хозяину. Чем же он привык развлекаться на войне? Спиртное из списка следует исключить сразу; грубые игры простонародья, привычные всякому военному, остались в прошлом; кататься верхом ему сейчас еще нельзя, а вот... Да, это, пожалуй, вариант.