Прекрасные и порочные (ЛП) - Вульф Сара. Страница 30

– Он изнасиловал тебя?

– Джек! – резко произносит миссис Хантер. Лай Дарт Вейдера становится пронзительным.

– Клянусь, – произношу я сквозь зубы, до крови впиваясь ими в губы. – Я, на хрен, убью тебя, если не прекратишь разговаривать.

– Ты поэтому всех ненавидишь? Потому что он настолько сильно причинил тебе боль? Потому что ты доверяла ему, а он взял и сжег твое доверие в огне?

– Джек Адам Хантер, я хочу, чтобы ты сейчас же остановился...

Джек нервно улыбается.

– Вот что ты получаешь, доверяя кому-то. Тебе стоило это знать.

Я бросаюсь к нему, но слишком медленно. Раздается звук пощечины, и голова Джека опрокидывается в сторону. Тишина в кухне весит килограммы, тонны. Дарт Вейдер поскуливает и затихает. Шипение рисоварки – единственный звук, который раздается. Миссис Хантер опускает руку, её лицо искажено от ярости и сожаления.

– Ты не будешь, – её голос медленный и осторожный, – снова разговаривать с Айсис, пока она сегодня здесь. Тебе понятно?

Глаза Джека вспыхивают от шока и замешательства. Но он быстро берет себя в руки и выходит из кухни, не произнеся ни слова и не взглянув на меня. Когда он ушел, миссис Хантер поворачивается ко мне.

– Мне очень жаль, Айсис. Он... Я не оправдываю его, но он просто не осознает, когда неисправимо причиняет людям боль.

– Я в порядке, – справляюсь я.

– Дорогая, – мягко говорит миссис Хантер. – Ты не в порядке. Ты плачешь.

Я поднимаю руку, чтобы коснуться лица. Оно влажное и холодное.

Миссис Хантер успокаивает меня объятиями, когда я пошатываюсь. Каждый дюйм моего тела дрожит, и я задыхаюсь от рыданий в её руках.

***

Миссис Хантер держит меня, пока я не успокаиваюсь, а затем настаивает, чтобы я выпила чашку мятного чая. Он сладкий и теплый и открывает мои забитые грустью легкие. Я благодарю её. Она не говорит о том, что произошло и не задает никаких вопросов. Просто вместе со мной пьет чай.

Уродина. Я дотрагиваюсь пальцем до вещи под своим рукавом. Чувствую её очертание на своей руке. Она болит, горит и тлеет.

Уродина, уродина, уродина.

Джек не спускается.

Я ухожу, поблагодарив её и извинившись за ланч. Эйвери сидит в машине и всё еще ждет меня, что-то печатая в своем телефоне. Она раздраженно смотрит на меня.

– Почему так долго? Принесла его?

– Он поймал меня.

– Он ЧТО? – шипит Эйвери. – Но... но я даже не видела, как подъезжала его машина.

Я указываю большим пальцем позади себя. Эйвери оборачивается, и её глаза расширяются, когда она видит черный седан, припаркованный почти за квартал позади нее.

– Он увидел мою машину, – говорю я.

– Почему его лобовое стекло в каких-то коричневых разводах?

Из моего рта вырывается единственный смешок, но быстро исчезает. Эйвери выглядит растерянной, а затем качает головой.

– Что там произошло? Ты выглядишь мрачно.

– Не хочу об этом говорить, – произношу я спокойно и завожу машину. Должно быть, Эйвери заметила мои красные глаза или сопливый нос, или то как я двигаюсь, словно из меня высосали энергию, потому что она не заставляет меня остаться или вернуться, чтобы достать письмо. Думаю, даже у безжалостных популярных девочек есть сердце. Магистраль мелькает за окном, пока я везу её домой.

– Я прочла письмо, – говорю я инертно. Глаза Эйвери вспыхивают.

– Что-нибудь... она писала что-нибудь о хирургическом вмешательстве?

– Нет.

Эйвери выдыхает, и за одно дыханье её покидает нечто беспокойное и тяжелое.

– Неврология, верно? – спрашиваю я.

– Да. Не было никаких симптомов пока...

Эйвери зажмуривает глаза.

– Неважно. Просто забудь об этом.

– Что он сделал, Эйвери? Ради Христа, что, черт побери, он сделал?! Почему вы с Реном так его боитесь?! Он просто парень. Тинэйджер.

Эйвери поднимает на меня глаза, в них что-то тяжелое и непостижимое.

– Нет, толстушка. Он не просто парень-тинэйджер. Я знакома с тинэйджерами. Джек не один из них. Может, он выглядит как подросток, и, возможно, так написано в его свидетельстве о рождении, но он старше. Ты это чувствуешь, не так ли? Даже ты не можешь быть настолько тупой.

– Чувствую что?

– Его отличие.

Она смотрит в окно, я съезжаю с магистрали и поворачиваю на съезд. Мимо проносятся деревья, в её глазах отражается зелень, когда она начинает говорить.

– Он не похож на остальных. И никогда не будет.

Конечно, он не похож на всех остальных – он выглядит как модель «Американ Игл» в глянцевом журнале. У него нет сердца. Ну, или, по крайней мере, нет сердца для всех, чье имя не начинается на «Соф» и не заканчивается на «ия». Конечно, он отличается от нас – Джек Ледяной Принц.

Эйвери расстроенно кидает свой телефон в сумочку.

– Черт.

– Что?

– Не могу дозвониться до Кайлы.

– Возможно, она занята, размазыванием грязи по своему лицу и укладыванием кусочков огурчика на глаза, ну, или чем-то в этом роде, что вы, привлекательные девочки, делаете, прихорашиваясь. У нее завтра вечером свидание.

– Что? С кем? Лучше бы это, на хрен, был Рен.

– Рен? Почему?

Эйвери пытается сыграть безразличие.

– Н-нет причины. Это Рен, так?

– Нет. Это Джек.

– Я же говорила ей – Рен! – рычит Эйвери. – Рен, Рен, Рен, а потом, после Рена, она может снова бесполезно преследовать Джека и делать всё, что хочет.

– О чем ты говоришь?

Эйвери бросает на меня взгляд.

– Ты видела, как они вели себя в боулинге. Даже Джек заметил. Вне школы, где она не популярна, а он не мужлан, они прекрасно ладят. Рен всегда был в нее влюблен.

И тогда меня осеняет.

– Ты используешь Кайлу! – огрызаюсь я. – О, мой бог, ты используешь её, чтобы добиться финансирования путешествия в горы для своего французского клуба! Ты используешь свою подругу!

– Это не только для меня, ясно? – Эйвери сердито просверливает своим взглядом дырку в моем лобовом стекле. – Кайла поедет. И София. Это мой единственный шанс, понятно? Последний шанс, чтобы... чтобы загладить свою вину. Может, операция будет и не сейчас, но в ближайшее время. Джек сказал мне.

– Это не оправдывает тот факт, что ты заставляешь Кайлу флиртовать с парнем, который ей не нравится, чтобы добиться своих целей...

– Он сказал тебе? – Эйвери перебивает меня. – Джек сказал тебе, сколько осталось Софии?

Я тяжело сглатываю, и на этот раз мой прославленный в качестве мотора рот затихает. Закончилось топливо. Закончились слова.

Эйвери смотрит в окно на мелькающий лес.

– Франция. Когда были детьми, мы притворялись, что живем во Франции. Принцессы. Так мы играли на её заднем дворе. Принцессы Франции. И у нее была книга, я уверена, что до сих пор есть. Мы вместе её сделали. Может быть, она сожгла её. Альбом с картинками вещей, которые мы хотели сделать, когда вырастем. Там полно французской фигни. Она начала учить французский прямо перед...

Она замолкает, когда я заезжаю на её подъездную дорожку.

– Эйвери, ты можешь мне, пожалуйста, пожалуйста, рассказать, что случилось с тобой, Софией, Джеком и Реном в средней школе? Пожалуйста?

Зеленые глаза Эйвери вспыхивают, когда она смотрит на меня, словно оценивает.

– Ты как он, знаешь.

– Скажи что?

– Ты как он, – повторяет она. – Как Джек. Ты другая. Люди это чувствуют. Наверное, поэтому вы двое и не в ладах. Вы похожи. Как два магнита, отталкивающие друг друга.

– Эйвери, что случилось...

– В то время мне нравился Джек. Я была как Кайла – одержимая. София и Джек... всем было очевидно, что они влюблены. И предназначены друг для друга. А я… я не могла это выдержать. Поэтому все и устроила. Я подкупила каких-то плохо зарабатывающих парней, которые передвигали ящики на мамином складе морского торгового флота. Портовых рабочих. Огромных идиотов, которым лишь бы пойти напиться. Я подкупила их. Я сделала это. Я была глупым ребенком и сделала это, а теперь расплачиваюсь за это. Каждый божий день.