Переводчик Гитлера - Шмидт Пауль. Страница 49

Гитлер начал с самого восторженного отчета о положении Германии. «Англия уже, можно сказать, потерпела поражение,? сказал он, завершая ту часть своего обзора, которая касалась перспектив побед Германии,? но она еще не готова признать этот факт». Затем возникло ключевое слово? Гибралтар. Если англичане его потеряют, их можно изгнать из Средиземноморья и из Африки. Теперь Гитлер пошел с козырей. Он предложил немедленно заключить договор и попросил Франко вступить в войну в январе 1941 года. Гибралтар будет захвачен 10 января теми самыми особыми частями, которые благодаря новой тактике с такой поразительной скоростью завладели фортом Эбен Эмаэль. Немецкий способ наступления, важной частью которого являлось использование «мертвой зоны» (зоны, которая не простреливалась благодаря горизонтальной и вертикальной наводке орудий), была в то время доведена до такого совершенства, что операция не могла не завершиться успешно. Как я слышал, немецкие части в Южной Франции имели точную модель крепости Гибралтар и фактически тренировались в ее захвате по этому методу.

Гитлер и так и сяк предлагал Гибралтар Испании и, более уклончиво, также и колониальные территории в Африке.

Сначала Франко, мешковато сидевший в кресле, ничего не говорил. По его непроницаемому лицу я не мог понять, ошеломило ли его это предложение или он просто спокойно обдумывал свой ответ. Потом он предпринял уклончивый маневр, подобный маневру его итальянского коллеги в начале войны. Испании не хватает продовольствия. Страна нуждается в пшенице? несколько сотен тысяч тонн немедленно. «Может ли Германия поставить их?»? спросил он с хитро выжидательным выражением лица, как мне показалось. Испания нуждается в современном вооружении. Для операции по захвату Гибралтара понадобится тяжелая артиллерия; Франко назвал очень большую цифру? количество тяжелых орудий, которые он хотел получить от Германии. Кроме того, он должен защищать свою протяженную береговую линию от нападений британского военно-морского флота. В добавление ко всему прочему у него мало зенитных орудий. Как может оградить себя Испания от возможной потери Канарских островов? Помимо всего прочего, с испанской национальной гордостью не сочетается получение в качестве подарка Гибралтара, захваченного иностранными солдатами. Крепость может быть захвачена только испанцами. Меня очень заинтересовало наблюдение Франко, сделанное в ответ на заявление Гитлера, что танковые части с гибралтарского плацдарма могли бы выгнать англичан из Африки. «До края великих пустынь, вполне возможно,? сказал Франко,? но Центральная Африка будет защищена от основных атак с суши поясом пустынь так же, как защищен остров в открытом море. Как ветеран африканских кампаний я в этом не сомневаюсь».

Сникли большие надежды Гитлера, почти наверняка предполагавшие и завоевание Великобритании. Франко придерживался мнения, что Англию можно завоевать, но тогда британское правительство и военно-морской флот продолжат войну из Канады при поддержке Америки.

По мере того как Франко излагал эти замечания спокойным мягким голосом, своей монотонной напевностью напоминавшим призыв муэдзина к молитве, Гитлер становился все более беспокойным. Беседа явно действовала ему на нервы. Однажды он даже встал, сказав, что не в состоянии продолжать разговор, но сразу же сел снова и возобновил свои попытки взять верх над Франко. Наконец Франко сказал, что готов заключить договор, но обставил свою готовность столь многочисленными оговорками относительно поставок продовольствия и вооружения и времени его активного вмешательства в войну, что соглашение представляло собой лишь фасад.

Потом сделали перерыв. Риббентроп и Суньер продолжили обсуждение в поезде министерства иностранных дел. Изменения в позиции Германии, о которых Гитлер говорил Риббентропу перед прибытием поезда Франко, не ускользнули от внимания умного Суньера. «Испания получит территорию из французских колониальных владений»,? так было сформулировано предложение, выдвинутое во время визита Суньера в Берлин. Но «Испания получит территории из французских колониальных владений в той степени, в какой Франция может получить компенсацию из британских колониальных владений»,? такой была формула, предложенная Риббентропом в Хендайе как самая большая уступка. Логично мыслящий испанец вполне резонно возразил, что в таком случае Испания может и ничего не получить? то есть если окажется, что Франции невозможно предложить компенсацию из британских владений.

В тот вечер испанцы дали ужин в большом банкетном вагоне Гитлера, специально привезенном из Германии и великолепно освещенном скрытыми светильниками. После ужина Гитлер и Муссолини собирались уехать и оставить своих министров иностранных дел вырабатывать формулировку, с которой они могли бы согласиться. Однако после трапезы оба диктатора снова углубились в дискуссию, из-за которой отправление поездов задержалось на два часа, но не приблизило стороны к взаимопониманию. На самом деле, чувства обоих претерпели изменения.

Буквально на следующее утро Риббентроп продолжил разрушение? шаг за шагом? того, что осталось от германо-испанской дружбы. Он систематично досаждал все более упорно сопротивлявшемуся испанскому министру иностранных дел, пытаясь заставить испанцев согласиться с формулировками соглашения, которые те упрямо отвергали. Наконец Риббентроп отослал испанцев в Сан-Себастьян, как будто они были школьниками, плохо выполнившими задание. «Текст должен быть здесь завтра в восемь часов утра,? сказал суровый „учитель“.? Я должен оставить вас, так как мы встречаемся с маршалом Петеном». Но его «ученики» вообще не появились на следующее утро. Вместо этого они прислали заместителя Государственного секретаря Эспинозу де лос Монтероса, дружелюбного, приятного человека, который одно время был послом в Берлине и говорил по-немецки как житель Вены, так как учился в этом городе. «Учитель» оценил работу как «неудовлетворительную». Как раз перед отъездом из Хендайе поспешно набросали еще один проект соглашения. Он предусматривал вступление Испании в войну после взаимных предварительных консультаций, но не содержал никаких явно выраженных оговорок насчет поставок продовольствия и оружия. Дружелюбный испанец на своем очаровательном венском диалекте пообещал представить проект Франко и доложить Германии о его решении.

Кипя от ярости, Риббентроп поехал со мной на машине в Бордо, где находился ближайший аэродром. Как и по пути в Компьен, нам пришлось нестись во весь опор, чтобы вовремя прибыть в Монтуар на встречу с Петеном. Всю дорогу Риббентроп поносил «иезуита» Суньера и «неблагодарного труса» Франко, который «обязан нам всем, а теперь не хочет присоединиться к нам». Подпрыгивания машины на ухабах, казалось, усиливали его досаду. Мы вылетели в Тур в очень плохую погоду. Любой другой летчик, кроме Бауэра, вероятно, не смог бы произвести посадку в дождь и туман, но он благополучно доставил нас на землю, и мы оказались вовремя в салоне Гитлера на станции Монтуар, когда туда прибыл старый маршал Франции.

Несмотря на преклонный возраст, маршал в щегольской униформе сидел очень прямо напротив Гитлера. Держался он скорее самоуверенно, чем подобострастно, и со спокойной леностью слушал мой перевод. Я говорил очень громко, потому что мне сказали, что маршал глуховат. Рядом с ним, как живая противоположность, сидел маленький смуглый Лаваль в неизменном белом галстуке, поочередно искательным взором поглядывая то на Гитлера, то на Риббентропа, пока я переводил.

Гитлер перечислил длинный список французских грехов, не выказывая, однако, резкости. Он повторил то, что говорил в Хендайе: «Мы уже выиграли войну; Англия побеждена и рано или поздно будет вынуждена признать это». И продолжал: «Ясно, что кто-то должен заплатить за проигранную войну. Это будет или Франция, или Англия. Если расплачиваться будет Англия, то Франция займет подобающее ей место в Европе и сможет полностью сохранить свои позиции как колониальная держава». Но чтобы это случилось, важно, чтобы Франция уже сейчас защитила свои колониальные владения от нападения и отвоевала колонии в Центральной Африке, перешедшие на сторону Де Голля. Косвенное предложение присоединиться к войне против Англии было сделано, когда Гитлер спросил Петена, что будет делать Франция, если на нее снова нападет Англия, как это было, например, когда французские военные корабли в Оране отказались подчиняться приказам британского флота.