Дневник леди Евы (СИ) - Белова Юлия Юрьевна. Страница 34
Справа от донжона стояла довольно изящная маленькая часовня. Рядом был разбит сад, сейчас довольно запущенный, но плодоносящий, о чем говорили зеленые завязи яблок и слив, небольшой огород, в котором виднелась зеленая ботва моркови и красноватая — свеклы. А вот в цветнике царила «мерзость запустения», только в середине клумбы гордо торчал огромный лопух. Далее располагались ещё одна кухня с пекарней, более чистая, вероятно, для рыцарей, птичник, мельница и тщательно огороженный скотный двор, где содержались коровы и свиньи.
Внутреннее устройство донжона также не блистало оригинальностью. Надземная часть представляла собой пять этажей, если не считать пространства на крыше, за зубцами, покрытого навесом. Там практически постоянно жил башенный сторож. Точнее, их было двое, старый солдат, и более молодой, но с искалеченной правой рукой и ногой. Когда один нес вахту, другой спускался на верхний этаж донжона, в комнату с камином, чтобы поспать и погреться. Центром верхнего этажа являлась площадка, на которую выходила изогнутая, проложенная в толще стены, лестница снизу. На одной стороне площадки находилась комната сторожей, а помещение на другой стороне пустовало.
Если спуститься вниз по лестнице, на этаж ниже, то можно было попасть на другую площадку, полукруглой формы. Большие двустворчатые двери открывались с нее прямо в большой зал, в котором находился пиршественный стол, лавки, канделябры и кресло хозяина, за которым располагалась неприметная дверца, ведущая в оружейную. Сбоку от парадных дверей находился узкий коридор, в конце которого помещалась дверь в просторную спальню хозяина.
Лестница, уводящая с площадки вниз, на следующий этаж, также проложенная прямо в стене, была более короткой, чем верхняя и довольно широкой — на ней, чуть потеснившись, могли разойтись два человека. На этот уровень выходила лестница прямо со двора. Возле входа в донжон располагалась маленькая комната для стражи и прислуги, а остальное пространство этажа было разделено пополам массивной каменной перегородкой, которую в случае осады можно было перекрыть наглухо. Здесь помещались довольно благоустроенные комнаты рыцарей, которые постоянно жили в замке и не имели своих семей, их было, как правило, немного, всего двое или трое человек. Женатые рыцари, принесшие сэру Роджеру вассальную клятву, жили либо в деревне, либо в домах, построенных вне замка, и являлись на службу по вызову, или тогда, когда сами считали нужным, а точнее — как предписывал кодекс чести в плане службы сюзерену.
Остальная часть гарнизона, стрелки и стражники, жили либо в помещении для слуг, либо в угловых башнях. С половины, противоположной входу, узкий лаз вел вниз, в помещения для слуг и кладовые, располагавшиеся в нижней части донжона, на первых двух этажах, не имеющих своего выхода наружу. Кроме того, по слухам, под замком было ещё несколько этажей подземелий, но входить туда имели право единицы — только сам хозяин, или особо приближенные лица по его приказу.
Глэдис поселили на самом верху донжона, в пустующей комнате напротив комнаты сторожей. Помещение оборудовали так, чтобы в нем было максимально комфортно. Видимо, здесь раньше жил кто-то из семьи рыцаря. Места в комнате было много, окна выходили на южную сторону, поэтому света и воздуха было предостаточно. Оконные проемы были застеклены цветным стеклом, но рамы можно было при желании распахнуть. В комнате стояла широкая кровать, с мягкой периной и бархатным балдахином, подушки были обшиты шелком, с шелковыми же кистями, имелся целый набор одеял на любую погоду. Под одним из окон стоял большой, в половину человеческого роста высотой сундук из добротного дубового дерева, окованный медью, почти пустой, если не считать покоящихся в нем нескольких подушек и какой-то лохматой шкуры. Интерьер дополняли изящный столик, инкрустированный перламутром и разными породами дерева, камин, мягкая шкура и длинная лавка перед ним, металлическая стойка для одежды возле кровати и пара канделябров.
Почти сразу в комнату пришла молоденькая девушка, которая сначала показалась Глэдис сонной, но при более близком знакомстве оказалась не только очень живой, но и хорошенькой. Девушку звали Мэри. Её прислали к Глэдис в качестве служанки. Сонный вид ей придавали припухшие глаза. Видимо, много пришлось плакать в последнее время. Но Глэдис было не до того, чтобы расспрашивать девушку о её проблемах. Пока она совершенно не понимала, почему оказалась здесь, и что будет дальше. Неизвестность пугала.
Глава 10. Семья поневоле
Она провела несколько дней в абсолютном неведении относительно планов сэра Роджера на нее и Джея. Сын навещал ее каждый день, но общались они исключительно в присутствии Китни и пожилой няньки. Как рассказала Мэри, нянька появилась в замке примерно за месяц до прибытия Глэдис с сыном. Видимо, их здесь ждали. Кстати, служанка оказалась просто кладом. Девушка успевала везде, и знала все обо всем, что происходило в замке. Она же рассказала, что Джейсон живет теперь в комнате одного из рыцарей на третьем этаже. Это значит, что его уже начали готовить в оруженосцы. Глэдис много общалась с оруженосцами, и знала, что так заведено. Наставником будущего рыцаря с самого раннего детства становился уже состоявшийся рыцарь, желательно не родственник, так как считалось, что родственные чувства могут помешать правильному становлению характера юного оруженосца. Материнское сердце Глэдис, например, никак не могло смириться с тем, что ее пятилетний сын спит теперь на жестком матрасе и каждый день, с самого раннего утра должен проверять, хорошо ли начищены доспехи наставника и в порядке ли его одежда. Впрочем, неженкой Джейсон никогда не был.
С самой Глэдис обращались хоть и холодновато, но относительно вежливо. Кормили хорошо, она давно отвыкла так питаться. Но охраняли ее тоже хорошо, вежливо, но твердо пресекая любые ее попытки выбраться из комнаты. Стража помещалась здесь же, на той же площадке, в комнате напротив, дверь в которую была всегда открыта.
Джей посвежел и выглядел здоровым. Кажется, никто пока не собирался причинять им какой-то вред, но Глэдис почти не спала, и сходила с ума от беспокойства, не зная, что их с сыном ждет в будущем. Кроме того, она так привыкла засыпать, слушая, как он посапывает под боком! Джей, который, как хороший товарищ, делил с ней и горе, и радости, почти никогда не хныкал, и в свои пять лет уже делал наивные и смешные пока попытки стать мужчиной в семье. И теперь она была лишена радости наблюдать за всем этим. Она безумно скучала по нему. Ей было мало, мало этих коротких визитов, когда нельзя было даже обнять малыша, прижать его к себе, вдохнуть запах молока и ромашки, которой от него почему-то всегда пахло, даже зимой, прикоснуться губами к шелковистым волосикам на макушке, подержать так, чтобы он начал уже нетерпеливо возиться, готовый сорваться с места и помчаться навстречу новым приключениям. Она тосковала и даже научилась плакать — в последние годы было как-то не до этого. Даже в первые дни в этом мире ей не было так одиноко.
В один из таких дней и появился сэр Роджер. Он пришел, одетый нарядно, даже щеголевато, по-видимому, у него было прекрасное настроение. Ее окатило волной ледяного бешенства, но она не дала вырваться ему на волю — инстинктивно почувствовала, что сейчас должно случиться что-то важное.
— Почему мне не дают видеться с сыном? — холодно спросила она вместо приветствия.
— Приветствую Вас, миледи, — сэр Роджер поклонился не без изящества, и даже как будто сделал движение, чтобы поцеловать ей руку, но, видимо передумал, не зная, как это будет воспринято, — Разве он не навещает Вас каждый день?
Ее просто мутило от ненависти к этому человеку.
— А разве матери будет достаточно видеть своего сына всего по часу в день, и то в присутствии чужих людей?
— Это не чужие люди, — озадаченно сказал сэр Роджер, — Китни — моя правая рука, а нянька — опытная женщина, вырастившая, по крайней мере, пятерых детей, так что наш сын в хороших руках, — закончил он даже с каким-то облегчением. Такой простодушный эгоизм при других обстоятельствах показался бы ей забавным, но сейчас это самодовольное лицо вызывало у нее только отвращение. Однако он не дал ей времени на анализ своих чувств.